В. Бирюк - Урбанизатор

• Название: Урбанизатор
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Научная Фантастика

«Душа неслышная стремитсяВ ненасытимую волшбу…»

Urbi et orbi — городу и миру. С этой фразы начинается благословение Папы Римского, так начинались манифесты древних цезарей. Как назвать человека, который город строит? Урбанизатор? По-русски — градостроитель. Мне в ту пору «orbi» — был мало интересен. Мой «urbi» — куда как… забавнее. Рос он не по дням, а по часам. Поднимался стенами домов и мастерских, дворцов и церквей. Зарывался подземельями, тянулся улицами, прилеплялся лестницами к крутым склонам и широко раскидывался по округе. Главное — рос людьми. И — растил их. В умениях и имениях, в чинах и душах, в жизнях и смыслах. «И воздвигся град крепкий. Велик и мног людьми». Сказать-то легко… «Быстро сказка сказывается, да нескоро дело делается» — слышала, красавица, такую присказку? А как с этим бороться? Так просто же! Делать не одно дело, а много. Каждое дело в свой срок исполнится, а все вместе…

«Кто поверит, я и сам не верю —Толь на счастье, то ли на беду,У меня семь пятниц на неделеИ тринадцать месяцев в году».

«Сказок» — по семь раз во всяк день слушать приходилось. В каждую из «семи пятниц». Все «тринадцать месяцев в году».

---

— Господине, эти люди, ну, которые третьи, ну, подснежники…

— Короче можешь?

— А… ну… да… так… эта… Селеньице их вёрст 40 выше по Волге. По, стало быть, правому берегу. По осени, перед ледоставом, пришли откуда-то к ним люди. Русские. Да. Вроде — шиши. Но есть и воинские. Кажется. Местных побили, кучу всего забрали, из домов выгнали, баб… стало быть… ну… Вот. И стали строиться. И дома, и огороду. И — церковь. Поскольку меж ними есть поп.

А вот это интересно.

Есть речные шиши. Про них я рассказывал, на зиму «краеведы» имеют привычку захватывать малое поселение в глухой местности и становиться там на зимовку. Часть русских ратников после каждого похода пополняет эти речные банды — про это я уже…

Две странности: они строятся. Обычные шиши заходят в селение и дальше его только разрушают. Ну не любят разбойнички плотничать, или, там землю копать.

Вторая: поп. В жизни, конечно, всяко бывает. И среди попов — люди разные случаются. Но вот так в открытую… полковым капелланом среди шишей и мародёров… И — «строят церковь»? Очень странно… А место для меня важное — там позже Балахна будет, там соляные источники, снег сойдёт — я туда людей пошлю.

— Как звать?

— Кого? Попа? Не знаю.

— Нет, тебя самого.

— Драгуном кличут.

Как-как?! Ну, блин… Хотя — нормальное древнерусское имя. Никакого отношения ни к спешенной коннице, ни к конной пехоте. Вообще, к родам кавалерии — никак. Наверное, от «дорогой».

— Так, Драгун. Расспроси и разберись. С этими… церковными шишами.

Дефиниция вылетала случайно. В тот момент о связи православной церкви и речных разбойниках, захвативших селение мещеры возле Балахны — я не знал и не думал. И уж тем более не представлял — как это отзовётся на моём «гильотино-строительстве».

«Спешенный» ударом лопаты Драгун оказался толковым парнишкой. Он мог часами выслушивать бред очередного персонажа, жаловаться на головные боли, ныть по поводу подступающей слепоты и наступившей тошноты. Но слышал он хорошо. Улавливал ложь или хвастовство в рассказах туземцев и сводил их бесконечные излияния в короткие, очень ёмкие донесения. Которые и служили мне часто основаниями для принятия решений.

Темп жизни на Стрелке нарастал, нужно было всё и сразу. Но, часто, не то, что я предлагал.

— Хохлома? — Здорово! Красиво! Золото! Но… у нас простых ложек недостача.

— Ясно. Кто пойдёт баклуши бить?

«Бить баклуши» — технологическая операция в производстве деревянных ложек. А не то, что вы подумали.

Обилие пришлых, их страстное желание «зацепиться за Стрелку», а не сдохнуть с голоду в окружающих заснеженных лесах, позволяло использовать добровольность, а не принуждение. Обеспечивало «высокий конкурс на одно место». На любое место. Хоть горшки детишкам выносить — лишь бы в тепле и с хлебушком.

Различие пришедших ко мне людей выдвинуло на первый план задачи социализации. Вот были бы у меня здесь Пердуновские — они бы знали, «как здесь ходят, как сдают». В Рябиновской вотчине я годами выстраивал социальную структуру. Отношения не сколько между должностями — между людьми.

«Плевать в человека — нельзя. Пойдёшь свинарник чистить». Я просто знаю, насколько опасен плевок туберкулёзника или сифилитика. Здесь этих болезней пока нет. Но вбивать нормы поведения — надо заранее.

«Врать — нельзя. Пойдёшь кирпичи лепить». «Распространение недостоверной информации» — нахлебался вдоволь. «Кирпичи» — гуманизм. В боевых условиях — смерть.

Сотни подобных элементарных ситуаций, человеческих реакций были уже накатаны в Пердуновке. По моему плану, они должны были бы естественным образом воспроизводиться переселенцами здесь. А приходящие новосёлы довольно мирно интегрировались бы в такую среду. В ходе повседневного общения восприняли бы эти стереотипы и традиции. И — «У нас всё будет хорошо!».

«Куда сбываются мечты?». Так, об этом я уже…

Часть 72. «Выходили из избы здоровенные жлобы. Порубили дерева на…»

Глава 391

Понятно, что очень быстро образовались сильно сообразительные личности, которые пытались совмещать максимум «благ» с минимум труда. Тут не надо обижаться или рассуждать о «неблагодарности» и «природной испорченности». Да, воруют и сачкуют. Это неизбежно и потому — ожидаемо.

В родовом обществе, в общине, в патриархальной семье существуют довольно устойчивые комплексы мер. По идентификации и фиксации прав собственности, по определению нарушителя этих прав, по наказаниям.

Оказавшиеся в нашей, довольно изменчивой, динамической, городской структуре, новосёлы в определённый момент, не видя «привычных маркеров», начинали думать, что «всё вокруг народное, всё вокруг моё». Вели себя в твёрдой уверенности, что, поскольку прежних, общинных, методов сыска — нет, то их и вообще нет.

— А что Воевода сказал «нельзя…» — так он же не увидит!

Явление многократно исследовано и описано в самых разных обществах. Например, при привлечении туземцев из горных племён Таити в гостиничный бизнес в 20 веке. Про отечество не говорю — его и в 21 веке потряхивает по этому основанию. Даже без учёта выходцев из кишлаков и аулов.

Я этого ожидал, предвидел, принимал меры. Слова тут не действуют. Не так: действуют, но только «после того как», и наглядно.

Примерно через неделю после прихода каждой очередной большой группы новосёлов, пара-тройка «услышавших, но не внявших» подвешивалась к столбам в «Электродном овраге». Получала свой личный экземпляр «спинной росписи» — не путать со «стенной», и отправлялась «на кирпичи». Через неделю — повтор.

«Сле-е-едующий придурок».

Ещё через пару недель — последние. Из этой группы. За месяц — успевала придти очередная. Поселенцы лезли из леса довольно густо, и Христодул без работников не оставался. Хотя и мёрли они у него… ежедневно.

Я ярый противник телесных наказаний. Особенно — после впечатлений от здешнего кнутобойства. Когда кнут «вырывает куски мало не до кости».

Свободный человек, по моему мнению, не может быть бит плетьми. Поэтому кнутобойство — только для уличённых преступников. А преступник — не человек, гражданских прав не имеет. Новосёлы — и так «неграждане». Попавшиеся — ещё более «не…». И «кобыла» у Христодула уже отшлифована до блеска животами провинившихся.

По уму — сейчас у нас новосёл украсть может только то, что можно съесть под одеялом. Да и то — с риском для жизни. Выходить из голодовки нужно осторожно.

Но это ж — «по уму».

В каждой группе находятся чудаки, которые в первую-вторую ночь начинают шарить по округе в поисках съестного. Как делали дети из блокадного Ленинграда при доставке их в детские дома на «Большой земле». С тем же результатом: если надзиратели проспали — чудака хороним. Смерть от заворота кишок — медленная и мучительная.

Более удачливые — продолжают «шарить». Уже не с голодухи, а просто. Голода у нас нет, кормёжка… достаточная. Но… а почему нет, коли лежит?

Как выявлять? Какие методы? Да разные! Про синюю краску для казённой ткани я уже рассказывал, клеймение, маркировка всего, чего ни попадя, амбарные книги, выдача под роспись…

А, вот, забавнее. Детская шутка, конечно.

Продовольственный склад. Ночью кто-то вскрыл, утром осмотр личного состава даёт чудачка с синими пятнами по голове. Ну ведь понятно же, что «русское индиго» — многофунционально. А уж поставить плошку с краской на притолоку над дверью…

Чуть страшнее. Курт мышку поймал. Собрали детишек, пустили мышку в ящик открытый. Показываю: мышь бегает. Все радостно верещат. Капаю на неё синильной кислотой из «сигарки», которую я в Мологе использовал — мышь дёргается и дохнет.

Вот так и с любым татем клетным будет. Такие штуки поставить за многими дверями — не велик труд. Кто знает — не попадётся. А вот бестолочи да злыдни… Не открывайте тех дверей, которые не для вас — целее будите.

«Они же дети!» — пшли в задницу! Они, прежде всего — люди. Если человек человеческого слова не понимает… Не так: понимает, но на слово моё плюёт… Не понял, наплевал — сдох. Мне такой чудак не нужен. Кому здесь жить, как жить, жить ли вообще — решать мне.

«Не корысти ради, а исключительно волею пославшего мя»… древа Иггдрасил.

На самом деле — ничего нового. Страшные русские сказки: «придёт серенький волчок и ухватит за бочок», про петушка, которого «несёт меня лиса за синие моря», про йети, живущего в лесу… столетиями рассказывались бабушками маленьким внучкам. С вполне определённой целью: испугать ребёнка. Чтобы он не попёрся сдуру в лес. Потому что там — он может заблудиться, утонуть в болоте, замёрзнуть, ослабнуть и умереть. Использование фантастических страшилок для воспитания реальной осторожности. Техника безопасности на основе образа бабы-яги.