Виктор Точинов - Ядерное лето 39-го (сборник)

• Название: Ядерное лето 39-го (сборник)
• Автор: Виктор Точинов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-32265-7

Если верить братьям Стругацким, в следующем веке будет создан Институт экспериментальной истории. Но пока история еще не стала точной наукой вроде физики или химии, мысленные эксперименты ставят писатели, работающие в популярном жанре альтернативной фантастики. Как изменился бы наш мир, если бы Сталину удалось форсировать ядерные исследования и первая атомная бомба была испытана «ядерным летом» 1939 года, в ходе боев на Халкин-Голе? А если бы план «Барбаросса» увенчался полным успехом и Гитлер одержал победу во Второй мировой? А если бы Кубинский кризис перерос в полномасштабную ядерную войну? А что, если уже завтра войска НАТО начнут прямое вторжение в Россию – как скоро американские танки дойдут до Москвы? Ведущие отечественные фантасты – Андрей Уланов и Сергей Анисимов, Андрей Мартьянов и Александр Тюрин, Людмила и Александр Белаш и др. – экспериментируют с историей, переписывая прошлое, переигрывая настоящее и будущее.

---

А. Уланов, С. Анисимов, А. Гореликова, М.Шевляков, Л. Белаш, А. Белаш, Д. Токарев, А. Тюрин, В. Контровский, В. Точинов Ядерное лето 39-го

Александр Тюрин Царства казака Сенцова

1

С привала снялись быстро, словно воробьи, наклевавшиеся крошек – Никитка Келарев притиснул вдруг свое оттопыренное ухо к земле, послушал недолго и проговорил скучным голосом:

– Скачут со стороны холма, скоро здесь будут.

Я, как сидел, так и подскочил над невысокой выжженной травой. А на высотке меж деревьев-палочек уже мелькает десятка два темных пятнышек. Это Зегерс с отрядом интернационалистов имени Парвуса. А я-то рассчитывал, что после переправы выиграем день, чтобы раствориться в горах. Да и была надежда – не сунется он на афганский берег.

– Никита, снимай недоуздки. Сивого не навьючивать, и так уж хромает, бедолага. Двинем к ущелью Кызылбаш.

И вот горная дорога снова вьется подо мной, а порывистый ветер рвано свистит, врываясь в уши. Я посреди цепочки, впереди – Келарев с Иловайским, замыкают Пантелеев и ротмистр Суздальцев на храпящем жеребце.

А ведь предал нас тот аксакал, которого мы повстречали за переправой через Пяндж. Келарев предлагал тут же перекрестить его шашкой, а я чего-то пожалел, старик уж совсем как каменный «баба» застыл. Сентиментальность, похоже, боком выходит.

Интернационалистов нельзя ближе, чем на полверсты, подпускать, иначе посрезают нас из винтов, у них амуниции раз в десять больше, чем у нас. В ущелье Кызылбаш мы тропки заранее проведали, быстро пройдем, пока Зегерс со своими латышами и эстляндцами будет за кручи цепляться.

Но сможем ли еще до ущелья оторваться от преследователей? Хоть и отдыхали мы с полудня, однако у вражьей силы лошадки посвежее. Наши-то, считай, от самого Иргиза в походе, под чепраками шкура чуть ли не до крови вытерта.

Дорога под копытами валиком крутиться, а я как будто на одном месте застыл в самой середке вселенной. Но вот громыхнул первый выстрел, и сразу зябь прошла между лопаток.

– Разделиться надо, Вашбродь, – крикнул вахмистр Пантелеев.

Кличка тут у меня Вашбродь, поскольку на «ваше благородие» не слишком смахиваю. А командовать отрядом должен по уставу драгунский ротмистр Суздальцев. Но он еще под Астраханью заговариваться стал. Построит отряд – и вместо грозного окрика: «Разговорчики в строю!» может сказать: «Поцелуйчики в строю». А на Иргизе ему духи начали являться, поодиночке и коллективно.

– Вашбродь, ну-тко отправляйтесь прямо по тропе вместе с ротмистром и Келаревым, а я с Иловайским от вас приотстану. Мы к скале Зулькарнайн поедем, и латыши, как пить дать, за нами. Мы там как-нибудь по спуску проковыляем, а интернисты эти все ноги переломают на камнях. Вы за Кызылбашем поворачивайте к югу. У кишлака Маверан, бог даст, и встретимся.

Вместе нам теперь ехать только до сухого русла. От реки осталась лишь скучная серая рытвина, а за ней бывший высокий берег, ныне каменная стена яра. Пантелеев с Иловайским вдоль стены налево понеслись, на виду у латышей, а мы скрылись в разломе, оставшемся от какого-то исчезнувшего притока, и через каких-нибудь полчаса достигли ущелья Кызылбаш.

С севера послышался треск выстрелов, значит, ввязались наши товарищи в бой. А мы въехали в ущелье, и стало так тихо-тихо.

Лошади перешли на шаг, пусть остынут. Где-то с час мы двигались в проходе меж скал, извилистом и длинном, как кишка барана, почти задремали, и вдруг наш придворный безумец Суздальцев встрепенулся и махнул рукой вперед.

– Там ОНИ.

– Никого не замечаю, господин ротмистр, – вежливо сообщил я.

– Вот же ОНИ, сотник. Кони вороные, мрачные, вышагивают на длинных, словно тростниковых ногах, а головенки мелкие, невместительные; всадники же бледно-зеленые, облепленные паутиной, она всех их связывает, а над воинством хвостатая фигура летит.

Тяжело, когда товарищ свихнулся, а доказать ему это невозможно… И в самом деле послышался топот конский.

– Всем спешиться. Господин ротмистр, отыщите какую-нибудь нишу между скал, уведите туда коней и протрите-ка их травкой, чтоб не простудились. Келарев, давай вверх по склону, займи позицию для ведения огня и примкни взгляд вон к тому повороту. Надеюсь на твой кругозор.

Мы стали резво карабкаться по осыпающимся камням, а потом попрятались за глыбами повнушительнее: Келарев в нескольких саженях выше меня. Едва схоронились, как зацокал конный отряд. Но не интернационалисты-латыши, а магометане с крашеными хной бородами и черными очами. Впереди, как и принято, самые важные, пускают пыль в глаза. Халаты парчовые, тюрбаны белые; сбруи конские, ножны и эфесы сабель изукрашенные. Так блестят на солнце, что глазам больно. Следом едут люди чуть менее важные, но опять приятно посмотреть: маленькие круглые щиты, большие кривые сабли и даже стальные нагрудники, отделанные чернью и зернью. Про английские карабины тоже не забыто. Это, скорее всего, бадахшанские афганцы пожаловали.

– Вашбродь, я тут расселину, а может, всамделишный проход приметил, – прошипел Келарев. – Может, юркнем?

– А ротмистра, значит, бросим на съедение этим? Ах ты, каналья!

– Виноват, ваше благородие, я думал, что от свихнутого-повернутого нам мало толку, но после ваших слов сразу понял, что ошибался.

– Ты не думай, а то много ошибаться будешь.

И вдруг навстречу магометанам выехал отряд Зегерса – вернее, где-то половина его. Афганцы на какое-то мгновение застыли, но своевременно грохнуло два выстрела, а затем пошло тарахтенье. Я даже не сразу сообразил, что это Келарев для почину пару раз пальнул Один раз по магометанам, а другой – по интернационалистам, и те принялись ответно садить друг в друга. Наконец те из латышей, что живы остались, двинули врассыпную. Одни, на конях, вскачь обратно по ущелью, однако магометане их догоняли и рубили. А другие интернационалисты вверх по склону стали карабкаться, быстро так, и прямо на нас. Пока я раздумывал, стрелять или не стрелять, рядом появился Зегерс – белоглазый мужчина крупного калибра. Он ухватил мою винтовку за дуло и рванул в сторону, так что выстрел бесполезным получился. Зегерс тут же замахнулся свободной рукой, а в руке у него германский широкий тесак. Я едва успел ухватить его руку пониже локтя. Но белоглазый прибалтиец – жилистый как зверь, и дыхание в нем гуляет, словно ветер в бочке. Стал он меня пережимать. Нужно мне меры предпринимать экстраординарные, иначе убьет. Пнул его коленом в живот, а он стоит как столб и в ответ потчует меня локтем в физиономию, так что мои мозги поворачиваются набекрень. Приготовился уже Зегерс чикнуть меня своим тесаком, как вдруг голова его резко дернулась, глаза закатились, и весь он назад рухнул. А позади него оказался хорунжий Келарев, опускающий приклад своей винтовки.

– Хорошо я его угостил, – говорит.

А там и мне пришлось ухватить винтовку, точно дубину, и отделать двух интернационалистов. Прежде чем получить по кочану, нехристи эти вопили: «Verdammte Scheisse!»[1] Наконец латыши куда-то поисчезали, а неподалеку появился ротмистр Суздальцев. Он с бодростью горного барана торопился вверх по склону, а за ним цепью, но поотстав шагов на пятьдесят, шли спешившиеся афганцы. Они постреливали, но вяло, будто хотели взять его живым.

– Сюда, ротмистр.

Суздальцев нас заметил, афганцы тоже – стали стрелять не на шутку, я видел облачка каменной трухи там, где пули лупили по скалам. А нам и ответить нечем: у Келарева два патрона, у меня один.

Все-таки пожалел местный Аллах бедного больного ротмистра – Суздальцев допрыгал до нас, и мы втиснулись в расселину. Не зря Келарев назвал эту дыру проходом. Поддувает приличный сквознячок – значит, имеется где-то вторая дыра. Лишь бы годилась по размеру для выхода.

Сгустилась тьма, шли мы на ощупь, а кварц своими острыми гранями пытался раскровянить нам пальцы. Похоже, афганцы не решились нас догонять, сочтя, что мы отправились в гости к шайтану.

Ротмистр Суздальцев в этом подземелье опередил меня. Бодрости ему не занимать – спереди доносилось его чуть хриплое пыхтение.

А потом руки перестали прощупывать узкие стены тоннеля, ветерок поменял направление, и стал поддувать откуда-то сверху. Вдобавок ко всему этому добавился шум падающей воды.

– У меня немного спирта осталось, – сказал напряженным горлом Келарев. В два приема он сообразил небольшой факелок и осветил подземелье. Открылись тут такие виды удивительные – хотя за годы войны, казалось, повидал я все, и все успело мне наскучить.

Попали мы в пещерный зал с высоченным сводом, а стены у него из разноцветного кварца и горного хрусталя. Откуда-то из-под самого свода, саженей с тридцати, извергался поток. Он наполнял озерко, а поскольку вода не залила до сих пор всю пещеру, куда-то она и вытекала.

Ко мне подошел радостный Суздальцев.

– Красота-то какая, – выдохнул он. – Но ОНИ рядом.

– Кто ОНИ?