Борис Зотов - Происшествие на Невском

• Название: Происшествие на Невском
• Автор: Борис Зотов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Зотов Борис Происшествие на Невском

БОРИС ЗОТОВ

ПРОИСШЕСТВИЕ НА НЕВСКОМ

Научно-фантастическая повесть

Глава 1

Торопливо заканчивая возню в своем крошечном садике, Холмов то и дело поглядывал на небо. С Финского залива тянуло ветром, и серая полоска туч над водой разбухала на глазах. Холмов отставил лейку и бросился переодеваться: опаздывать на работу в первый же день было невозможно.

Он нежно поцеловал сонные Ольгины глаза и через пять минут уже стоял около вертолета на бетонном пятачке. Здесь прохладный воздушный поток бил ощутимее, срывая с лопастей и обшивки капли утренней росы.

- Видимость два километра, ветер западный пять метров, - прохрипел в динамике голос дежурного - отставного воздушного волка дяди Миши, - если хочешь лететь, Ростислав, не тяни. Через пятнадцать минут закроемся.

Холмов снял стояночные крепления, залез в холодную кабину и запустил тест-программу. На экране тотчас вспыхнули и побежали зеленоватые строки. Приятный голос компьютера, известный каждому летающему человеку как голос "девушки Нади", дублировал результаты проверки по всем системам.

Внезапно электронный ангел-хранитель сурово предупредил:

- Ресурс топливного преобразователя - один час работы.

Этот же текст высветился на дисплее тревожно мигающим красным.

От Черной Речки до Ленинграда было около двадцати-двадцати пяти минут лета. Железное пилотское правило - иметь на борту не меньше двукратного запаса топлива - выдерживалось тютелька в тютельку. К тому же в нагрудном кармане Холмова лежал запасной преобразователь воды в экологически чистое кислородно-водородное топливо. Он удостоверился, что свинцовый цилиндрик размерами с большой палец, или попросту "боб", на месте, и решительно нажал на клавишу стартера.

Холмов любил движение, и не просто движение, а именно взлет:

мягкий шелест мотора, упругое боковое покачивание, странно легко уходящую вниз землю. И даже искусственный голос "девушки Нади":

"Проверка закончена. Все системы в порядке. Температура воздуха за бортом - плюс двенадцать градусов. Счастливого полета".

С высоты четыреста метров Холмов бросил прощальный взгляд на свой дом. Отсюда шестигранник напоминал усеченную ступенчатую пирамиду древних ацтеков. Такие пирамиды стали появляться около всех больших городов в самом начале третьего тысячелетия, вбирая отливную волну осатаневших от воя, пыли и всей прочей урбанистики жителей. В ступенчатых четырех-пятиэтажных домах было спокойно, удобно: окна и передние двери каждой квартиры выходили в садик; подогреваемые теплом низлежащего жилья карликовые яблони здесь плодоносили дивно; на грядках не переводился зеленый лучок и пахучий укропчик, редиска и петрушка. Внутренний нежилой объем пирамид использовался для бассейнов, спортивных залов, саун, магазинов и прочей обслуги.

Собранный в два летних месяца из доставленных грузовыми дирижаблями готовых квартир дом заселяли студенты, аспиранты и молодые преподаватели. Народ с положением предпочитал отдельные коттеджи или хотя бы английские трехэтажные дома-квартиры, вытянувшиеся длинными плоскими змейками вдоль всей приморской скоростной магистрали. Холмов глянул под ноги: блестящие жучки ползли по трассе в несколько рядов.

Лесная спальня возвращала городу на Неве его работников.

Приткнул Холмов свой одноместный воздушный мотоцикл удачно, близко - на стоянку возле Марсова поля. Времени было достаточно. Направляясь к Невскому пешком, Холмов не спеша перебирал в памяти историю своего не совсем обычного трудоустройства.

Дело завязалось весной, когда Холмов выступал на заседании студенческого научного общества. На беду, председательствовал профессор Федоров, очень крепкий, жилистый и въедливый старик. Ему давно пора было на покой, но он по своей воле уходить не желал, везде энергично заседал и выступал, давя регалиями и старыми заслугами, как асфальтовый каток. Его нелепицами возмущались, но только заглазно: Федоров во всех советах и комиссиях пустил крепчайшие корни - коршуном атаковал каждого покушавшегося на его престиж. Эта черта вцементировалась в федоровский характер, как острый осколок стекла, еще во времена застоя.

Он привык считать науку большим круглым пирогом, к которому можно пробиться только скопом, кланом, командой.

Холмов попал в число недругов профессора на пятом семестре. Ростислав не выполнил ни одного из неписаных правил поведения настоящего пятерочника: сидел далеко от профессорской кафедры, лекций не записывал и на консультации не ходил. Предмет он легко усваивал и так.

Во время обсуждения холмовского доклада Федоров с пафосом довершил разгром:

- Интересы народного хозяйства требуют внедрения научных разработок. А где у Холмова практическая реализация, где внедрение? Идей каких угодно в состоянии набросать каждый. На математических моделях можно доказать что угодно. Научились, понимаете ли, лепить и гонять на машинах программы. Вот вы, товарищ Холмов, сделайте свою установку в металле, тогда посмотрим.

После Федорова обычно не выступали. А тут неожиданно на трибуну поднялся, вернее, колобком вкатился никому не ведомый странный мужичонка. Был он не старше тридцати пяти, но лыс, причем лысину пытался прикрыть прядями, заимствованными чуть ли не с затылка. Круглые голубые глазки сияли неизвестно какой радостью.

- Позвольте с вами решительно не согласиться, - безбоязненно посмотрел он на сразу позеленевшего от ярости председателя, - если от каждого ученого требовать, чтобы он был и слесарем, и толкачом своих научных идей, мы далеко не уйдем. Ученый, генерирующий идеи, редко бывает хорошим толкачом. А хороший слесарь еще реже бывает настоящим исследователем. Так зачем же требовать от молодого специалиста почти невозможного?

Он сошел с трибуны и снова забился куда-то в угол. А после заседаний поймал Холмова за локоть и увлек в пустую аудиторию, где и усадил за стол.

- Потолкуем, - сказал он и бесцеремонно перешел на "ты", - ты зови меня Христофором, отчество все равно не выговоришь - отец у меня бурят. А фамилия - Шулун, запомнил? Я заведую лабораторией проблем искусственного интеллекта в... - И он назвал престижнейший институт, стеклянное здание которого на Петергофском шоссе знала вся страна.

- Твой метод позволяет поднять степень упаковки информации в распознающих системах на один-два порядка? - допытывался Христофор.

- Даже больше, но тут есть непонятная глубина...

Ростислав вспомнил, как еще в родной Холмовке школьником на спор пытался достать до дна в пруду. Жутко было плыть в чернильную тьму и в сковывающий конечности могильный холод, пронизывать пласт за пластом и потом внезапно ощутить, что ориентировка потеряна и что плывешь в бесконечность... , Почти такое же чувство он испытал на четвертом курсе, когда отлаженная модель наконец заработала и компьютер стал давать неожиданные результаты и вообще повел себя как живое мыслящее существо.

Тогда-то он и понял, как близко подобрался к глубинной тайне, предельному порогу между живым и мертвым, и даже отшатнулся от нее в странном и сильном потрясении.

Он отогнал воспоминания и буднично ответил:

- Тут я еще не добрался до дна. Если для кодирования обычной картинки на телеэкране требуется шестьсот двадцать пять тысяч чисел, то мой алгоритм спрессовывает ее без потери информации в пятьдесят чисел, а в принципе достаточно и десяти. Но вероятность распознавания плывет, она колеблется и равна единице только в простых случаях Это естественно, но иногда машина выдает также вещи, которые не лезут ни в какие ворота.

Христофор задумался, а через минуту как бы подвел итог:

- Тут, видимо, есть подступ к раскрытию секрета баснословной информационной емкости человеческого мозга. Подступ реальный. Ты дайка мне свою программу, мы ее погоняем на нашем новом компьютере.

Мы твою идею используем несколько иначе. А сам ты, мил друг, не пойдешь ли к нам работать? Ведь ты на выпускном?

- Меня уже распределили. Как быть?

- Это наша забота, - махнул рукой Христофор, - защищай диплом спокойно. А к осени у нас будет смонтирована одна установка - закачаешься!

Глава 2

Адрес, полученный от Христофора Шулуна, вел на Невском проспекте к массивному зданию, расположенному в его самой интересной части -почти напротив Гостиного двора. Когда Холмов вышел на площадь Искусств, кончился мелкий и нудный дождь, зарядивший еще на подлете к городу. В наклонных солнечных столбах сразу прорезались краски ранней осени, и в лужах золотой монетной россыпью засияли сброшенные кустами листья. Лицо бронзового поэта тоже прояснилось.

Его загадочной полуулыбкой девятнадцатый "железный" век подзадоривал и напутствовал Холмова: мы сделали, что могли, покажите же и вы себя достойными сынами отечества.