Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

Много позже Каменева сделала поразительное признание об истоках советской культурной дипломатии и визитах иностранных интеллектуалов в страну. Попав под огонь критики со стороны собственных подчиненных, «почуявших запах крови» в связи с ее отношениями с осужденными оппозиционными лидерами — ее братом Троцким и мужем Каменевым, — она поведала о том, сколь многого лично ей удалось достичь без особой поддержки партии, прежде всего на начальном этапе. В частности, она писала: «Что касается материальной стороны, дело было, в сущности, основано на буржуазные деньги: из остатков средств буржуазных организаций, помогавших голодающим»{96}. Это подтверждается письмом Каменевой Чичерину, написанным в декабре 1924 года: вся информационная работа с иностранцами велась при помощи «средств, идущих на “продовольственную помощь” (государство же на всю работу за 15 месяцев не дало ни одного гроша)»{97}. Каменева указывала на данный факт, требуя законного финансирования, но не выражая сожаления о нефункциональном расходовании благотворительных средств, присланных для голодающих крестьян.

Первым пропагандистом достижений советской системы за рубежом после Октябрьской революции стал НКИД, Отдел печати которого в начале 1920-х годов возглавлял высокопоставленный советский чиновник, член коллегии НКИД Федор Ротштейн. Отдел печати работал совместно с Последголом в недолгий период его существования для предоставления всему миру информации о ситуации в голодающих районах. Впоследствии Ротштейн занялся осуществлением непосредственных контактов НКИД с нарождающимися организациями советской культурной дипломатии и пропаганды{98}. Последние появились в ответ на открывшиеся в 1922–1923 годах широкие возможности заграничных путешествий, а также в связи с возросшим в Европе интересом к ранней советской культуре. Некоторые из первых советских художественных выставок состоялись, например, в 1922 году в Берлине, Флоренции и Праге, и интерес, который они вызвали, подчеркивал необходимость более сфокусированной работы с иностранной интеллигенцией.

Именно это и стало непосредственной предпосылкой для создания ВОКСа. В декабре 1923 года КЗП сформировала Объединенное бюро информации (ОБИ), чтобы координировать сведения, предоставляемые «всем иностранцам, приезжающим сюда для ознакомления с научной и культурной жизнью СССР», как это формулировалось для других советских учреждений. Задачей ОБИ, изначально имевшего всего семнадцать сотрудников, была «пропаганда среди заграничной интеллигенции путем ознакомления ее с культурными завоеваниями и работой Советской Республики». Стремясь первоначально убедить иностранцев в нейтральном характере советских международных культурных инициатив, ОБИ было представлено за границей в качестве «неофициального» информационного центра, никак не связанного с Кремлем. Бюро издавало бюллетень, посвященный советской культурной жизни, впервые в истории советского государства предпринимало попытки помещать статьи в некоммунистической зарубежной печати, а также работало с советскими дипломатами за рубежом, которых просили рекомендовать иностранным туристам эту новую организацию{99}.

Контуры работы ОБИ, обусловленные конкретными обстоятельствами периода борьбы с голодом, в зачаточном состоянии представляли собой набор функций, которые позже формализовались и расширились в связи с созданием в 1925 году его преемника ВОКСа, ставшего главным учреждением по экспонированию достижений советской культуры перед иностранцами и по организации визитов в СССР представителей интеллигенции (за исключением таких групп, как иностранные коммунисты, дипломаты, делегаты от профсоюзов и журналисты). В ВОКСе все формы деятельности, осуществлявшейся ранее ОБИ, последовательно поддерживались и реализовывались в той же или расширенной форме; среди немногих новых отличительных черт ВОКСа были его официально неправительственный статус «общества» и в связи с этим — более глубокие связи с советской интеллигенцией и общественностью. Более того, переговоры КЗП с иностранными благотворительными делегациями и участие в выдаче виз и разрешений на поездки по СССР для их уполномоченных (например, для Католической миссии, которую финансировал Ватикан) привели Каменеву к близким контактам с руководством органов безопасности — Генрихом Ягодой и Вячеславом Менжинским{100}.

Конъюнктура начала 1920-х годов, породившая советскую культурную дипломатию, объединила тесное вмешательство государства в международный культурный обмен с попытками воздействия на иностранное (в первую очередь западное) общественное мнение, и прежде всего на западную интеллигенцию. Прием иностранных гостей стал неотъемлемой частью этой сдвоенной задачи, преследуя которую ОБИ, а затем и БОКС оказались вовлеченными во внешние операции с заграницей и исполнение своих внутренних функций, привлекая для этого иностранцев и советскую беспартийную интеллигенцию. Тем самым создавалась живая связь между внешними и внутренними целями — особенность, в целом характеризующая историю взаимодействия партии-государства с внешним миром.

Основной движущей силой ОБИ (а позже — ВОКСа) и была Ольга Давыдовна Каменева (в девичестве Бронштейн). Она и ее брат Лев Троцкий родились в аграрной провинции — Херсонской губернии, в семье одного из немногочисленных состоятельных евреев-землевладельцев Российской империи. Как и ее более известный брат, Ольга рано примкнула к социал-демократическому движению, вступив в 1902 году вслед за ним в партию. В качестве жены «заместителя» Ленина — Льва Каменева — энергичная Ольга помогала лидеру большевиков редактировать партийные издания. Получив образование в Берне и до 1917 года вместе с большевистскими руководителями окончив «курс» длительной европейской эмиграции, Каменева сумела превратиться не только во властного комиссара и деятельного покровителя беспартийной русской интеллигенции, но и в изысканную «мадам Каменеву» для иностранных почетных гостей. Как и многие жены большевистских лидеров, Каменева после революции заняла ответственный пост в культурной сфере — в 1918–1919 годах она возглавляла театральное управление Наркомпроса. Эта должность, очевидно, не удовлетворяла ее амбиций, поскольку даже Политбюро отмечало в 1919 году получение «неоднократных заявлений т. О.Д. Каменевой перейти на политическую работу»{101}.

Работая над организацией ОБИ и, позже, ВОКСа, ставшего основным детищем Каменевой в 1920-х годах, она не покинула сферу «культуры», но политическая значимость ее работы серьезно возросла. Каменева бросилась в водоворот бюрократической политики государственного строительства с революционной энергией, типичной для большевистской интеллигенции 1920-х годов: ОБИ, естественно, располагалось в Москве, и не где-нибудь, а в гостинице «Метрополь», вскоре ставшей известной иностранным гостям как «институт Каменевой»{102}. Хотя место, которое Ольга Давыдовна занимала в высшем эшелоне большевистской элиты, и способствовало само по себе ее усилиям, тем не менее и тут во многих отношениях она столкнулась с немалыми трудностями: в условиях раннего нэпа финансирование было скудным, и лишь небольшая группа членов правящей партии владела иностранными языками настолько хорошо, чтобы вообще работать в данной области.

Вся карьера Каменевой в сфере государственного строительства во времена нэпа характеризовалась наличием некоторого парадокса. Многое в советском проекте, что можно было бы считать модернистским, говорило о сильном тяготении к моделированию разума и изменению психики; много нового и даже уникального было в тотальности советского проекта, в расширении озабоченности его создателей формированием новой культуры и управлением ею. Однако в условиях финансового дефицита большевистский этатизм и марксистский экономический детерминизм способствовали тому, что инициативы партии-государства имели большее воздействие, если они относились к таким сферам, как промышленность, технология, торговля и межгосударственные отношения или даже агитация и пропаганда в широких масштабах. Много позже, в конце 1920-х годов, столкнувшись с политической атакой в свой адрес, Каменева напомнила ЦК, что именно она создала весьма успешное предприятие «с нуля», «без особой даже моральной поддержки со стороны партии». «Я рискну сказать еще жестче: даже при прямом пренебрежении к этой работе… Со стороны ЦК все директивы ограничивались только лаконическим указанием: “Не возражать”».

Таким образом, личная инициатива Каменевой оказалась основополагающей для формирования важнейшей части советской системы приема иностранцев и налаживания культурных связей с внешним миром. Каковы же были подходы, реализованные ею при запуске этого предприятия? В отличие от большинства публичных большевистских интеллектуалов, таких как Луначарский, Каменева сознательно держалась в тени и практически не публиковалась. Однако она оставила несколько интригующих замечаний в своей единственной, мало кому известной книге о рабочих столовых, изданной в 1926 году. Здесь она писала о «культурности» — ключевом понятии, пережившем все зигзаги и повороты советской культурной революции 1920–1930-х годов. О том, что же такое эта «культурность», много спорили в 1920-х годах, нов большинстве определений комбинировались три компонента: грамотность и знания, гигиена и правила поведения, социально-политическая активность. Сама Каменева в данном контексте стремилась подчеркнуть последние два компонента: «культурность» была не просто функцией грамотности и книжности, но также включала «опрятность, чистоплотность, дисциплинированность, уважение, признание права за другими, интерес к общественной жизни, активное участие в ней и т.д. И т.д.». Участие Каменевой в этой дискуссии показывает, насколько тесно данное понятие было связано с представлением о европейскости. Цивилизаторская миссия Каменевой распространялась и на многих членов большевистской партии, которым явно недоставало перечисленных качеств, на что автор довольно резко указывала. Организация образцовых учреждений, таких как чистые «показательные столовые» с хорошим обслуживанием, являлась одним из способов повышения культурного уровня{103}.[7]