Павел Милюков - Энциклопедия русской православной культуры

• Название: Энциклопедия русской православной культуры
• Автор: Павел Милюков
• Жанр: Религия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-34836-7

В книге выдающегося русского историка и политического деятеля П.Н. Милюкова подробно рассмотрены начало и развитие русской религиозной культуры, судьбы церкви и России. Автор рассказывает об архитектуре, живописи, музыке, театре, литературе на фоне общей исторической ситуации: наиболее важных и драматических событий в тысячелетней истории православной Руси от ее крещения до XX века. Для современного читателя «Энциклопедия русской православной культуры» – это прекрасная возможность познакомиться с одной из сокровищниц культурного наследия России и ее духовных ценностей.

Книга богато иллюстрирована и адресована широкому кругу читателей, интересующихся христианской культурой.

---

Павел Николаевич Милюков Энциклопедия русской православной культуры

МИЛЮКОВ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ

(1859, Москва – 1943, Экс-ле-Бен, Франция)

ВВЕДЕНИЕ

Наша книга посвящена различным аспектам духовной жизни русского народа. Во что веровали наши предки, чего желали, к чему стремились – вопросы, на которые мы постараемся найти конкретные решения.

Внешняя, материальная обстановка и внутренняя, духовная жизнь – чем связаны между собой эти два совершенно разнородных явления? Сторонники мировоззрения, резко отделявшего духовное от материального и ставившего душу на недосягаемую высоту над «материей», утверждали, что именно духовная жизнь должна составить исключительный предмет внимания историка, а внешняя обстановка лишь жалкая шелуха, разбираться в которой есть дело праздного любопытства.

Мировоззрение начала XX века уже не может более противопоставлять духовную культуру материальной: на ту и другую одинаково приходится смотреть как на продукт человеческой общественности.

Сторонники экономического материализма, по-видимому, ожидают, что явления духовной жизни русского народа мы будем объяснять при помощи материальных условий быта. В некоторых случаях такое объяснение даже стало более или менее обычным, например, в истории раскола. Но, отказавшись выводить «духовное» из «материального» – точно так же, как и противопоставлять одно другому, – мы тем самым уже поставили иную задачу для исторических объяснений духовной жизни. Можно, в известном смысле, согласиться, что весь процесс человеческой эволюции совершается под влиянием могущественного импульса – необходимости приспособиться к окружающей среде. Но отношения человека к окружающей среде не ограничиваются одной только экономической потребностью. В человеческой психике отношения эти являются настолько уже дифференцированными, что историку приходится отказаться от всякой надежды свести все их к какому-то первобытному единству. Ему остается лишь следить за параллельным развитием и дальнейшим дифференцированием различных сторон человеческой натуры в доступном его наблюдениям периоде социального процесса. Составляя вместе одно неразрывное целое, все эти стороны развиваются, конечно, в теснейшей связи и взаимодействии. Мы найдем при этом, что процесс, которым развивались совесть и мысль русского народа, в существе своем воспроизводит те же черты, какими этот процесс характеризуется в других местах и в другие времена истории. Так и должно быть, если верно наше положение, что эволюция так называемых «духовных» потребностей имеет свою собственную внутреннюю закономерность.

Такие наблюдатели и судьи, как Белинский и Достоевский, признали, в конце концов, самой коренной чертой русского национального характера способность усваивать всевозможные черты любого национального типа. Другими словами, наиболее выдающейся чертой русского народного склада оказалась полная неопределенность и отсутствие резко выраженного собственного национального обличья.

За границей нередко можно натолкнуться на косвенное подтверждение этого вывода. В наших соотечественниках часто узнают русских только потому, что не могут заметить в них никаких резких национальных особенностей, которые бы отличали француза, англичанина, немца и вообще представителя какой-либо культурной нации Европы. Если угодно, в этом наблюдении заключается не только отрицательная, но и некоторая положительная характеристика. Народ, на который культура не наложила еще резкого отпечатка, народ со всевозможными и богатыми задатками, в элементарном, зародышевом виде, и с преобладанием притом первобытных добродетелей и пороков – это, очевидно, тот самый народ, в общественном строе которого можно найти столько незаконченного и элементарного. При желании можно усмотреть в этом обещание на будущее. Но это уже предмет веры, а не точного знания.

ЦЕРКОВЬ И ВЕРА

Начало русской религиозности

Противоположные мнения о значении религии для русской культуры. Характер религиозности русского общества по принятии христианства (по материалам «Киево-Печерского патерика»). Особенности древнейшего русского подвижничества. Физический труд как духовный подвиг. Бдение и пост, борьба с плотью и ночными страхами. Недостижимость высших форм подвижничества. Негативное отношение монахов к начитанности и учености. Греческий устав и его нарушение монахами Киево-Печерской обители. Состояние религиозности в мирском обществе. Отношение монастыря к миру и мира к монастырю.

Культурное влияние Церкви и религии было, безусловно, преобладающим в исторической жизни русского народа. Таково оно всегда бывает у всех народов, находящихся на одинаковой ступени развития. Но сохранилось мнение – очень распространенное, – по которому преобладающее влияние Церкви считалось специальной национальной особенностью именно русской нации. Из этой особенности одни выводили все достоинства русской жизни, тогда как другие склонны были объяснять этим ее недостатки. В глазах первых, качества истинного христианина являются и национальными чертами русского характера. Русскому свойственна в высшей степени та преданность воле Божией, та любовь и смирение, та общительность с ближними и устремление всех помыслов к Небу, которые составляют самую сущность христианской этики. Это полное совпадение христианских качеств с народными ручается и за великую будущность русского народа. Таково было мнение родоначальников славянофильства; его пыталось освежить и поколение интеллигенции 90-х гг XIX в., получившее неожиданное влияние на молодежь, выросшую под впечатлениями мировых войн и постигшей суть катастрофы.

П. Я. Чаадаев – духовный отец «западников»

Этому мнению противопоставлен был взгляд, совершенно противоположный. В самой яркой форме он был выражен П. Я. Чаадаевым. Если Россия отстала от Европы, если прошлое ее жалко, а будущее – темно, если она рискует навеки застыть в своей «китайской неподвижности», – то это, по мнению Чаадаева, есть вина растленной Византии. Оттуда, т. е. из отравленного источника, мы взяли великую идею христианства; но жизненная сила этой идеи была в корне подрезана византийскими формализмом и казенщиной. Таким образом, влияние византийской церковности на русскую культуру действительно было велико, но это было – влияние разрушительное.

А. С. Хомяков – первый теоретик славянофильства, давший этому учению богословское обоснование

Оба противоположных взгляда, только что изображенные, сходятся в одном – в признании за известной вероисповедной формой огромного культурного значения. Не будем разбирать этого взгляда по существу; но, как бы мы ни отнеслись к нему, несомненно одно. Самый высокий, самый совершенный религиозный принцип, чтобы оказать все возможное для него влияние на жизнь, должен быть воспринят этой жизнью более или менее полно и сознательно. Между тем уже сами славянофилы, в лице одного из самых умных своих представителей – и наиболее компетентного в богословских вопросах – А. С. Хомякова, признали, что представлять себе древнюю Русь истинно христианской – значит сильно идеализировать русское прошлое. Древняя Русь восприняла, по справедливому мнению Хомякова, только внешнюю форму, обряд, а не дух и сущность христианской религии. Уже по одному этому вера не могла оказать ни такого благодетельного, ни такого задерживающего влияния на развитие русской народности, как думали славянофилы и Чаадаев. В начале XX в. взгляд Хомякова сделался общепринятым: его можно было встретить в любом учебнике церковной истории.

Итак, считать русскую народность, без дальних справок, истинно христианской значило бы сильно преувеличивать степень усвоения русскими первоначального христианства. Таким же преувеличением влияния религии было бы и обвинение ее в русской «отсталости» (для этой «отсталости» сложились другие, органические причины, действие которых распространялось и на религию). Религия не только не могла создать русского психического склада, но, напротив, она сама пострадала от элементарности этого склада. При самых разнообразных взглядах на византийскую форму религиозности, воспринятую Россией, нельзя не согласиться в одном: в своем источнике эта религиозность стояла неизмеримо выше того, что могло быть из нее воспринято на первых порах Русью.

Об этом содержании только что воспринятого из Византии православия мы можем судить по очень поучительному и драгоценному древнему памятнику. Религия, введенная святым Владимиром, с самого начала встретила немало горячих душ, которые со всей страстью бросились навстречу новому «духовному брашну»6 и решились сразу отведать самых изысканных яств византийской духовной трапезы.