Карина Аручеан - Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной

• Название: Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной
• Автор: Карина Аручеан
• Жанр: Русское современное

В романе действуют реалистические и фантастические персонажи. «Параллельные миры» пересекаются, образуя единый мир. Иногда реальность кажется вымыслом, а фантастичность – элементом реальности, как «Волшебная Дверь», подаренная девочке Ангелом Маней. Персонажи «параллельного мира» (Ангел Маня, Люцифер) ведут себя, как живые. А действительность подчас выглядит фантасмагорией, хотя описана исторически конкретно и точно (даты, приметы времени, фигуры довоенных и послевоенных лет XX столетия, оттепели, застоя, перестройки, начала XXI века). Библейские притчи, апокрифы, сказки вплетаются в новейшую историю, находя продолжение в современности.

Роман, названный "роман-притча", реалистичен и имеет социальную направленность, но является притчей по сути, ибо притча универсальна, её образы можно заместить другими, но суть как геном остаётся. Именно поэтому роман ориентирован на широкую аудиторию – в нём много аллюзий, почти каждый видит аналогии со своими жизненными ситуациями.

Роман был номинирован на "Лучшую книгу-2009". В 2010 г. выдвинут на Горьковскую премию – "за наилучшее отображение в духе русской классической литературы с максимальной полнотой и драматизмом процессов, происходящих в обществе".

---

– ???

…Она нежилась в блаженстве Мира и Знания, ощущая себя частью чего-то огромного, что меньше самого малого и больше самого большого…

частью Формы, Не Имеющей Пределов…

частью Бесконечности,

Не Занимающей Пространства…

частью вечного Покоя, прячущего в себе

Движение…

частью Недеяния, равного Действию…

частью безбрежной Свободы,

которая есть ограничивающий Канон…

частью прохладной Пустоты,

насыщенной обжигающей Полнотою…

частью Асимметрии,

упакованной в Симметрию…

частью Молчания, хранящего Мелодию…

частью Зова, который Ответ…

частью строгого Логоса, пронизанного

любящим Духом…

частью холодного Разума,

напоённого горячей Страстью…

частью сурового Отца,

соединённого с милосердной Матерью…

частью Смысла, сжатого в Текст,

где нет знаков…

частью Информации,

не нуждающейся в носителях…

частью Намерения,

становящегося Волей…

и вмещало в себя мириады частиц,

существ, чисел и понятий,

которых никогда не было

и которые были всегда…

И во всём Этом, вместе с Ним,

в блаженстве

от динамического напряжения

и прибывающей энергии

она вибрировала в предчувствии

неизбежного Акта Творения

пульсирующей точкой

.

– Как ты могла, Соня? Как ты могла? Мы искали тебя два дня… Думали, ты в тайге замёрзла… или что тебя волк съел, – плакала мама.

– Она так правдоподобно всё рассказала… Мы ни минуты не сомневались в том, что она сирота, и собирались завтра везти её в Канск… ведь у нас детский дом только для мальчиков, – оправдывалась директор детдома.

– Тебе совершенно не надо было никуда идти, чтобы победить Кощея, – сказала мама. – Ты можешь поступать в таких случаях куда проще! Я виновата, что не рассказала этого раньше. Ты ведь воскресный ребёнок – родилась в полдень воскресного дня. А воскресные полдничные дети обладают особым даром, только обращаться с ним надо осторожно. Их рисунки могут оживать. Их слова могут превращаться в реальность. Им достаточно чего-то сильно пожелать – как это осуществится. Вот ведь и дядя Иван сказал то же самое… Только смотри, как бы не населить мир чудовищами!

Зырянин дядя Иван в числе других встречал беглянку, журил её и радовался, что она нашлась. А когда Соня рассказала, что видела в тайге зелёный луч, странно посмотрел на Соню:

– Не всем дано зелёный луч увидеть. Кто видел его, тому особая сила дана, и открыто ему больше, чем другим…

Засыпала Соня в объятьях мамы, усердно думая о том, чтобы Кощей сам умер, и царство его рассыпалось.

Утром она проснулась от шума за окном, чьих-то рыданий и печальной музыки, медленно плывущей из громкоговорителей по Тасееву. Музыка была такой щемящей, и литавры так ужасно били по сердцу, что Соня расплакалась.

– Не смей плакать! Не смей! – вдруг закричала мама. – Радоваться надо! Это злодей умер…

– Кощей? – задохнулась Соня.

– Да…. Теперь другая жизнь начнётся.

– А почему люди за окном плачут?

– Не все знают, что это был Кощей.

– Сталин? – не поверила ушам Соня, услышав, как медленный трагический голос из громкоговорителя произнёс это имя, перебив траурную музыку.

– Да. Это и был самый главный Кощей…

Значит, она всё-таки победила Кощея? Достаточно было просто пожелать, а перед этим честно постараться сделать всё, что в её силах?

Жизнь в самом деле походила на захватывающую сказку…

Календарь показывал 5 марта 1953-го года.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

– Вырвалась!

Час назад, узнав, что зачислена на факультет журналистики МГУ, Соня поехала с Манежа, где находился факультет, на Воробьёвы Горы к Главному высотному зданию Университета, недалеко от которого раскинулся Студгородок, – устраиваться в общежитие. Задержалась у МГУшной высотки. Долго разглядывала шпили и башенки, уходящие в синее июльское небо, ощущая, как за спиной шевелится и дышит «кипучая, могучая» столица, сердце Родины. Теперь на пять лет это будет её город. А там – посмотрим!

Она видела себя как бы со стороны: вот она, крепенькая, лёгкая, такая маленькая – немногим больше полутора метров! – и такая победительная! – с пижонской сумкой на длинном ремне через плечо стоит у подножья самого «умного» здания в главном городе страны, и чопорная высотка тенью легла ей под ноги, и неприступный город приглашающе распростёрся перед нею. И свежий ветер красиво треплет её густые каштановые кудри с рыжиной, вспыхивающей под солнцем. И большие карие глаза красиво блестят, как у Одри Хёпберн, играющей Наташу Ростову на первом балу. И красиво вздрагивают от возбуждения ноздри чуть крупноватого носа на смуглом лице с лёгким румянцем. И сочные яркие губы слегка приоткрыты, как перед поцелуем.

В этот миг самоупоения она предала забвению – предала?! – всю свою прежнюю жизнь, которая стала вдруг совершенно ненужной. Отодвинулись все, населявшие эту жизнь. Они были чудесными и много ей дали, но Соне от них уже ничего не надо кроме того, чтобы они так же жили там, где живут, и чтобы она, если захочет, всегда могла к ним ненадолго вернуться.

Всё прошедшее спало с неё, как сухая шелуха со спелой луковицы, оставив белый тугой плод без одежд. И только слабым шуршаньем шелуха тихо напоминала о себе, что была. Была, но сейчас, мёртвая, валялась у ног – и Соня вот-вот переступит через неё и пойдёт дальше, а ветер унесёт шелуху. Вот-вот так и случится. Вот-вот. Пусть только ещё чуть-чуть пошелестит шелуха, пошепчет о былом… Оно уже не имеет власти над Соней.

– Вырвалась! – это победное слово рефреном повторялось в ней, как бы наливаясь силой, набухая от повторения и распирая ощущением свободы, полёта и предчувствием новой – обязательно прекрасной! – жизни. Её очертания проступали манящими картинками будущего, откуда – будто настраиваешь приёмник – доносились обрывки незнакомых мелодий, слов, сменяющих уже слышанные звуки станций, мимо которых проскочила ручка настройки…

…Так же тринадцать лет назад вышла она в изобильное солнце бакинского двора, вдохнула горьковатый запах нефти и акаций, перемешанный с приторным ароматом пенных бело-розовых олеандров, росших в маленьких палисадниках перед распахнутыми во двор дверьми, – и её обняло будущее, где предстояло жить, обрушился гомон, из которого постепенно выделились отдельные голоса, накладываясь на мелькающие в ней голоса покинутого Тасеева, клочковатые фразы вагонных разговоров, картинки и шумы страны, трудящейся за окнами поезда.

Прежние звуки будто прибыли вместе с Соней, задрожали эхом, слились с нынешними в невидимом колоколе под ослепительно синим небом бакинского двора, оглушили – и надо было выделить из них собственную мелодию, обозначить себя в новом мире, не затеряться среди множества разновозрастных ярких черноглазых детей, обступивших и заваливших вопросами – откуда она, кто её родители.

– Папа в Сибири пока работает. У меня ещё старшая сестра есть. Взрослая. На пятнадцать лет старше. Раньше она тут жила, потом в Москве училась. Сейчас в Эстонии с мужем живёт, в Таллине. Там есть улица Длинная Нога и улица Короткая Нога… Сестра – учительница русского и литературы. А я с мамой сюда из тайги приехала. Там белки, зайцы, медведи, волки. И зелёный луч. И снЕга – горы! И дома не такие, как здесь, а избушки. А до этого мы на Украине жили, в Бориславе. Там бандеровцы из леса выходили, людей убивали. Их боялись, пока всех не выловили… А тут, в Баку, – папин отчий дом. Квартира, то есть. Тут у вас здорово! Лучше, чем там, где я бывала.

Незнакомые названия, которыми она походя сыпала, завораживали ребят, большинство которых никогда не уезжали дальше Ростова, плохо представляли себе «горы снЕга», а бандитов видели только в кино. Соня была «девочка с прошлым». А то, что она признала превосходство Баку – а значит, и их превосходство! – полностью примирило с нею: и у них есть, что показать-рассказать.

Первый раунд Соня выиграла. Надо закрепить победу:

– А знаете, мои мама и папа – мне не родные…

И специальная пауза – для возбуждения интереса.

– Это тайна. Ну, ладно… только никому не говорите! А проболтаетесь – скажу, что сами сочинили…

Снова пауза – артистизм был не чужд ей. И – громким шёпотом:

– Меня удочерили, когда я была ещё грудняшка, ползунок. Думают: я не знаю. Говорят: я в Баку, родилась. А на самом деле я – со звезды.

– Врёшь! Чем докажешь?