Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому

• Название: Дженни. Ближе к дому
• Автор: Эрскин Колдуэлл
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Проза
• Год: 1963

В книге американского писателя глубокий драматизм событий сочетается с глубинным раскрытием сил, заложенных внутри американского общества, небольших ростков протеста и гнева против расизма.

---

— Рад тебя видеть, Эл, — ответил Туземец. — Я боялся, что это кто-нибудь другой. Входи в дом.

Эл Дидд был старинный друг, и, как и Туземец, всю свою жизнь прожил в Пальмире. Эл был высокого роста, худой, с коротко остриженными черными волосами, и говорил глубоким басом. По профессии он был монтер и когда-то имел свое дело. Однако в мастерской не хватало работы, Эл не мог прокормить жену и пятерых детей, и последние несколько лет он работал линейным инспектором и получал от электрокомпании приличное жалованье. («Мне только и приходится делать, что ходить и глядеть на провода и вышки, не застрял ли там дохлый сарыч, да не устроили ли ребята короткого замыкания бумажным змеем, да не сгорел ли где трансформатор. Некоторые думают, что я загордился и слишком высоко задираю голову, а это у меня просто шея не гнется, оттого что я целый день гляжу на эти самые провода».)

Эл вошел в комнату, наследив грязью по всему полу.

— Почему ты не заставишь город взяться за дело и осушить эту лужу перед твоим домом? Если она там навсегда останется, тебе придется завести поросят, и пусть это будет для них вроде садка. Если ты это сделаешь, то можешь потом хвастаться, что лучше твоей свиной лужи во всем округе нет. А когда проголодаешься, стоит только выйти из дому, заколоть одного поросенка и потом объедаться ветчиной и грудинкой сколько душе угодно.

— Беда в том, что я мало плачу налогов, — сказал Туземец, закрывая дверь. — Я сколько раз поднимал из-за этого шум, но никто меня не слушает и не собирается осушать эту воду. Впрочем, через месяц будут выборы, и если придут и спросят, за кого я собираюсь голосовать, может, мне и удастся на этот раз променять свой голос на что-нибудь стоящее — может, и сделают что-нибудь. Так давно все это тянется — просто ума не приложу, как выйти из положения.

Туземец принес ведро воды и разыскал в куче хлама чистую тряпку. Эл смыл грязь со своих ног и вытер их насухо. Потом начал было надевать носки и башмаки.

— Что со мной творится? — сказал он, глядя на свои ноги и качая головой. — Не знаю, для чего это я надеваю башмаки. Все равно придется снимать их, когда я буду опять переходить эту лужу вброд.

— Не беспокойся насчет этого, Эл, — сказал ему Туземец. — У меня есть лишняя пара старых резиновых сапог. С виду они неказисты, зато ноги у тебя не промокнут, пока ты доберешься до угла, где начинается мощеная улица.

Эл отворил дверь и выплеснул из ведра грязную воду. Закрыв дверь, он уселся в большое расшатанное кресло и закурил сигарету. Туземец вернулся к верстаку и сел на табурет.

Вдруг Эл вскочил на ноги.

— Что со мной творится? — громко заговорил он. — Должно быть, я до того разозлился на это свиное болото перед твоим домом, что совсем забыл, зачем сюда пришел.

— Не помню, чтобы ты мне оставлял что-нибудь для починки. Это был приемник или еще что-нибудь?

— Я ничего не оставлял для починки.

— Так о чем же ты тогда говоришь?

— Дело неладно, — серьезно сказал Эл, подходя к верстаку. — Так неладно, что из рук вон.

Туземец положил инструменты и взглянул на Эла. Тот медленно качал головой.

— Вот почему я и пришел сюда повидаться с тобой, как только ливень кончился. А не то я сидел бы дома и ужинал со своей старухой, — теперь она будет ворчать на меня за то, что я вовремя не вернулся домой.

— А что такое неладно, Эл?

— Многое неладно. Я тебе расскажу точно так, как сам слышал. Это будет самое лучшее. Вот только что Клайд Хефлин разговаривал с кем-то на углу около почты. А я шел посмотреть, нет ли писем в моем почтовом ящике, но он говорил так громко, что я полюбопытствовал и остановился послушать. Клайд расхвастался, как сам сатана в субботнюю ночь, насчет того, что он нынче собирается делать. Он сказал, что все было бы уже сделано, если бы не начался ураган и не бушевал так долго. Ну, ты ведь знаешь, каков бывает Клайд, когда собирается задать неграм трепку. Он как будто в лихорадке: лицо все красное, подбородок заплеван. Вот такой он и был на углу около почты. А орет так, что за целый квартал слышно.

Туземец поднялся с табурета и стал, прислонившись к верстаку.

— В жизни не видел человека, который так ненавидел бы черных, как Клайд Хефлин, — продолжал Эл. — Иной раз мне кажется, что он только для этого одного и живет на свете, чтобы их ненавидеть. Как бы я ни взбесился, я бы ни с кем не мог так обращаться, как он обращается с неграми, — ждет только подходящего случая. Чтобы стать таким, как он, надо насквозь пропитаться какой-то особой подлостью. Не знаю, зачем им нужен помощник шерифа или полицейский, который ведет себя подлец подлецом. Разве только потому — другой причины не придумаешь, — что у него и в Пальмире, и по всей округе имеются десятки дядюшек и братцев избирателей, а для такого политика, как шериф Гловер, это-то и есть самое важное.

— Так что же Клайд собирался делать?

— Он сказал, что как только придет домой и поужинает, сейчас же отправится в негритянский квартал и арестует Джозину Мэддокс. Он сказал, что получил приказ от шерифа арестовать ее и нынче же вечером посадить в тюрьму.

— За что посадить?

— Он говорил, настоящая-то причина та, что она с тобой путается, но вслух этого никто говорить не должен. Гровер Гловер сказал ему, что не желает, чтобы о чем-нибудь в таком роде говорили перед самыми выборами, и поэтому ей предъявят обвинение в проституции — как обыкновенной шлюхе — ну, вроде как всегда по субботам арестуют двух-трех негритянских девчонок за это самое на общих основаниях. Он сказал, что Джозину отправят в исправительный дом на полгода. Клайд думает, что это отличный случай проучить как следует всех негров за то, что они совсем обнаглели и лезут якшаться с белыми, обедать в тех же самых ресторанах, учиться в тех же самых школах, всё в таком роде. Он сказал, что они слишком уж задрали нос и думают, что никакой сегрегации больше не должно быть. Ну, а так как я все-таки знал, что у тебя с Джозиной шуры-муры — ты же мне сам это говорил, — то и подумал, что надо тебе это сейчас же передать. А если б я не был тебе хорошим приятелем, зачем бы мне оставаться без ужина да искать броду через это самое болото. Смотри же не забудь в самом скором времени отплатить мне любезностью за любезность.

— Это все Мэйбл, — сказал Туземец. — Ставлю что угодно, это она заварила кашу. Она кричала тут, что нас обоих арестует. И она убежала отсюда вчера ночью до того злая, что способна даже и на это.

— Что же ты будешь делать, Туземец? — спросил его Эл. — Ты ведь не можешь помешать Клайду арестовать Джозину. Ничем ты его не остановишь.

— Остановлю, если смогу. Сам пойду в негритянский квартал, к дому Джозины и предупрежу ее, пока Хефлин туда не добрался. Знаю, что может случиться, если он посадит ее в окружную тюрьму. Это всем известно. Посадят ее в самую дальнюю комнату и будут всю ночь лазить к ней на койку. Я слыхал, как это бывает, когда они сажают туда негритянок по субботам. Гровер Гловер и сам туда ходит, когда ему вздумается.

— Ты бы как-нибудь держался поосторожнее, когда придешь к ней в дом, — предостерег его Эл. — Это опасно. Если Клайд застанет тебя с ней сейчас, после этих его разговоров, он может и тебя тоже арестовать, а то и похуже что-нибудь выкинет. Ты знаешь, каков он, когда при нем револьвер, наручники и эта самая дубинка.

— Тут уже я ничего не могу поделать, — сказал Туземец. — Я пойду туда и предупрежу ее раньше, чем Клайд доберется до ее дома. У меня будет скверно на душе, если я этого не сделаю.

— Что же ты ей посоветуешь?

— Еще не знаю. Но по дороге я это обдумаю. Что-нибудь да придет в голову. Не хочу видеть, как ее арестуют за то, о чем ты говорил. Это несправедливо. Мало ли у нас в округе шлюх, но только она не такая. Джозина — хорошая девушка. Нет, сэр! Это просто несправедливо!

— Может, и несправедливо, Туземец, да только ты ему не указ, а он тебе — указ.

Туземец встал из-за верстака и беспокойно зашагал взад и вперед по комнате.

— Ничего тут не могу поделать, Эл. У меня есть свой собственный образ мыслей. Одно справедливо, а другое несправедливо, и я уж сумею сам разобраться, что справедливо, а что нет.

— Ну, если уж ты принял решение на этот счет, — сказал Эл, — лучше мне пойти вместе с тобой. Опасно идти одному, когда Клайд Хефлин тоже туда отправляется.

— Нет, сэр! — отвечал Туземец, решительно мотая головой. — Я этого не желаю. Ты в это дело не мешайся. Ты человек семейный, а мне приходится думать только о себе самом. Тебя могут запутать в это дело, а рисковать тебе нет никакого смысла. Я и сам справлюсь. А ты, Эл, держись подальше.

Они надели резиновые сапоги, и Туземец потушил свет в доме.

— Хорошо, я не буду вмешиваться, если ты так хочешь, зато я тебя провожу туда, — сказал Эл, когда они очутились в темноте. — Ты знаешь, каким подлецом может быть Клайд Хефлин, если он ополчился за что-нибудь на негра. И он может поступить с девушкой-негритянкой так же подло, как и с мужчиной-негром, точно так же может избить ее до полусмерти. Он просто беснуется, если негр скажет ему хоть слово поперек. Вот почему он убил уже столько негров, и как убьет — с каждым разом кичится собой все больше. Самое главное для тебя — держаться от него подальше в те дни, когда на него находит такое неистовство.