Джон Уилер-Беннет - Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии

• Название: Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии
• Автор: Джон Уилер-Беннет
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4288-7

Книга британского историка Джона Уилер-Беннета посвящена одной из самых драматических коллизий Первой мировой войны – заключению мирного договора между Советской Россией и Германией.

Автор воспроизводит напряженнейшую атмосферу и драматический накал борьбы, которая велась вокруг заключения мирного договора на международном форуме в Брест-Литовске. Уилер-Беннет представляет реалистичный анализ ситуации, а также отдает должное политической дальновидности В.И.Ленина, «оставившего не у дел» те политические круги Германии и стран Антанты, которые хотели «растащить по кускам» ослабленную войной Россию и фактически лишить ее независимости и самостоятельности.

---

На третий день переговоров (22 ноября) советская делегация категорически потребовала «рассматривать перемирие на всех фронтах с точки зрения заключения всеобщего мира на основе, уже выработанной Всероссийским съездом Советов». Гофман спросил, имеет ли советская делегация полномочия от своих союзников по Антанте выступать с подобными предложениями. Он готов вести переговоры о перемирии как только с одной Россией, так и с Россией вместе со всеми ее союзниками, однако, если союзники предпочли не участвовать в переговорах, означает ли это, что нельзя вести переговоры и стремиться к заключению сепаратного перемирия только с одной Россией?

Оказавшись загнанным в угол, Иоффе не выдержал. Он был вынужден признать, что не имеет полномочий от союзников на ведение переговоров о перемирии, а в частном порядке, за обедом, сказал Гофману, что не может заключить сепаратное перемирие без консультаций с Петроградом. Он должен вернуться в столицу и обсудить этот вопрос с Лениным и Троцким. Сепаратное соглашение о перемирии никоим образом не вписывалось в то видение ситуации, которое имелось в Смольном, а Иоффе хорошо знал, что такое холодная ярость Ленина, когда он разгневан. Каждый дипломат, находившийся на службе нового революционного правительства, знал, что за ошибку он может ответить головой; дамоклов меч этого страха висел и над Иоффе. Он должен возвратиться в Петроград.

Гофман согласился, чтобы стороны приняли позволяющее спасти лицо заявление, в котором говорилось, что «делегации согласились довести до сведения своих правительств предложение советской делегации пригласить все воюющие стороны принять участие в переговорах». Было решено сделать перерыв на неделю до 30 ноября. После этого руководители советской делегации отбыли в Петроград, оставив «на хозяйстве» Кара-хана держать дипломатическую оборону.

В течение всего хода этих предварительных переговоров, а точнее, с самого момента выхода приказа Крыленко о братании большевистские агенты, не теряя времени, вели самую активную пропагандистскую работу. Экземпляры Декрета о мире вместе со специальным обращением к немецким солдатам не только нелегально доставлялись в окопы и распространялись там, но также разбрасывались с аэропланов в немецком тылу. Одним из нововведений Троцкого на посту наркома иностранных дел было образование Отдела печати, который возглавил Карл Радек, а также создание Бюро революционной пропаганды, руководителем которого стал Борис Рейнштейн, помощниками его были Джон Рид и Альберт Рис Вильямс; вся пропагандистская мощь этих новых образований была обрушена на германскую армию.

Немецкая газета Die Fackel («Факел») печаталась тиражом в полмиллиона экземпляров ежедневно и отправлялась специальным поездом в центральные армейские комитеты в Минск, Киев и другие города, а оттуда уже распространялась по всему фронту[70].

«Братья солдаты Германии! – такими словами начиналось обращение в первом номере газеты. – Выдающийся пример вашего лидера Либкнехта, та борьба, которую вы ведете на встречах, митингах и через печать, наконец, революционное восстание на вашем флоте являются для нас гарантией того, что трудящиеся массы начали настоящую и решительную борьбу за мир».

Специальная делегация во главе с Зиновьевым, снабженная аналогичного рода «горючим» пропагандистским материалом, была направлена на границу для того, чтобы содействовать революционному взрыву в Центральной Европе. Как и можно было ожидать, немцы не пропустили ее через свои позиции, машина, груженная номерами «Факела», а также воззваниями Ленина, была остановлена, а весь пропагандистский материал сожжен. «Я вынужден был отклонить требования большевиков о свободном допуске пропагандистских материалов в Германию, – пишет Гофман, – при этом, однако, я сказал, что с удовольствием окажу содействие в поставках подобной литературы в Англию и Францию»[71].

Тем временем в Петрограде Ленин все еще лелеял надежду, что пролетарские массы воюющих стран ответят на призыв к всеобщему миру. Однако независимо от того, ответят они или нет, мир был обещан трудящимся России, и это обещание должно быть выполнено, будь то всеобщий мир или сепаратный. Даже если будет подписано сепаратное перемирие, союзники могут подключиться к переговорам о всеобщем мире и после этого. С учетом такой возможности Иоффе были даны инструкции возвращаться в Брест-Литовск и продолжать переговоры.

В ноте от 23 ноября за подписью Троцкого союзники были проинформированы о ходе переговоров о перемирии. Их внимание было обращено на то, что в переговорах взят недельный перерыв, во время которого они должны были «определить свое отношение к мирным переговорам, то есть свою готовность или свой отказ принять участие в переговорах о перемирии и мире и, в случае отказа, открыто, перед лицом всего человечества заявить ясно, точно и определенно, во имя каких целей народы Европы должны истекать кровью в течение четвертого года войны».

В то же время в печати был высказан намек, который мог рассматриваться как угроза. Ведущая газета «Правда» опубликовала передовую статью, в которой говорилось, что советское правительство может прибегнуть к такому приему, как отказ платить по долгам России, чтобы вынудить союзников принять участие в предстоящих переговорах.

Ответа вновь не последовало, и 30 ноября Троцкий выступил с новым заявлением, указав, что «ответственность за Реймонд Робинс (1873–1954) – американский бизнесмен и политический деятель. Впервые прибыл в Петроград как член правительственной миссии США, чтобы побудить Керенского подолжать «войну до победного конца». Неоднократно встречался с В.И. Лениным, содействовал установлению дипломатических отношений между СССР и США. До конца дней оставался другом Советского Союза. Газеты называли его: «Миллионер, который любил Ленина».

сепаратный характер перемирия, которое Россия может оказаться вынуждена заключить, целиком падает на те правительства, которые отказались до сих пор предъявить свои условия перемирия и мира». В последнем абзаце заявления делалось предупреждение, к чему может привести такая политика, хотя сам Троцкий был противником подобного варианта развития событий: «Сепаратное перемирие не есть сепаратный мир. Но оно означает опасность сепаратного мира. Преодолеть эту опасность могут только сами народы».

29 ноября советская делегация вернулась в Брест и на следующий день переговоры были продолжены. Основными спорными вопросами были перемещение войск, морские вопросы, а также братание между солдатами противостоящих армий. По первому вопросу страны Четверного союза твердо стояли на своей точке зрения, а вот по морским вопросам с их стороны была выражена готовность к компромиссу. Что касается братания, то было решено проводить его «организованно».

В конце концов соглашение о перемирии было подписано 2 декабря на срок с 2 декабря 1917 г. до 1 января 1917 г. и автоматически продлевалось до тех пор, пока какая-либо из сторон не решит выйти из него с уведомлением об этом за 7 дней. В статье 2 соглашения о перемирии предусматривалось запрещение переброски войск между Черным и Балтийским морями, «за исключением тех, которые к моменту подписания настоящего договора были уже начаты». Морские вопросы должны были регулироваться специальным соглашением, которое стороны должны были заключить после взаимных консультаций (ст. 5). Что касается «организованного» братания, то было решено создать два-три пункта перемирия, или «центра сношений», на участке каждой русской дивизии, но с условием, что во время встреч «должно единовременно присутствовать не более 25 человек без оружия с каждой стороны». Разрешался обмен мнениями и печатной продукцией.

Именно в этом вопросе страны Четверного союза допустили роковую ошибку. Гофман, с его острым и проницательным умом и хорошим знанием русских, никогда не должен был соглашаться на включение в соглашение статьи, разрешающей пропаганду. Конечно, предотвратить просачивание и распространение большевистской идеологии было весьма трудно, но согласие на организованное братание откровенно играло на руку русским. Как заметил один историк, «25 человек было вполне достаточно для ведения русскими антивоенной пропаганды».

Контролировать действия большевистских агентов становилось практически невозможно. В официальные пункты братания демонстративно и открыто приносили целые пачки «Факела», а также сменившей его газеты «Дружба народов», которые часто конфисковывались немецкими офицерами. Много встреч проходило тайно в официально не разрешенных местах, где германским солдатам передавалось огромное количество пропагандистской литературы. В ряде мест она закапывалась в землю, а потом выкапывалась немцами. Вирус быстро распространялся.

К соглашению о перемирии прилагалось «Дополнение о немедленном обмене гражданскими пленными и военнопленными, негодными к военной службе по состоянию здоровья». Таких в России были тысячи, и они стали хорошей мишенью для пропаганды. При помощи Бюро по делам военнопленных при Наркомате иностранных дел специальные представители были направлены в лагеря военнопленных по всей территории России, включая Сибирь, где они проводили соответствующую работу и содействовали созданию среди пленных организаций социалистического толка. Только в одной Москве десять тысяч австрийских и немецких военнопленных вошли в организацию, разделявшую взгляды большевиков, и начали вести активную пропаганду среди своих соотечественников. Эта пропаганда оказалась настолько эффективной, что, когда пленные были репатриированы и возвращались в Германию и Австро-Венгрию, их помещали на 30 дней в «лагеря политического карантина», где им «промывали мозги» и осуществляли «дезинфекцию» при помощи патриотической литературы и пропагандистских материалов партий социалистического большинства.