Уинфред Шарлау - Кредит на революцию. План Парвуса

• Название: Кредит на революцию. План Парвуса
• Автор: Уинфред Шарлау
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-2941-3

Александр Гельфанд в социалистических кругах был более известен под псевдонимом Парвус. Политический деятель иногда ловко преображался в политического дельца, и масштаб его интересов и влияния поражает воображение. Авторы в своем исследовании, основываясь на множестве документов, газетных и журнальных публикациях, архивных данных и авторитетных свидетельствах очевидцев событий, восстанавливают истинную картину жизни Гельфанда. Признанные исторические исполины оказались колоссами на глиняных ногах, а скрытный Парвус, оставаясь в тени, вершил судьбы империй.

---

Впервые они встретились весной 1904 года. Троцкий был на двенадцать лет моложе Гельфанда и также родился в семье еврейского ремесленника на юге России[99], учился в Одесском реальном училище и пришел в революцию со школьной скамьи (после последнего класса Николаевского реального училища). К тому времени, когда осенью 1902 года Троцкий оказался в эмиграции в Западной Европе, он успел изнутри изучить русское движение и не раз столкнулся с опасностью. Как и Гельфанд, он много времени проводил в Одесском порту, но, в отличие от Гельфанда, успел побывать и в одесской тюрьме.

После бегства из сибирской ссылки осенью 1902 года первые месяцы эмиграции Троцкий провел под крылышком у Ленина, который был о нем тогда высокого мнения. Ленин предложил принять Троцкого в члены редколлегии «Искры» и использовать, как всех вновь прибывших, в качестве источника информации относительно ситуации в России. Но слишком уж разными были эти два человека. У Ленина не было и в помине той горячности, что отличала Троцкого. Вспыльчивый демагог и расчетливый стратег рано или поздно должны были прийти в столкновение, и тому масса примеров. На Лондонском съезде в 1903 году Троцкий резко критиковал Ленина. Он остался в редакции партийной газеты даже после того, как руководство перешло к противникам Ленина, но в апреле 1904 года, после нескольких столкновений с Плехановым, Троцкий отошел и от меньшевиков. Во время первой встречи Троцкий, как и Гельфанд, не вставал ни на сторону большевиков, ни на сторону меньшевиков; он разделял опасения Гельфанда относительно раскола в партии.

Троцкого отличала непредубежденность и широта взглядов. Хотя Маркс был его духовным наставником, в своей политической деятельности Троцкий не использовал марксизм в целом в качестве руководящего принципа. В этом отношении Гельфанд был для него очень полезен; по словам Троцкого, «его первые работы приблизили меня к проблеме социалистической революции и для меня, бесспорно, превратили завоевание власти пролетариатом из астрономической «конечной» цели в практическую задачу сегодняшнего дня»[100].

Действительно, размышления Гельфанда о революционной активности были менее отягощены грузом детерминизма, чем у его современников. У него были четкие представления о том, как произойдет революция и как ее можно ускорить или замедлить.

Основа «троцкизма» была заложена в Мюнхене позднее. Тезис Гельфанда о превращении капитализма в универсальную систему, об уменьшении значения национальных государств и одновременно об увеличении интересов буржуазии и пролетариата, выходящих за рамки государств, – все это Троцкий перенял in toto[101].

Концепция друга о массовой забастовке, отправной точке наступающей революции, также произвела на Троцкого огромное впечатление. Он загорелся теоретической идеей Гельфанда о забастовке и облек ее в конкретную форму в работе, написанной осенью 1904 года[102].

Годом позже в России произошла революция.

Но в Мюнхене Троцкий занимался не только изучением политической теории. Ему очень нравилось жить в квартире Гельфанда в Швабинге, и он написал жене, Наталье Седовой (которая жила в Швейцарии), чтобы она приехала в Мюнхен. Гельфанд был радушным хозяином, интересным собеседником, а Швабинг – идеальным местом для изучения богемной жизни Мюнхена. В маленьких кафе и барах можно было прекрасно проводить время, и в этом отношении Гельфанд тоже был полезен. Вскоре два друга стали пользоваться известностью в кругу карикатуристов и писателей, имевших отношение к Simplicissimus[103].

Позже в своей автобиографической книге Троцкий напишет, частично себе в оправдание, что везде как дома чувствует себя и космополит, и революционер с художественными амбициями, интернационалист по убеждению, и что он изучил венские кафе не хуже, чем окопы Красной армии. Для подобного времяпрепровождения молодой человек не мог выбрать лучшего наставника, чем Гельфанд.

В их отношениях Троцкий не был учеником и младшим партнером. Хотя он искренне восхищался Гельфандом, но не мог не отметить, что «в этой тяжелой, мясистой голове бульдога» переплетались «мысли о социальной революции с мыслями о богатстве». Троцкий осуждал друга за безудержное стремление к деньгам, за легкомыслие, непостоянство, лень, которая мешала развитию таланта. Молодой человек смог скоро освободиться от опеки Гельфанда. Он, несомненно, впитал основные идеи старшего друга, но был достаточно независим, чтобы использовать их для создания собственной системы. Он пошел дальше Гельфанда, и в следующей главе мы сможем проследить крах их интеллектуального партнерства.

Но в то время в Мюнхене их внимание было сосредоточено на быстро приближающейся революции. Какую тактику должна избрать партия и какие преследовать цели? Революция в России будет делом буржуазии, как в 1848 году в Европе, или откроет дверь социализму?

В результате обсуждений стало ясно, что Гельфанда в основном интересуют политические и тактические аспекты проблемы, а все внимание Троцкого сконцентрировано на реальных революционных событиях. Тактические предложения Гельфанда были направлены против среднего класса; пролетариату следует быть чрезвычайно внимательным, объяснял Гельфанд в открытом письме Ленину, чтобы не стать подчиненным звеном под командованием либералов. Пролетариат, как показала Лозанна, должен оставаться независимой боевой силой, которая, в случае измены революции среднего класса, сможет вести борьбу с царским режимом на два фронта – против правительства и либералов.

Гельфанд имел в виду не только победу конституционной демократии, но и усиление классовой борьбы; не только реорганизацию существующего строя, но, прежде всего, политический прогресс социалистических организаций.

Троцкий записывал свои мысли и незадолго до отъезда из Мюнхена закончил рукопись. Он предложил рукопись меньшевикам в Женеве, но они были настолько поражены аргументами Троцкого, что отложили публикацию. Они не одобряли нападки Троцкого на русскую буржуазию. Троцкий судил о революционном потенциале по стандартам подпольной работы, и по его оценке средний класс не подходил для участия в революции. Основное бремя борьбы ложилось на плечи пролетариата. Массовая политическая забастовка должна побудить рабочий класс начать наступление. Как выяснилось спустя несколько недель, Троцкий был абсолютно прав.

Дружба с русскими эмигрантами и их политика, какой бы она ни была захватывающей, отнимали все же лишь часть времени, проведенного Гельфандом в Мюнхене. Много сил отнимали деловые операции и решение семейных проблем. После того, как с ним обошлась германская партия, его желание разбогатеть и не зависеть от скудных журналистских гонораров и издателей социалистической прессы стало настолько явным, что это было замечено его друзьями. В данном случае, как, впрочем, и всегда, он мыслил глобальными категориями. После съезда в Любеке многие органы немецкой печати стали для него недоступны, и он решил создать собственную газету, ежедневную и радикальную, как по секрету сообщал он Троцкому, выходящую на четырех европейских языках. Спустя двадцать лет Троцкий смог осуществить его мечту, но это уже был не революционный орган, а серьезный журнал, скорее либеральный, чем социалистический.

После высылки из Дрездена Гельфанд вместе с Юлианом Мархлевским организовал журналистское агентство, которое должно было продавать провинциальным газетам написанные Парвусом передовицы и выпускало ежедневный бюллетень «Из мировой политики». Провинциальная пресса могла бы хорошо заработать на материалах, которые предлагал Гельфанд; его обзоры о главных международных событиях имели бы успех. Но партия занималась исключительно внутренними проблемами, и лишь несколько газет пользовались услугами журналистского агентства Гельфанда. Благодаря этим газетам Гельфанду удавалось обнародовать свои взгляды, но его политическое влияние было весьма незначительно. Несмотря ни на что, агентство приносило некоторый доход, который давал возможность продержаться первые наиболее трудные месяцы в Мюнхене.

Постоянно нуждавшийся в деньгах Гельфанд учредил летом 1902 года «Издательство славянской и северной литературы» (Verlag slawischer und nordischen Literatur). Идея, которая должна была обогатить издателя, основывалась на том, что Россия не подписала Бернскую конвенцию 1896 года по охране авторских прав. Русские писатели не подпадали под ее защиту, их произведения можно было свободно публиковать за границей и не делать авторам никаких отчислений. Гельфанд предложил издавать русских литераторов малыми тиражами – сто экземпляров, – на основе чего можно было бы защищать в Западной Европе их авторские права. Гельфанд, благоразумно оставшись на заднем плане, сделал руководителем нового издательства своего друга Юлиана Мархлевского.

Друг Гельфанда со студенческих времен Мархлевский работал с ним с 1896 года. Мархлевский родился в Польше в том же году, что и Гельфанд, и идеально дополнял друга. По природе дипломатичный, обходительный, Мархлевский позже весьма успешно улаживал споры, возникавшие в польской партии. В то время как Гельфанд генерировал идеи и разрабатывал планы, Мархлевский спокойно, четко и упорно трудился. Он умел спускать Гельфанда на грешную землю, когда у того излишне разыгрывалось воображение. Мархлевский понимал, что создать издательство – это только полдела, главное – удержать его на плаву. Он был для Гельфанда другом, партнером и директором-распорядителем в одном лице.