Семен Бабаевский - Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды

• Название: Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды
• Автор: Семен Бабаевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1979

Главная книга Семёна Бабаевского о советском воине Сергее Тутаринове, вернувшемся после одержанной победы к созиданию мира, задуманная в декабре сорок четвертого года, была еще впереди. Семён Бабаевский уже не мог ее не написать, потому что родилась она из силы и веры народной, из бабьих слез, надежд и ожиданий, из подвижничества израненных фронтовиков и тоски солдата-крестьянина по земле, по доброму осмысленному труду, с поразительной силой выраженному писателем в одном из лучших очерков военных лет «Хозяин» (1942). Должно быть, поэтому столь стремительно воплощается замысел романа о Сергее Тутаринове и его земляках — «Кавалер Золотой Звезды».

Трудно найти в советской литературе первых послевоенных лет крупное прозаическое произведение, получившее больший политический, общественный и литературный резонанс, чем роман писателя-кубанца «Кавалер Золотой Звезды». Роман выдержал рекордное количество изданий у нас в стране и за рубежом, был переведен на двадцать девять языков, экранизирован, инсценирован, по мотивам романа была создана опера, он стал объектом научных исследований.

---

Что же именно могла сказать Саввишна, Стефан Петрович так и не пояснил, ибо вспомнил свою молодость и загрустил. Они некоторое время лежали молча, предаваясь воспоминаниям. Потом Саввишна тяжело вздохнула, зевнула и перекрестила рот, а Стефан Петрович, желая переменить тему разговора, поведал жене о предстоящем совещании и о том, что Сергей просил его выступить с докладом.

— Да ты у меня говорун, — сказала Саввишна, — тебя только затронь. Поговорить ты умеешь.

— Высказаться-то я смогу, — согласился Стефан Петрович, — а только меня беспокоит один человек.

— Кто ж он такой?

— Какой-то Меркушев. Сергей обещал привезти его из Марьяновского района. По рассказам — бедовый и грамотный человек.

— А чего ж ты его боишься?

— Особенно бояться, конечно, нечего, а все ж таки опасения у меня кое-какие имеются. Может он выйти на сцену и сказать: так, мол, и так, беру по зерновым больше, чем Рагулин. Вот оно какое опасение! Тогда и мне придется прибавлять, а тянуться вверх уже некуда. Я и так замахнулся на такую цифру, что боюсь, как бы мне на старости лет в дураках не остаться.

— А много ли пудов ты порешил взять? — спросила Саввишна.

— На нынешний год двести сорок.

— Ой, Стефан, Стефан, дурная у тебя голова! — Саввишна даже приподнялась на локте и посмотрела на мужа. — Кто ж еще посягнет выше этого? Да оно и ты перед людьми только хвастаешься — я не я, все могу.

— И смогу! Двести сорок будет, а вот более ни на один пуд не смогу прибавить. — Стефан Петрович задумался и увидел перед собой Ефима Меркушева, высокого и стройного парня, — почему-то именно таким он ему казался.

— Ничего и не говори, — посоветовала Саввишна. — Промолчи — да и все.

— Не-е-ет, Саввишна, тут в молчанку не отыграешься. Не та песня. Ежели он станет меня вызывать, так я, по-твоему, должен отмалчиваться?

Ранним утром, на минуту заглянув в правление, Стефан Петрович снова отправился в поле. Ввиду нехватки тягла он передал своих выездных лошадей вместе с кучером в полеводческую бригаду на все время сева, поэтому сам разъезжал по полям на старой и удивительно ленивой кобыле. Она была настолько стара и ленива, что ее уже никакими усилиями нельзя было развеселить и заставить пуститься рысью. Ни плетки, ни кнута она уже не боялась и с горы и на гору шла одинаковым, чуточку прихрамывающим шагом. Стефан Петрович давно махнул на нее рукой и не торопил. Ехал он без седла, для удобства свесив ноги на одну сторону, — так обычно ездят мальчуганы-табунщики. Повесив на холку поводья и покачиваясь, он осматривал поля и все время думал о районном совещании и о марьяновском бригадире. Он был почему-то уверен, что Ефим Меркушев непременно вызовет его, а может быть, и других председателей, на соревнование по урожаю.

«Иначе зачем же Сергей решил привезти этого Меркушева к нам на совещание, — рассуждал Стефан Петрович. — Да оно, пожалуй, и я смогу прибавить пудов на десять, виды на озимые не плохие».

Стефан Петрович залюбовался густой, с темным отливом озимью. Пшеница дружно кустилась, и Стефан Петрович радовался в душе. Надо заметить, что кобыле зеленя тоже понравились, — она уже хотела их отведать, потянула поводья и наклонила голову, но получила пинка в бок и плетку по гриве.

— Куда тянешься, бешеная! — крикнул Рагулин, заворачивая кобылу на дорогу.

Стефан Петрович торопил и бригадиров и сеяльщиков. Последние три дня сеяльщики не покидали поля ни днем, ни ночью, сильно приморили лошадей и быков, и к отъезду на совещание Рагулина и бригадиров посев пропашных был завершен. Довольный таким успехом, Стефан Петрович, одетый в праздничный костюм, с побритыми щеками и подрезанной бородкой, сидел на линейке и держал на коленях папку. Кони шли усталым шагом, и кучер Афанасий их не торопил. Мимо, обгоняя Рагулина, промчались на тачанках беломечетенские председатели.

— Отстаешь, Стефан Петрович! — крикнули беломечетенцы.

Стефан Петрович промолчал.

— Беда, — грустно проговорил Афанасий. — Разно ж можно выездных лошадей запрягать в сеялку? Их там так выгоняли, что они теперь еле-еле ногами переступают. Поглядите, как беломечетенцы помчались — только пыль стоит! А мы будем плестись.

— Председателю выговор делаешь? — Стефан Петрович улыбнулся. — Я и без тебя знаю, что нельзя. А ежели надо? Что ты на это скажешь?

Афанасий сердито молчал.

— Говоришь, выездную пару на севе уморили? — продолжал Стефан Петрович. — И через это мы с тобой не можем так лететь, как полетели беломечетенцы?

— Стыдно ж так ехать.

— Какой же тут стыд? Едем медленно, но зато мы первыми в районе завершили сев пропашных. Вот оно какой расчет! Я еду шагом, но без хвостов, а у тех председателей, что ездят галопом, гляди, и половины не засеяно… Так что ты, Афанасий, мне не выговаривай…

В Рощенской к приезду Рагулина вся площадь, как будто здесь разместилась ярмарка, была запружена: тут и тачанки всех фасонов и моделей, и линейки на высоких и на низких колесах, и двухколесные шарабаны на рессорах и без рессор. Кучера, дождавшись такого удобного съезда, собрались в круг и раскуривали первые папиросы. Посредине этого людного собрания торчала белая, из козьей смушки, капелюха Дорофея. Афанасий распряг своих лошадей и, вынув кисет, не спеша направился в круг.

Еще до открытия совещания Стефан Петрович зашел к Сергею в кабинет, передал рапорт об окончании сева пропашных, поговорил о том, о сем и как бы между прочим осведомился, приехал ли марьяновский гость.

— Еще утром прибыл, — сообщил Сергей. — Поселили мы его в Доме колхозника, в отдельном номере.

— Знать, с шиком?

— А как же! На то он и гость. Хотите с ним повидаться?

— Большого желания не имею, — сказал Стефан Петрович, — а все ж таки для интереса можно повидаться.

— А он очень просил меня, чтобы вы к нему зашли до совещания.

— Это зачем же я ему так быстро понадобился?

— Его ваш урожай интересует.

— Это какой же? Который был или который еще будет?

— Как я понимаю — и тот и другой.

— А! Значит, и тот и другой? Так, так. — Стефан Петрович помял в жмене бородку, и глаза его так сожмурились, что он уже ничего не видел. — Сергей Тимофеевич, я просил тебя разузнать, какой урожай планирует этот Ефим Меркушев. Говорил ты с ним?

— Такого разговору у нас не было.

— А что ж это он свои планы под секретом держит?

— Я думаю, что на совещании он обо всем расскажет.

— На совещании — это другой разговор. Надо бы до совещания все разузнать.

Когда Сергей и Стефан Петрович вошли во двор Дома колхозника, Ефим Меркушев, в опрятном, хотя и не новом костюме, без шапки, с орденом Красной Звезды и пятью медалями, стоял на крыльце.

«Мужчина на вид приятный, — подумал Рагулин. — Сказать, не очень молодой. Годов более сорока наберется».

— Сергей Тимофеевич, — сказал Меркушев, — погляжу — и глазам своим не верю. Ведь это же подворье когда-то принадлежало моему хозяину Мокроусову. Два года я у него с женой батрачил, а потом от злости плюнул ему в морду и ушел. Вот этот погребок мы с женой выкопали. А в комнате, где я поселился, жил сам Мокроусов, то была его спальня. Смешно, ей-богу! Думалось ли мне, что я войду в этот дом не батраком, а гостем! И как же, скажите, меняется время! — продолжал Ефим. — Бывало, в этот дом я мог заходить только по зову хозяина, да и то на цыпочках. А теперь Меркушев живет в хозяйской спальне.

— Как устроился? — спросил Сергей. — Пойдем посмотрим. Небось не хуже, чем тот Мокроусов?

Они вошли в небольшую комнату с двуспальной кроватью, с диваном и столом, над которым висело зеркало.

— Ефим Петрович, — заговорил Сергей, — а знаешь, кто со мной пришел? Это же Стефан Петрович Рагулин.

— Доброго здоровья, Стефан Петрович, — сказал Ефим и протянул Рагулину свою сильную руку. — Я о вас столько слыхал.

«Ничего ты про меня не слыхал, — подумал Рагулин, — а так сказал, для красного словца».

— Откуда ж ты мог обо мне слышать? — спросил он. — Живем в разных станицах и, кажись, ни разу не встречались.

— Не встречались — это верно, а я вас хорошо знаю. В газетах частенько пишут.

— Могло быть, конешно, — неохотно согласился Рагулин.

— Знаю-то я вас давно, а представлял себе совсем не таким.

— Да, вид у меня не очень того, года!

Стефан Петрович сел на стул и осмотрел Ефима с ног до головы.

«Крупный мужчина, — подумал он, видя широкую, как совок, ладонь Ефима. — И тоже, по груди видно, воевал. А только орденов маловато. Медалей сполна, а орденов маловато».

— Ну, вы уже познакомились, — сказал Сергей. — У меня есть срочные дела, и я вас покину.

Сергей ушел, а Рагулин и Меркушев недоверчиво и как-то по-особенному строго посмотрели друг на друга, точно говоря: «Ну, вот мы и остались одни, а говорить-то нам и не о чем». Они сидели молча, и им было неловко. Ефим вынул из кармана коробку папирос и стал угощать своего нового друга. Стефан Петрович даже и не взглянул на папиросы, сказал, что курит самодельную махорку, и тут же протянул кисет Ефиму. Они свернули цигарки, закурили, похвалили махорку, а говорить опять было не о чем.