Лестер Дель Рей - Опасные видения (сборник)

• Название: Опасные видения (сборник)
• Автор: Лестер Дель Рей
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2017

Рассказы из опубликованной в 1967 году антологии «Dangerous Visions», составленной Харланом Эллисоном.

---

— Расскажите, как это было.

— Уезжай отсюда как можно дальше. Очень, очень далеко, — посоветовал он. Но тут же вспомнил: нет такого «далеко», чтобы спрятаться, скрыться.

Кажется, что-то об этом было в стихотворении. — Забудьте, что я сказал.

Он с трудом дошел до кухни, начал готовить кофе.

— Так… так плохо? — спросила Таня, тоже зайдя на кухню.

— Мы все обречены. Я в это дело не ввязываюсь. Просто хочу работать в министерстве и забыть все, что произошло. Забыть всю эту чертовщину.

— Это инопланетное существо?

— Да, — кивнул он.

— Оно настроено враждебно к нам?

— Да. И нет. И то, и другое одновременно. Преимущественно — враждебно.

— Тогда мы должны…

— Иди домой, — посоветовал Чьен, — и ложись спать. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты замужем?

— Нет. Сейчас — нет. Раньше была.

— Останься со мной, — попросил он. — До утра, сколько там ночи осталось. Пока не взойдет солнце. Мне страшно, когда темно.

— Я останусь, — согласилась Таня, расстегивая пряжку плаща, — но я должна получить ответы.

— Что имел в виду Драйден? — спросил Чьен, ведя ее в спальню. — В отношении небесных сфер. Что это значит?

— Нарушится весь небесный порядок Вселенной, — пояснила она, повесив плащ в шкаф.

На ней был оранжевый полосатый свитер и облегающие брюки.

— Это плохо, — затосковал Чьен.

— Не знаю. Наверное, — подумав, ответила она. — По-моему, это как-то связано с идеей старика Пифагора насчет музыки-сфер.

Она уселась на кровать и стала снимать туфли, похожие на тапочки.

— Ты веришь в это? Или ты веришь в бога?

— Бога! — засмеялась она. — Время веры в бога кончилось вместе с эпохой паровозов. О чем ты?

— Не смотри на меня так, — он резко отодвинулся. — Я теперь не люблю, когда на меня смотрят.

— Наверное, — предположила Таня, — если бог существует, наши дела его мало волнуют. Такая у меня теория. Победит ли зло, добро, погибнет человек или животное — судя по всему, ему это безразлично. Честно говоря, я не вижу никаких его проявлений. И партия всегда отрицала всякую форму…

— Но ты его видела? Когда была маленькой?

— Только тогда. И я верила…

— А тебе не приходило в голову, что «добро» и «зло» — разные названия одного явления? И бог может быть добр и наоборот одновременно?

— «Разрушитель» — припомнил Чьен. — «Железо», «Пасть» и «Птица», и «Заоблачная Труба»… Плюс другие названия, формы, не знаю. У меня была галлюцинация на обеде у вождя. Очень сильная и очень страшная.

— Но стелазин…

— От него стало только хуже, — заметил Чьен.

— Можем ли мы противостоять этому?.. — задумалась Таня. — Этому существу, созданию, призраку, видению — что ты видел? Ты называешь это галлюцинацией, но, очевидно, это была не галлюцинация.

— Да, думаю, что он существует. Верь в него.

— И что это даст?

— Ничего, — вяло сказал он. — Абсолютно ничего. Я устал. Давай ляжем в постель.

— Хорошо.

Она начала стягивать с себя свой полосатый свитер.

— Мы потом поговорим подробнее.

— Галлюцинация, — медленно произнес Чьен, — это милосердная вещь.

Лучше бы я не утратил ее. Отдайте мне назад мою галлюцинацию! Пусть все опять будет, как было раньше, до той первой встречи с калекой-продавцом.

— Ложись в постель. Будет хорошо — тепло и приятно.

Он снял галстук, рубашку — и увидел на правом плече знак, стигмат — след руки, остановившей его в прыжке с веранды. Красные полосы. Похоже, они никогда не исчезнут. Он надел пижамную куртку, чтобы спрятать следы.

— Твоя карьера теперь полетит вперед, — попыталась успокоить его Таня. — Разве ты не рад?

— Конечно, — кивнул он, ничего не видя в темноте. — Очень рад.

— Иди ко мне, — сказала Таня, обнимая его. — Забудь обо всем. По крайней мере, пока.

Он потянул ее к себе. И стал делать то, о чем она его просила, и чего он сам хотел. Она была ловкая и хорошо справилась со своей частью. Они хранили молчание, пока она не выдохнула: «О-о!» и обмякла.

— Если бы можно было продолжать вот так бесконечно, — вздохнул Чьен.

— Это и была вечность, — сказала Таня. — Мы были вне времени. Это безграничность, как океан. Наверное, так было в кембрийскую эпоху, пока они не выползли на сушу. И есть только один путь назад — когда мы занимаемся любовью. Вот почему это так много значит для нас. В те времена мы были как одно, как одна большая медуза. Теперь их много выбрасывают на берег волны.

— Выбрасывают на берег, и они умирают, — поежился он.

— Можешь принести мне полотенце? — попросила Таня.

Голый, он пошлепал в ванную за полотенцем. Там он снова увидел свое плечо — то место, где Оно его ухватило, втащив назад. Наверное, чтобы поиграть с ним еще.

След почему-то кровоточил.

Чьен промокнул кровь, но она тут же выступила опять. Сколько же у меня осталось времени? — подумал он. Наверное, немного.

Вернувшись в спальню, он спросил:

— Ты не устала?

— Нисколько. И если у тебя еще есть силы…

Она смотрела на него лежа, едва видимая в смутном ночном свете.

— Есть, — сказал он.

И прижал Таню к себе.

Ларри Нивен Человек в разрезе

В 1900 году Карл Ландштейнер классифицировал человеческую кровь, определив четыре группы по признаку несовместимости: А, В, АВ и O.

С тех пор появилась возможность сделать больному срочное переливание в случае шока или травмы и надеяться на то, что переливание не окажется смертельным.

Движение за отмену смертной казни в те годы только зарождалось, но уже было обречено.

Vh83uOAGn7 был его телефонный номер. Заодно, это был номер его водительского удостоверения, номер карточки социального обеспечения, номер военного билета и медицинской карточки тоже.

Два документа были уже признаны недействительными, остальные, за исключением разве что медицинской карточки, более не имели никакого значения. Его имя было Уоррен Льюис Ноуэлз, к тому же его ждала смертная казнь.

Суд окончился день назад, но приговор от этого не потерял актуальности. Лью был виновен. А если кто-нибудь в этом сомневался, казнь сама по себе служила самым священным из доказательств. Завтра к восемнадцати часам к нему применят высшую меру. Брокстон, конечно, подаст апелляцию под тем или иным предлогом, которая, конечно, будет отклонена.

Камера была очень уютной, маленькой и мягко обшитой. Впрочем, никто не пытался поставить под сомнение здравость рассудка обвиняемого, поместив его в камеру с обшивкой. Сумасшествие больше не служило поводом для того, чтобы преступать закон.

Мягкая обшивка была приятного и спокойного зеленого цвета и покрывала одну стену. Внешнюю стену. Остальные три стены камеры были просто построены из металлических прутьев. Эти прутья отделяли его от коридора, от угрюмого старика слева и от сопляка дурацкого вида справа. Прутья были толщиной в десять дюймов. Расстояние между ними было равно восьми. На прутья налепили силиконовые подушечки.

В четвертый раз за сегодняшний день Лью хватал подушечки всеми пальцами и тянул изо всех сил, стараясь оторвать. Подушечки напоминали губчатую резинку с краем толщиной в полпальца и почему-то не отлипали. Когда Лью разжимал скрюченные пальцы, подушечки тут же снова принимали форму заветного квадратика.

— Это несправедливо, — сказал он наконец.

Сопляк справа даже не шелохнулся. Все десять часов, что Лью провел в камере, парень просидел на краешке своей койки, наклонив голову книзу так, чтобы жидковатые черные волосы падали на глаза. Тень сопляка, появившаяся в пять часов пополудни, росла очень равномерно и становилась все чернее. Его длинные волосатые руки шевелились, только когда ему приносили пищу, причем остальные части тела оставались неподвижны.

Услышав голос Лью, старик из камеры слева поднял голову и спросил с горьким сарказмом:

— Что, невинная жертва?

— Нет, я…

— Ну вот, ты хотя бы честный парень. А что ты натворил?

Лью все рассказал старику. Рассказывая, он так и не смог прогнать интонации невинной жертвы. Старик улыбался с видом знающего человека. Казалось, он ожидал услышать все именно так, как рассказывал Лью.

— Тупость, — наконец заключил старик. — Тупость всегда влечет за собой высшую меру. Слушай, ну уж если тебе так нужно, чтобы тебя казнили, неужели нельзя совершить что-нибудь стоящее? Ты посмотри на того парня с другой стороны. Видишь его?

— Вижу, — буркнул Лью, не глядя.

— Он — органлеггер.

Лью почувствовал, как его собственное лицо застыло в гримасе испуга. Усилием воли он заставил себя еще раз украдкой посмотреть в соседнюю камеру. Его словно ударило током — сопляк смотрел прямо на него. Своими тусклыми черными глазами, едва различимыми под свисающими космами волос, он смотрел на Лью, как мясник, оценивающий тушу хорошо пожившей коровы.