Алексей Шеметов - Искупление: Повесть о Петре Кропоткине

• Название: Искупление: Повесть о Петре Кропоткине
• Автор: Алексей Шеметов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

Алексей Шеметов — автор многих прозаических произведений. В серии «Пламенные революционеры» двумя изданиями вышли его книги «Вальдшнепы над тюрьмой» (о Н. Федосееве) и «Прорыв» (об А. Радищеве).

Новая историческая повесть писателя рассказывает о Петре Алексеевиче Кропоткине (1842–1921) — человеке большой и сложной судьбы. Географ, биолог, социолог, историк, он всю жизнь боролся за свободу народов. Своеобразные условия жизни и влияние теоретических предшественников (особенно Прудона и Бакунина) привели его к утопической идее анархического коммунизма, В. И. Ленин не раз критиковал заблуждения Кропоткина, однако высоко ценил его революционные заслуги.

---

— Пешком пройдемся? — сказал Кропоткин.

— Нет, перейдем на Выборгскую и сядем на конку.

И они пошли к Сампсониевскому мосту. Уже смеркалось, и Большая Невка чернела в серенькой мгле.

— Слышите, как шипит шуга? — сказал Кропоткин, приостановившись.

— Что-то снег нынче опаздывает… Петр Алексеевич, одолжите мне свой паспорт. Я собираюсь за границу. Сегодня хотел вынести на обсуждение это предложение, да свадьба помешала. Поезжайте-ка на месяцок к сестре на дачу.

— Какая ж теперь дача?

— Да я пошутил, Петр Алексеевич. Вам выезжать теперь никак нельзя. Вы становитесь главной силой нашей пропаганды. Вы, Клеменц и Корниловы. Остальные заняты организационным делом.

— Но вы, как и Соня, как и Чарушин, успеваете делать то и другое.

— В том-то суть — то и другое. А у нас главное — пропаганда. И тут вы — наша артиллерия.

На мосту они остановились, посмотрели на черную реку, несущую тонкие льдинки, послушали, как шипит шуга, и пошли дальше.

— А за границу вы действительно собираетесь? — спросил Кропоткин.

— Да, еду. Но паспорт ваш, пожалуй, и не понадобится. Мне уже обещали.

— С каким делом едете?

— Дело весьма важное. Мы должны иметь за границей наших литераторов, которые возглавили бы издание нашей литературы и основали бы наш журнал.

— А Лавров? А «Вперед»?

— Это все-таки не то.

— Ага, и вы поняли, что не то. А ведь горой стояли за Петра Лавровича.

— Я и сейчас на том стою. Более подходящего для нас издателя, чем Лавров, у нас за границей покамест нет. Надежда была, как вы знаете, на Соколова, но она не оправдалась. Не того мы ждали от Соколова. Переиздал там своих «Отщепенцев», и все. На нас не стал работать. Сердюков напрасно, кажется, старался и рисковал. Впрочем, нет, не напрасно. Вывозя ссыльных за границу, мы пополняем там стан русских революционеров, пускай хоть и не нашего направления. Да и просто освободить невольника — тоже немалое дело.

— Вы хотите выкрасть какого-то ссыльного литератора?

— Да, хочу вывезти за границу Ткачева.

— Ткачева?! О, это крупная птица. Орел. Но это человек, кажется, заговорщического склада. Едва ли будет издавать такой журнал, какой нам нужен.

— Посмотрим. А чтобы посмотреть, надо его вывезти. Хватит ему тут воевать в легальных журналах. И бить Достоевского.

— Ну, Достоевского ему не избить. Достоевский от его ударов разве только поморщился.

Они дошли до Сампсониевского проспекта и стали ждать конку. Разговор прекратили — люди.

В вагоне они сели рядом, но тоже не разговаривали.

Кропоткин вышел у Невского проспекта. Вышел здесь почему-то и Куприянов.

— Вам куда? — спросил Кропоткин.

— В Измайловский, к Корниловым. Но я хочу пройтись по Невскому.

Проспект уже сиял всеми огнями, гремел и кишел. По тротуару, в гуще движущейся толпы, даже рядом идти было трудно, какой уж тут разговор, и они шагали молча. Только когда дошли до Малой Морской и свернули с Невского, Куприянов остановился и сказал:

— У меня ведь к вам еще дело, Петр Алексеевич. — Он расстегнул пальто, достал из кармана пиджака сложенную вдвое тетрадку. — Это тихомировская «Сказка о четырех братьях». Кравчинский перед отъездом передал. Ваш литературный комитет решил ведь ее доработать. Так?

— Да, мы ее читали, предложили автору доработать.

— А он не стал переделывать, отдайте, мол, Кропоткину. Дописанную вами «Пугачевщину» я уже послал в Женеву. Отправил и две сказки Кравчинского. Пошлю и тихомировскую. Допишите, пожалуйста.

— Что ж, придется. Автор сидит, общаться с рабочими не может, так пусть его сказки ходят по рукам. Миша, заночуйте сегодня у меня.

— Нет, я к Корниловым. Пройдусь еще раз по Невскому и на конку.

Они стояли у Кирпичного переулка. Кропоткин посмотрел на угловой дом и улыбнулся.

— Дело идет, — сказал он. — Варя Батюшкова переписывает программу. Вон окно ее светится. Торопится, не пошла и на сходку. Прекрасная девушка.

— Девушка-то прекрасная, а какова революционерка? Мы ее совсем не знаем.

— Зато москвичи знают. Ненадежную не послали бы сюда.

— А давайте ее испытаем. Позовем ее на какое-нибудь смертельно опасное дело. Скажем, налет на тюремную стражу. Или… Придумайте что-нибудь, вас она лучше знает, во мне усомнится. Придумайте, а?

А все-таки в чем-то он действительно еще мальчик, улыбался Кропоткин, глядя на толстенького Михрютку, сейчас особенно похожего на медвежонка — в мешковатом коричневом пальто, в меховой шапке с опущенными ушами. И кто бы мог поверить, не зная близко этого неуклюжего юнца, что он способен проворачивать сложнейшие тайные дела, до безумия рискованные.

— Придумали? — сказал Куприянов. — Идемте.

Они вошли во двор.

— Тут настоящий лабиринт, — сказал Кропоткин. — Какие-то стены, перегородки кирпичные. Я не совсем помню, где вход. Кажется, вон за той стеной. Пройдемте туда… Ага, вот в эту дверь надо.

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж и оказались в узком темном коридоре. Кропоткин нащупал рукой нужную дверь и постучал.

Батюшкова впустила их.

— Напрасно, Варенька, не спрашиваете, — сказал Кропоткин. — Надо предостерегаться.

— Я не успела сообразить, — сказала Батюшкова. — Увлеклась. Программа очень интересная. Мысли глубокие, обоснование серьезное. Но достижима ли такая неограниченная свобода? Я переписываю еще первую часть. Не столько переписываю, сколько думаю. Посидите, я сию минуту закончу. Садитесь вот на скамейку, стульев нет.

Она опустилась на табурет и стала писать, низко наклонясь над бумагами. Наклонись она еще чуть пониже, и свеча, прилепленная прямо к столу, подпалила бы ее золотистые волосы.

Куприянов сидел, а Кропоткин шагал по комнатушке. Кропоткин не мог не двигаться, если не писал и не читал. Правда, на сходках он не позволял себе сновать взад и вперед.

Батюшкова отложила ручку, облокотилась на стол, оперлась подбородком на кулачки и задумалась. Михрютка смотрел на Кропоткина и мигал, мигал — ну-ну, говори.

— Варвара Николаевна, мы пришли за вами, — сказал Кропоткин. — Надо освободить наших товарищей. Их повезут сегодня в крепость.

Батюшкова встала.

— Сегодня? В какое время?

— Через час.

— Ну что ж, идемте, — спокойно сказала она.

Кропоткин глянул на Мишу — видел?

— Нет, Варвара Николаевна, мы пошутили, — сказал Куприянов.

— Хороша шутка! — возмутилась Батюшкова. — Проверяете, что ли?

— Простите, Варя, — сказал Кропоткин, потупившись.

— Простите, Варвара Николаевна, — сказал Куприянов. — Это моя затея. Глупейшая. Простите, пожалуйста.

— Ладно, ступайте, не мешайте мне работать. — И Батюшкова села к столу.

Молча, стыдясь друг перед другом, они спустились по лестнице, молча прошли по тускло освещенным сеням во двор, и тут Куприянов, выйдя первым, радостно вскрикнул:

— О, снег! Снежище! Долгожданный гость!

Снег валил так мощно, что за какие-то короткие минуты пышно устлал булыжный двор и кирпичные стены-перегородки.

— Это хорошо, — говорил Куприянов. — Давай, давай, заваливай наши следы. Будешь помогать нам скрываться.

— Наоборот, он будет помогать сыщикам выслеживать нас, — сказал Кропоткин.

Они вышли на Малую Морскую. Желтые огни фонарей тонули в снежной гуще. Тонули и люди, призраками двигавшиеся по тротуарам.

— Я провожу вас, — сказал Куприянов. — Такая благодать. Можно купаться в этом белом море. Наши узники прильнули сейчас к решеткам. Синегуб, наверное, рифмует строки. А знаете, стихи-то, черновики которых забрали, уже отпечатаны. В сборнике. Я позавчера получил его с партией книг.

— Как же Сергей не сжег черновики?

— Не успел, вероятно, а Лариса бросила их в мусор вместе с севастьяновским воззванием… Как она переменилась! Тигрица. Тигрица, у которой отняли тигренка. Сергей ведь был для нее не столько мужем, сколько сыном, хотя она и младше его.

Кропоткин вдруг увидел ту Ларису, какой она предстала в байковском доме, только что вывезенная из Вятки Сергеем. В зал тихо вошла томная блондинка с большими задумчивыми глазами. «Леня, можно вас на минуту?» — И увела в девичью половину тайно влюбленного в нее земляка Ленечку Попова — поделиться с ним сокровенной мечтой, как с подружкой.

— Да, отныне она будет тигрицей, — сказал Кропоткин. — Будет искать схваток. Пожалуй, возьмется и за револьвер. Где-нибудь в Швейцарии она до седых волос произносила бы речи на митингах, а тут уже готова убивать жандармов. Правительство успешно готовит себе яростных противников. — У подъезда дома коллежской советницы Кропоткин взял Мишу под руку. — Зайдите хоть на чашку чая, если ночевать у меня не можете.

— Нет, мы засидимся, меня ждут Корниловы, — сказал Куприянов. — Спокойной ночи. Со сказкой-то поспешите, надо поскорее ее отпечатать.