Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

• Название: ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
• Автор: Александр ХАРЬКОВСКИЙ
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я понял трагедию человека, который мечтает, чтобы люди любили друг друга, но не может осуществить свою мечту. И мне открылась его наивная, красивая и вместе с тем реальная мечта. Может быть, мечта эта – вуаль, скрывающая трагедию художника? Я тоже был мечтателем, но я желаю автору не расставаться со своей детской, прекрасной мечтой. И призываю читателей войти в эту мечту, увидеть настоящую радугу и понять, что мы не сомнамбулы.

---

– Почему же вы так ответили, ведь это для вас было небезопасно?

– Я был в своем, русском Владивостоке. И пусть японцы захватили его и даже переименовали в город Урадзиво, они должны были бояться меня, а не я их.

– Так, так, – подтвердил Лу Синь. – Японская пословица в таких случаях советует: "Садясь на чужого коня, помолись предварительно Будде".

Ерошенко радостно рассмеялся в ответ: он понял намек Лу Синя – незадолго до их встречи Народно-революционная армия ДВР разбила белых под Волочаевкой и вела успешное наступление на Приморье.

С той поры Лу Синь и его русский друг не раз беседовали по ночам. Иногда в их разговорах принимал участие У Кэ-ган или кто-либо из гостей Лу Синя. Один из них впоследствии вспоминал, что такие беседы длились нередко за полночь. "При этом совсем не чувствовалось, что Лу Синь – китаец. Он умел так проникаться настроением, мыслями собеседника, что совершенно перевоплощался. Даже на шутки Ерошенко он отвечал тоже японскими шутками…". Так и не освоившийся в Китае, Ерошенко чувствовал себя в доме Лу Синя естественно и свободно.

Японию, замечал Лу Синь, Ерошенко искренне любил и говорил о ее бедах так, словно высказывал свое собственное горе. Видимо, Лу Синь и его русский друг немало беседовали об этой стране. Говорили они и о Советской России, которая очень интересовала Лу Синя и к которой он чувствовал большую симпатию (7). Однако объяснить его дружбу с Ерошенко только этим нельзя. В 20-е годы в Пекинском университете, бок о бок с Лу Синем, работали и другие русские – китаеведы А. Ивин, Б.Васильев, писатель С. Третьяков. Но близок он был только к Василию Ерошенко.

К сожалению, об отношениях Лу Синя с Ерошенко еще мало известно. Ерошенко не оставил воспоминаний о своей жизни в Пекине. Более того, возвратившись из Китая на родину, он в разговорах никогда не упоминал о своей дружбе с китайским писателем, видимо считая даже само такое упоминание нескромным. К счастью, Лу Синь в своем эссе "Праздные мысли на исходе весны" поведал читателю о своем русском друге. Он вспоминал свои беседы с Ерошенко:

" – Господа капиталисты все больше превращают рабочих в машины, – сказал как-то Ерошенко. – Они не только эксплуатируют их, но и навязывают им свои мнения, взгляды, заставляя с покорностью работать на себя. И я опасаюсь, Лу Синь-сэнсэй, как бы будущие ученые, чтобы парализовать рабочих в их борьбе, не изобрели специальное лекарство.

Я вздохнул, чтобы Ерошенко понял, что я разделяю его страхи, и сказал:

– Конечно, досточтимые господа и мудрецы, которые им служат, мечтают о золотом веке, когда они с помощью каких-либо технических средств смогут превратить рабочих в своих механических рабов. К счастью, у человека нет такого нервного узла, как у гусеницы, чтобы одним уколом можно было парализовать его волю, поэтому этим господам приходится обманывать людей…

Когда в 1915 году, – продолжал Лу Синь, – помещик Юань Ши-кай решил объявить себя императором, то его ученые американские советники написали: "специфические черты характера китайцев таковы, что Китай может быть только монархией". К счастью, ваша страна недавно отказалась от такой "специфики"".

Во время этих встреч Ерошенко бывал счастлив. И хотя были они не частыми – Лу Синь много работал, – слепой писатель всегда чувствовал, что рядом с ним большой настоящий друг.

Однажды заметив, как грустит Ерошенко, невесело наигрывая на гитаре, Лу Синь сказал:

– А почему бы вам не пригласить сюда приятеля из Японии? У нас в доме всегда найдется место для гостя.

– Да вы просто ясновидец, Лу Синь-сэнсэй, – ответил Ерошенко.

Как раз в это время в Китай собирался токийский знакомый поэта, студент Фукуока Сэйити; японец спрашивал, может ли он погостить в доме Лу Синя. Теперь Ерошенко мог позвать приятеля к себе. Подзаработав уроками английского языка и дождавшись каникул, Фу-куока Сэйити приехал в Пекин.

На вокзале Ерошенко его не встретил. Взяв рикшу, Фукуока отправился в дом Лу Синя. Приехав, он представился Чжоу Цзо-жэню и тихо, на цыпочках, вошел в комнату слепого. Японец хотел сделать сюрприз другу, но Ерошенко, повернув к нему голову, сказал:

– Фукуока, – это ты. Подойди сюда – я уже давно тебя жду. Извини, что не пришел тебя встречать на вокзал.

– Эро-сан, дорогой, как вы меня узнали? – отозвался Фукуока. – А встреча… вы, наверное, сочли, что для меня будет небезопасно свидание с человеком, высланным из Японии?

– Ты прав. В Пекине полно японских шпионов. Но это не значит, что мы просидим все дни дома. Не так ли?

На следующий день они втроем – Фукуока, Ерошенко и его поводырь, мальчик Чан-линь, отправились на прогулку. Ехали они на ослах – иного транспорта, если не считать рикш, в Пекине тогда не было.

"Был конец марта, наступила весна. Уже расцвели персики и сливы, в сосновом бору щебетали птицы. Друзья проехали по Центральному парку, затем Ерошенко предложил посетить кладбище императоров династии Мин. Здесь он остановился, слушая птиц, дотрагивался до памятников руками…

В полдень они приехали на гору Сишань (западнее Пекина), а оттуда отправились в зоопарк посмотреть и послушать животных.

С приездом Фукуока Ерошенко стало веселее. Но особенно ценил он те немногие дни, когда их обоих брал с собой на прогулку Лу Синь. Шли они на улицу Люличан, в тихие прохладные лавки антикваров. Лу Синь занимался тогда поисками экспонатов для пополнения китайских музеев. Здесь никогда не было толчеи. Кончиками пальцев Ерошенко ощупывал фигуры девушек и всадников, раскопанные в могилах; чистый фарфор императорских заводов в Цзиньдэчжэне – чашки, вазы, которыми не разрешали пользоваться даже помещикам; бронзовые монеты Х века – крупные с квадратными отверстиями; зеркала с барельефом на обратной стороне.

Лу Синю, знатоку древностей, было интересно, как воспринимает все это Ерошенко. Узнав от Лу Синя, что есть любители, которые снимают отпечаток с памятника, а сам памятник уничтожают, чтобы их копия стала уникальной, – Ерошенко в гневе сжал кулаки.

О многом говорили Лу Синь, Ерошенко и Фукуока в эти мартовские, свободные от занятий дни – об истории буддизма, о войне, о русской литературе и переводах ее на китайский язык. Однажды Ерошенко сказал:

– Лу Синь-сэнсэй был так добр, что перевел мои сказки. Знаю, я слабый литератор, но у меня есть пьеса "Персиковое облако", которая все же лучшее из того, что я написал. Мне бы очень хотелось, чтобы Лу Синь-сэнсэй перевел и ее.

– Я читал вашу пьесу: в ней так много названий растений и животных, что я не представляю, как перевести все это на китайский, – ответил Лу Синь.

– Быть может, я мог бы вам помочь, – заметил Фукуока. – Мне приходилось редактировать эту пьесу.

– Да это просто заговор, – сказал Лу Синь и улыбнулся сдержанно, одними глазами. – Нужно подождать. Перевод не каша или чай, которые проглатывают целиком. Здесь следует поработать зубами, языком. Переводить нужно так, как вкушают подлинные яства – не спеша, маленькими кусочками.

С этого дня Лу Синь сел за перевод "Персикового облака". Для него, вспоминал наблюдавший за писателем У Кэ-ган, это было почетное и торжественное дело. От работы он отвлекался только для того, чтобы посоветоваться с Ерошенко и Фукуока (8).

В день, когда Лу Синь закончил перевод пьесы, его мать пришла на мужскую половину и сказала об этом Ерошенко. Гость пришел в такой восторг, что бросился в пляс, потом сорвал со стены гитару и под ее аккомпанемент спел для старой китаянки несколько русских песен.

А Лу Синю он посвятил четверостишие – "Песнь белой птицы":

Вижу радуги мост, он играет, маня.

Слышу голос зовет – это ты, это ты!

Я иду по мосту в край чудесной мечты

И ты смотришь мне вслед, ободряя меня.

Видимо, Ерошенко понимал, что перевод "Персикового облака", сделанный рукой большого мастера, станет достоянием потомков.

(7) Лу Синь был активным пропагандистом русской и советской литературы; основал издательство, выпустившее при его участии переводы многих русских книг.

(8) В благодарность за эту помощь Лу Синь подарил Фукуока китайское издание сказок Ерошенко с дарственной надписью на эсперанто.

Персиковое облако

Действие пьесы "Персиковое облако" происходит как в реальной действительности – на земле, среди людей, так и в ирреальной – под землей, в сказочном мире животных, растений и духов. На земле, где светит солнце, живут сильные существа; внизу же, в мрачном подземелье, обитают создания слабые, но преисполненные надежды на лучшее будущее; они тянутся к солнцу.

В одной деревне живут три девушки-крестьянки: Харуко, Нацуко, Акико и дочь богача Фуюко (9). А под землей есть очень похожие на них принцессы: три добрые – Весна, Лето и Осень и одна злая – Зима. В облике неверного жениха Канэ видны черты сказочного юноши – Персикового Облака. Каждое животное или растение, согласно ремаркам автора, воплощает реальный персонаж – аристократов, ученых, артистов, рабочих. Таким образом, сказка отражает реальность, а реальность уходит корнями в сказку.