Иван Забелин - Расцвет русского могущества

• Название: Расцвет русского могущества
• Автор: Иван Забелин
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-8619-1

Вниманию читателей предлагается первая часть второго тома известного труда русского историка Ивана Егоровича Забелина (1820–1909) – «История русской жизни с древнейших времен», издававшегося с 1876 по 1879 год. В настоящей книге историк обратился к заре древнерусской государственности, временам первых великих князей – от легендарного Рюрика до Владимира. Анализируя ранние письменные свидетельства Древней Руси – договоры с Византией, – И. Е. Забелин размышляет о внешней и внутренней политике молодого государства, о возрастающей роли великого князя, о нравственной сути славянского язычества.

---

В древних понятиях хитрость, даже обманная, означала собственно искусство побеждать остротой ума и врагов, и всякие препятствия, стоявшие на пути к достижению цели. Это в кругу нравственных деяний. В кругу всяких других дел хитрость прямо значила искусство, художество; хитрец, хитрок – художник, творец, отчего и Творец всех вещей именуется Всехитрецом, Доброумом Хитрецом.

Тонким искусником и хитрецом обрисовывается и Ольга в своей мести за смерть мужа и за смерть русского князя. Прямой нравственный долг княгини, матерой вдовы, за малолетством сына державшей русское княжение, требовал от нее беспощадной мести старым врагам – древлянам. В этом заключался высокий нравственный закон языческого общества. Месть могла подняться общим походом на древлян, но сами же древляне дали повод исполнить ее без особых потерь. Они завели сватовство своего князя с русской княгиней, главной целью которого было совсем присоединить Киевскую область к своей Древлянской земле. В этой мысли нет ничего необычайного, сказочного или глупого, как нас уверяют[121]. Напротив, древляне здесь действуют настолько же умно, как действовала и Ольга. Посредством княжеских браков соединились в одно целое и не такие земли. Вспомним соединение Литвы с Польшей. Ольга воспользовалась этим обстоятельством и притворилась желающей выйти замуж за князя Мала. Отсюда и начинается ее искусство вести дело. Она совершает упомянутые три порядка мести в честь убитого мужа и приносит в жертву его душе честнейших людей Древлянской земли. Во всех случаях гибнут избранные лучшие люди, старейшины, державцы, защитники и управители. Выясняется известная политика умных князей-завоевателей – вынимать душу земли, как говорили о Москве новгородцы и псковичи; истреблять или выводить ее верхний, действующий, руководящий, богатый и знатный слой. Без того нельзя было покорить как следует ни одной земли. Это была ходячая и в своих целях мудрая и дальновидная житейская практика при распространении владычества над странами. Судить и осуждать ее может только История.

В числе бытовых порядков, сопровождавших разные обстоятельства этого события, обращает внимание ношение дорогих гостей в лодках. Мы не думаем, чтобы эти ладьи являлись здесь только сказочной прикрасой. Видно, что они употреблялись, как и сани, в качестве почетных носилок, когда требовалось действительно оказать кому-либо высокую почесть. Могло случаться, что при особом торжестве в лодках вносились прямо с берега в город любимые люди и особенно любимые князья. Лодками дарила Ольга князя Мала, как он видел во сне, и именно для того, чтобы в них несли его с невестой на брак. Из этой отметки видно, что лодка и в свадебном обряде занимала свое место. У людей, проводивших большую часть жизни на воде, живших постоянно в лодке, каковы были первые руссы, лодка очень естественно в необходимых случаях могла заменять сухопутную колесницу или носимый чертог и потому могла получить обрядовое значение. В лодке же язычники-руссы хоронили (сожигали) своих покойников, как видел араб Ибн-Фоцлан. Можно полагать, что память о языческих обрядах погребения заставила уже в христианское время покрыть убитого и брошенного между двумя колодами князя Глеба тоже лодкой, что соответствовало как бы исполненному погребению.

Изображая такую языческую старину о порядках княжеского мщения и погребения, народная повесть рисует вместе с тем и народные воззрения на значение личности князя в тогдашнем обществе. В некотором смысле князь является сыном земли. Не сам князь, а вся Древлянская земля, как родная мать, устраивает его брак с Ольгой. Во всех действиях личность князя стоит позади и ничего личного не предпринимает. Князь вообще не представляет собой ничего господарского, самодержавного или феодального; он и после именуется только господином, что имеет большое различие с именем государь, господарь, обозначавшим вообще владельца – собственника земли. Стало быть, круг понятий о значении князя для земли не заключал в себе представления о самодержавном собственнике, но ограничивался больше всего представлениями о пастыре-водителе, как и разумеют древляне своих князей, выражаясь, что они распасли Деревскую землю. Первая и главнейшая обязанность князя выставляется в действии малютки Святослава – починать сражение, битву. Все это самородные бытовые черты, отзывающиеся глубокой древностью.

Кровь Игоря была жестоко отомщена. Она пала на головы целого племени, исстари враждебного Киеву, которое теперь было укрощено и обессилено навсегда. Но эта самая кровь заставила и киевскую дружину опомниться и устроить свои отношения к земле не на волчьих порядках, а на правильных уставах и уроках, на уговорах и договорах. Промышленный путь Игоря к древлянам, как видели, не руководствовался никаким правилом и никаким уставом и основывался лишь на праве сильного грабителя, на праве волка, почитавшего своей добычей все, что ни попадалось под руку. Нет сомнения, что точно так же в первое время действовали очень многие дружинники, сидевшие по городам в покоренных землях. Самое слово дань в первоначальном смысле должно было обозначать только одно даяние, вынужденное силой и ничем не определенное. Первый собиратель даней естественно еще смотрел на эти поборы глазами простого промышленника за зверем и птицей и добывал все, что можно было добывать, нисколько не заботясь о том, что будет дальше. Он ловил зверя и птицу в том количестве, в каком они попадались в его ловецкие снасти; точно так же и самую дань он ловил в том количестве, в каком она представлялась его глазам. Но людское дело не звериное; оно тотчас требует устава и порядка, а в противном случае готовит гибель тому же собирателю дани. Очень памятная для народа мудрость Олега состояла в том, что у одних племен, плативших дань хазарам, он оставил дани в старом порядке, а северянам даже облегчил дани, лишь бы не платили хазарам. Другим племенам, на севере и у древлян, он дал уставы, т. е. поставил правило, как, когда и сколько платить; значит, вообще действовал по-людски, рассудительно и разумно. Дружина, конечно, никогда не могла оставаться в границах, ибо всегда нуждаясь и всегда желая большего, она по необходимости и должна была разносить по земле насилье и обиду. При Игоре она вывела на свой путь и самого князя; и он жестоко поплатился за то, что, забыв княжеские, земские выгоды, стал служить только выгодам дружины. Но княжеская мудрость Олега была восстановлена Ольгой, которая недаром прозывалась его же именем. Вся княжеская деятельность Ольги тем особенно и прославляется, что она уставила хозяйственный порядок по всей Русской земле. На другой же год после древлянского погрома она ходила в Новгород и уставила там погосты, дани и оброки по рекам Мсте и Луге, т. е. направо и налево по всей Новгородской области. И во Пскове оставались ее сани очень долгое время, спустя с лишком сто лет; и по Днепру, и по Десне известны были ее перевесища на ловлю зверей; и по всей земле существовали ее ловища и знамения, и места и погосты. Одно село так и называлось Ольжячи, замечает летописец; но и теперь много сел носят это святое имя. Очень короткие слова летописца вообще могут служить достаточным показанием, что княгиня-хозяйка объездила самолично всю землю вдоль и поперек, уставляя повсюду правило и порядок в самом существенном деле земских отношений. Видно, что она не только определила количество дани, известные сроки для сбора, но и указала места, куда эта дань должна была сосредоточиваться из ближайших окрестных поселков. Все это было памятно русским людям спустя лет полтораста и больше, в XI и в XII веках, когда летописец начал описывать временные лета и прибавлял, что все это есть и до сего дня! И все это было памятно, конечно, по той причине, что глубоко касалось земских выгод, земских порядков, и касалось доброй, хозяйской стороной, где княжеская власть являлась добрым пастухом и зорким охранителем земледельческой и всякой промышленной жизни.

«Все на этом свете остроумная Ольга искала мудростью», – говорит летописец, и естественно, что к концу своего пути она обрела истинный источник мудрости – Христово учение. Так, по всему вероятию, доходили до этого источника многие из тогдашней Руси. Изыскивая и испытывая, что творилось во всей Русской земле, чем и как жила эта земля, объехавши всю эту землю из конца в конец, Ольга, следуя естественному влечению своей пытливости, должна была рано ли, поздно ли побывать и в Царьграде, ибо все лучшее и дорогое в жизни, все, чем украшалась русская жизнь в тот век, приходило из Царьграда и там сосредоточивалось. Царьград для русских людей X века был тем же, чем был для них Париж со второй половины XVIII века. Теперь представлялся к этому самый святой повод. По рассказу летописи, Ольга пожелала принять святое крещение от рук самого патриарха, что очень вероятно, хотя греческие свидетельства и не упоминают об этом. Она могла креститься в Киеве, могла для этого ехать в Корсунь; но ее мысль необходимо уносилась в славный Царьград. Там было средоточие христианской жизни, там хранились святые памятники христианства от первых веков, там только возможно было созерцать неизъяснимое для язычника величие христианского обряда и красоту церкви. Вместе с тем для кого же из тогдашней Руси не был любопытен этот греческий всемирный торг, этот город, изумительный по своей красоте и богатству? Кто не желал видеть своими глазами это «золото, серебро и паволоки», которыми в русском воображении так коротко, но точно обрисовывался весь греческий быт.