Юлия Кантакузина - Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876-1918

• Название: Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876-1918
• Автор: Юлия Кантакузина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-2649-8

Внучка героя Гражданской войны в США, легендарного генерала Улисса Гранта, дочь генерал-майора Фредерика Гранта, Юлия вышла замуж за потомка знаменитого рода византийских императоров Михаила Кантакузина. Даже самые тяжелые революционные дни и выпавшие на ее долю испытания княгиня встречала с присущей ей деятельной энергией. Внимательный взгляд Юлии зафиксировал важные, но никем ранее не отмеченные черты меняющегося облика страны, которую она успела полюбить. В начале 1918 года после множества приключений княгине с мужем удалось выбраться из России.

---

В июле родился наш первый ребенок, великолепный пухлый мальчик с темно-карими глазами Кантакузиных. Он был здоровым и сильным, и я чрезвычайно гордилась этим новым членом семьи.

У моего мужа был брат-моряк, на пятнадцать месяцев его моложе, он вернулся с Востока как раз ко времени рождения Майка. Борис сразу же принял меня и ребенка, которым восхищался. Познакомившись с этим членом семьи, я почувствовала, что у меня есть все основания поздравить себя с тем, что муж дал мне возможность войти в такой милый семейный круг.

Имея прелестный дом, полный любимых вещей, прекрасного сына и симпатичного мужа, я начинала новую жизнь в России. Я чувствовала себя здоровой и сильной после проявленной обо мне заботы во время моих болезней и с нетерпением ожидала возможности приобщиться к жизни петербургского светского общества и познакомиться со всемирно известными людьми, составлявшими его славу.

Глава 7 Первые светские впечатления

Мне было чрезвычайно интересно знакомиться с людьми в Санкт-Петербурге. Это совсем не походило на встречи в светских обществах, когда мы проездом посещали какие-то иностранные города и знали, что скоро уедем и произведенное друг на друга впечатление не имеет существенного значения. Здесь же все было по-иному. Некоторые из этих русских были теперь моими родственниками, любой из них потенциально мог стать другом, и я знала, что мне предстояло всю оставшуюся жизнь провести среди них. Они сильно отличались от приятелей из прошлого. У меня создалось впечатление, будто они намного проще и естественней. Этикет, безусловно, существовал, но его гнет в меньшей степени ощущался в Петербурге, чем в Вене.

Петр Великий учредил градацию рангов, и по правилам ни один армейский офицер рангом ниже полковника не мог появиться ни на одном из придворных приемов с женой, если он или она не состояли при ком-либо из членов императорской семьи. В этом случае они приходили официально как часть свиты. Унаследованный титул совершенно не менял такого положения при дворе. Человек мог быть главой княжеской семьи и все же не иметь придворного звания, в то время как любой полковник, даже будучи низкого происхождения, из любой части страны имел право явиться с супругой на большой придворный бал.

Рождение имело значение с исторической и светской точки зрения, но не официально, в то время как официальный бюрократический ранг, военный или гражданский, давал определенные придворные права. Об этом мне сразу же сообщила свекровь, а поскольку мой муж в свои двадцать четыре года был всего лишь лейтенантом, хотя и престижного Кавалергардского полка вдовствующей императрицы, невзирая на все наши родственные связи и положение в обществе, он не мог ни взять меня во дворец, ни явиться туда сам, если только не нес там караульную службу. Оставлять свою службу в полку он не хотел, так что, казалось, нам предстоит ждать долгие годы, прежде чем я приобрету официальное право быть представленной двум императрицам[39], что являлось первым шагом к признанию при дворе.

Я слышала, что в жизни нескольких женщин это стало помехой на все годы молодости; мне повезло больше, и почти сразу же трудности исчезли с моего пути. Однажды на небольшом балу во дворце великого князя Владимира хозяйка дома великая княгиня Мария подошла ко мне и, взяв за руку, сказала: «Пойдемте, радость моя, я говорила о вас с императрицей, и она разрешила представить вас ей». Меня подвели к тому месту, где стояла молодая императрица, великая княгиня сказала несколько добрых слов и подтолкнула меня вперед, в пустое пространство, остававшееся вокруг правительницы. Она была чрезвычайно тиха и застенчива. Задав два-три поверхностных вопроса, на которые я ответила, она впала в свое обычное состояние молчаливой рассеянности, так что, сделав реверанс, я отошла. Тем не менее, поскольку я все-таки побеседовала с ее величеством, все стали говорить, что мне следует сразу же попросить об официальной аудиенции, и не только императрицу, но и всех великих княгинь. Если кто-то поклонился императрице, проявить невнимание к подобной особе будет неправильно.

Вскоре после этого произошел еще один приятный сюрприз. Совершенно неожиданно я получила письмо от старшей фрейлины вдовствующей императрицы, где говорилось, что герцогиня Камберленд написала письмо с просьбой к ее величеству оказать любезность и принять меня, поскольку та была дружна с моими родителями в Вене. В результате одним прекрасным утром меня пригласили на аудиенцию в Аничков дворец, резиденцию императрицы-матери, и она проявила присущую ей любезность.

Новость об этом нарушении порядка скоро распространилась повсюду, и, как только с представлениями было покончено, я стала получать приглашения на придворные торжества и отныне прекрасно проводила время. Конечно, оказанная мне особая честь вызвала шум, поскольку некоторые женщины, оказавшиеся в подобном положении, годами ждали на обочине, когда судьба предоставит им возможность завоевать признание, в то время как меня повсюду приглашали и я чрезвычайно весело проводила время.

На этом мое везение не закончилось. Во-первых, положение моего мужа упрочилось благодаря тому, что он установил дружеские отношения с некоторыми из молодых великих князей. Великая княгиня Мария устроила для нас небольшой обед, чтобы я смогла все это узнать. В тот вечер на прием пришел герцог Эдинбургский, брат короля Эдуарда VII; встретив там меня, он рассказал всем присутствующим историю моей семьи и о своем давнем знакомстве с моим дедом. После его рассказа все присутствовавшие надолго запомнили историю моего происхождения, что еще больше облегчило мой путь в светское общество.

Будучи молодой и энергичной и имея подобное покровительство, я испытывала желание угодить своим новым соотечественникам и была готова немедленно занять место среди молодых замужних дам императорской столицы.

Однако, говорят, молодая императрица, увидев меня, неодобрительно высказалась по поводу моего бального платья с глубоким квадратным вырезом вместо классического придворного декольте. Это незначительное изречение повторялось и преувеличивалось до тех пор, пока не превратилось в суровую критику в мой адрес и американских манер в целом. Через неделю все это кончилось ничем, но тогда это принесло мне известность и вызвало ко мне сочувствие. Я конечно же воздерживалась от жалоб, но тот факт, что на многих присутствовавших дамах были надеты платья с таким же квадратным вырезом, как мой, поскольку прием у великой княгини считался частным балом, привел к тому, что удар, нацеленный на беспомощную иностранку, обернулся в мою пользу.

Впоследствии я обнаружила, что в отношениях между петербургскими аристократками и молодой императрицей существует какое-то напряжение. Оно возникло сразу же по приезде ее величества и быстро разрасталось, поощряемое гнусными интриганами, стремившимися использовать императрицу в своих целях. Использовав инцидент с моим платьем, четыре или пять молодых женщин на следующий придворный бал намеренно надели платья с квадратным вырезом, а когда суровые замечания императрицы стали повторяться в городе, виновницы принялись энергично защищаться. Начались сплетни и обиды, казавшиеся забавными и нелепыми, но они продемонстрировали, откуда уже тогда, в 1901 году, дул ветер.

Мои первые годы в Петербурге до начала Японской войны[40] были самыми блестящими со светской точки зрения. Императрица-мать не часто появлялась при дворе, но, когда появлялась, занимала первое место. Беседа ее была такой же веселой и милой, как она сама. Она умела сделать так, чтобы в ее обществе люди чувствовали себя непринужденно, казалась очень человечной и женственной, вдохновляя человека на лучшее. Ее манеры в точности напоминали манеры сестры, герцогини Камберленд, и мне казалось, будто я знала ее всегда.

Однажды ее доброе отношение и такт спасли меня в тягостной и ложной ситуации, в которую я попала из-за немецкого кронпринца. Последний приехал с недельным визитом, насколько я помню, в 1902 году. Это было в то время, когда немецкий император пытался склонить на свою сторону нашего императора и когда он настойчиво напоминал о том, что наша молодая императрица – его двоюродная сестра; и мать кайзера, и мать нашей императрицы были дочерьми королевы Виктории: старшая дочь английского короля и Алиса Английская.

Немецкий кайзер придумал план отправить своего старшего сына, тогда все еще неженатого, в Россию, чтобы проинспектировать полк, почетным командиром которого был Вильгельм II, и провести неделю при дворе. Наш император прикомандировал к кронпринцу троих офицеров и нескольких секретарей. Во главе этой группы стоял старый князь Долгорукий, один из «генерал-адъютантов» императора, кроме того, «генерал императорской свиты». А поскольку гость был молодым, спортивным, не говорил по-русски и не хотел говорить по-французски, в качестве сопровождающих были избраны мой муж и адъютанты его величества.