Томас Эдвард Лоуренс - Лоуренс Аравийский

• Название: Лоуренс Аравийский
• Автор: Томас Эдвард Лоуренс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011993-3, 5-7921-0481-6

Сборник посвящен легендарной фигуре Лоуренса Аравийского, некоронованного короля Аравии, знаменитого британского разведчика и талантливого ученого-востоковеда, теоретика и практика партизанской войны – полковника Томаса Эдуарда Лоуренса (1888–1935).

В книгу включены автобиографическое произведение Т.Э. Лоуренса «Восстание в пустыне» и великолепное исследование Б. Лиддел Гарта «Полковник Лоуренс», дающее не только многоплановую картину превосходно организованной Лоуренсом малой войны против турецких войск, но и общее описание боевых действий на Ближневосточном театре Первой Мировой войны.

---

В Джефере мы приступили к действиям. Несколько всадников поехало вперед к палаткам клана даманийе, чтобы руководить нападением на блокгауз Фувейлы, прикрывавший вход в ущелье Абу эль-Лиссана. Наше нападение предполагалось за два дня до прибытия каравана из Маана, еженедельно пополнявшего запасы местных гарнизонов. Голод облегчил бы покорение этой отдаленной местности.

Тем временем мы сидели в Джефере, поджидая известий о счастливом исходе нападения. От его успеха или неудачи зависело направление нашего следующего похода. Наш роздых не был неприятным, ибо положение имело свою комическую сторону. Нас можно было видеть из Маана в те минуты, когда горизонт не застилался дневным маревом, и все же мы слонялись тут, восхищаясь нашим восстановленным колодцем, меж тем как турки считали, что здесь и в Баире невозможно раздобыть воды, и лелеяли приятную мысль, что мы сейчас отчаянно сражаемся с их кавалерией в Сирхане.

На заре следующего дня в наш лагерь приехал всадник с известием, что клан даманийе открыл стрельбу по посту Фувейла вчера днем, как только к ним прибыли наши люди. Однако нападение застигло турок не совсем врасплох, и они, бросив людей на свои каменные брустверы, отогнали врага. Упавшие духом арабы отступили, и неприятель, считая, что происходит лишь обычная стычка с каким-либо племенем, совершил кавалерийскую вылазку на его лагерь.

В лагере находились лишь один старик, шесть женщин и семеро детей. Не найдя действительного врага, турецкие кавалеристы в своем гневе разнесли лагерь и перерезали его беспомощных обитателей. Люди даманийе с вершин холмов услышали крики, когда было уже слишком поздно. Они бросились к дороге, по которой возвращались убийцы, и в своей ярости перебили их почти до последнего человека.

Чтобы завершить свою месть, они штурмовали уже несколько ослабленный форт и взяли его при первом же своем свирепом натиске, при чем пленных не брали.

Мы поспешно оседлали наших верблюдов, и не прошло и десяти минут, как мы навьючили их и выступили к Гадир эль-Хаджу, первой железнодорожной станции на юг от Маана, на нашем прямом пути к Абу эль-Лиссану.

Одновременно мы отделили небольшой отряд, чтобы он пересек железную дорогу как раз выше Маана, и тем отвлек бы внимание неприятеля в другую сторону.

Нашей задачей, главным образом, являлось создать угрозу крупным стадам верблюдов, пригнанных больными с палестинского фронта[35] которых турки пасли на выгонах равнин Шобеко, подготовляя их к дальнейшей работе до тех пор, пока они вновь не станут работоспособными.

Мы высчитали, что известие о поражении при Фувейле достигнет Маана не раньше утра, и они не смогут до наступления ночи пригнать этих верблюдов (если даже предположить, что нашему северному отряду не удастся захватить их) и снарядить вспомогательную экспедицию.

С этой надеждой мы безостановочно ехали сквозь марево до полудня, когда мы спустились к железнодорожному полотну и, освободив его на большом протяжении от вражеских дозоров и патрулей, занялись мостами захваченного участка. Маленький гарнизон Гадир Эль-Хаджа совершил вылазку против нас с мужеством неведения сил противника, но зной ослепил врага, и мы прогнали его с уроном.

Они бросились к телеграфу и известили Маан, в котором не мог не быть слышен гул от многократных взрывов. Наша цель заключалась в том, чтобы выманить противника ночью сюда, где он не нашел бы ни одного человека, но зато нашел бы множество уничтоженных мостов, так как мы действовали быстро и причинили большой ущерб. В течение шести минут мы успели взорвать десять мостов и полотно на большом протяжении.

После наступления сумерек, когда наше передвижение не могло быть видно, мы проехали на пять миль к западу от железной дороги. Тут к нам галопом подскакало трое всадников с донесением, что длинная колонна новых войск – пехоты и артиллерии – из Маана появилась у Абу эль-Лиссана. Людям даманийе, потерявшим боевую готовность после победы, пришлось покинуть свои позиции без боя. Они находились сейчас в Батре, поджидая нас.

Без единого выстрела мы потеряли Абу эль-Лиссан, блокгауз, ущелье и господство над дорогой к Акабе.

Мы пробиваемся к морю

Это известие побудило нас к немедленным действиям. Мы нагрузили наших верблюдов и пустились в путь через волнистые возвышенности этой части сирийского плоскогорья.

Мы ехали всю ночь. Когда наступил рассвет, мы спускались к гребню холмов между Батрой и Абу эль-Лиссаном. На западе перед нами открывался чудесный вид на зелено-золотую равнину Гувейры, а дальше – на красноватые горы, скрывающие от взоров Акабу и море.

Гасим Абу-Дамейк, глава клана даманийе, беспокойно поджидал нас, окруженный своими отважными соплеменниками. Кровавые следы вчерашнего сражения еще видны были на их серых напряженных лицах. Они с глубокой радостью встретили Ауду и Насира.

Мы наспех выработали план и приступили к его осуществлению, сознавая, что не сможем двинуться вперед к Акабе, пока ущелье занято врагом. Если только мы не выбьем его оттуда, наши двухмесячные усилия и риск окажутся напрасными, не принеся даже первых плодов.

К счастью, непредусмотрительность неприятеля дала нам неожиданное преимущество. Они заснули в долине, тогда как мы, оставшись незамеченными, окружили их широким кольцом в горах. Мы начали спокойно обстреливать турецкие позиции под склонами утесов, надеясь выманить их оттуда и спровоцировать нападение на нас. Между тем Заал с несколькими верховыми поехал и перерезал на равнине телеграфные и телефонные провода, ведущие в Маан.

Такое положение продолжалось весь день. Стояла ужасная жара, сильнее, чем я когда-либо испытывал в Аравии, а наше беспокойство и постоянное передвижение делали ее еще более непереносимой. Даже некоторые из крепких арабов валились с ног от беспощадных лучей солнца и либо отползали, либо их оттаскивали под утесы, чтобы они пришли в себя в тени.

Мы перебегали с места на место, чтобы подвижностью заменить нашу малочисленность. Дыхание перехватывало от отвесных склонов гор, которые были так круты, что мы задыхались, взбираясь на них, а травы во время нашего бега обвивались, словно руки, вокруг наших ног и мешали нам. Острые камни известняка ранили нам ноги, и еще задолго до вечера при каждом шаге мы оставляли на земле кровавые следы.

Наши винтовки так раскалились от солнца и стрельбы, что жгли нам руки, и каждый залп доставлял нам тяжелые страдания. Утесы, на которые мы бросались для прицела, обжигали нам грудь и руки, и вскоре кожа с них сползала лохмотьями. Жгучая боль вызывала жажду. Но вода у нас была редкостью. У нас не было людей для доставки ее в достаточных количествах из Батры.

Мы утешали себя сознанием, что в замкнутой долине неприятелю было еще жарче, нежели нам в открытых горах. Мы все время беспокоили турок, не давая им возможности ни двигаться, ни собираться в отряды, чтобы сделать против нас вылазку, с наименьшим для нас уроном. Быстро передвигаясь с места на место, мы не могли служить мишенями для их винтовок. Мы лишь смеялись над их маленькими горными орудиями, из которых они нас обстреливали. Снаряды пролетали над нашими головами, разрываясь в воздухе позади нас.

Как раз после полудня меня хватил солнечный удар, или, вернее, я притворился, что он меня хватил, ибо я смертельно устал от всего и перестал обо всем заботиться. Я заполз в какую-то впадину, где стояла мутная лужица грязной воды, и намочил в ней свое платье. Ко мне присоединился Насир, задыхавшийся, как загнанное животное. Его губы потрескались и кровоточили. За ним стремительным шагом появился и старый Ауда. Его глаза были налиты кровью и вытаращены, а возбужденное лицо его было все в желваках.

Он саркастически усмехнулся, увидав нас лежащими, растянулся в поисках прохлады под насыпью и грубо буркнул мне хриплым голосом:

– Ну, а что с племенем хавейтат? Все болтают, а никто ничего не делает?

– В самом деле, – грубо кинул я в ответ, так как я был сердит на весь мир и на самого себя: – Они часто стреляют, но редко попадают в цель.

Ауда, позеленев и задрожав от ярости, сорвал с себя головную повязку и швырнул ее на землю подле меня. Затем он помчался, как помешанный, обратно на гору, сзывая своих людей громоподобным голосом.

Они сбежались к нему и через минуту рассеялись по склону горы. Я боялся, что дело приняло дурной оборот, и добрался до того места, где Ауда одиноко стоял на вершине горы, глядя на неприятеля. Но все, что он мне сказал, сводилось к нескольким словам:

– Садись на верблюда, если хочешь увидеть, как действуют старики.

Насир потребовал верблюдов, и мы сели в седло. Арабы промчались перед нами в неглубокую впадину, переходящую в низкую гряду. Мы знали, что находящаяся дальше гора спускалась удобными склонами к главной долине Абу эль-Лиссана, несколько ниже источников. Все наши четыреста верховых людей с верблюдами теснились здесь, недоступные для глаз врага. Мы подъехали и спросили у Шимта, что это означает и куда девались всадники с лошадьми.