Константин Соловьев - Геносказка

• Название: Геносказка
• Автор: Константин Соловьев
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9922-2261-6

Не все сказки можно рассказывать детям. Например, сказку про одно далекое-далекое королевство, в котором однажды потеряли то, что терять ни в коем случае нельзя было — человеческий геном. С тех пор люди там только именуются людьми, а на вид — истые чудовища. У кого жабьи лапы, у кого и вовсе щупальца вместо рук… Впрочем, есть в этой сказке и волшебство, только мало кто хочет испытать его на себе. Потому что волшебство творят геноведьмы, создания крайне опасные, злобные и давно утерявшие свою человеческую сущность. Именно они превращают принцев в лягушек, обрекают на вечный сон принцесс, вселяют жизнь в деревянных кукол и занимаются прочими вещами, столь же опасными, сколь и жуткими.

Гензелю и Гретель, главным героям этой недетской сказки, с геномагией приходится сталкиваться на каждом шагу. Их ждут отравленные нейротоксинами яблоки и зачарованные принцессы, живущие на крыше любители варенья и двери за фальшивым камином, русалки, отдавшие голос ради встречи с возлюбленным, и смертельно опасные девочки с голубыми волосами… Брату с сестрой постоянно придется держаться настороже, чтобы выжить, но это неудивительно. В мире генетической магии, как известно, не бывает добрых сказок…

---

Чем именно пахнет, Гензель сообразил только тогда, когда геноведьма легко положила его на выступивший из пола мышечный бугор из гладких влажных волокон. Пахло жизнью. Жизнью в сотне ее проявлений, иногда самых невозможных и несочетаемых. Гноем, свежей младенческой кожей, ушной серой, потом, жженой костью, несвежим дыханием…

16

Это и в самом деле было сердцем живого дома.

Гензель ожидал увидеть сложные механизмы, плюющиеся искрами и деловито жужжащие, но ничего подобного в этой комнате не оказалось. Большая, раздутая, похожая на розовый кожистый пузырь, исчерченная сотнями пульсирующих вен, она была заполнена совсем другими вещами. Наверно, все это были органы. Если так, Гензелю не были известны их названия, как и их предназначение. Единственное, что он мог определенно сказать, — все они были живыми и функционирующими.

Из органических стен выдавались куски плоти, похожие на правильной формы опухоли размером с добрый бочонок. Они ритмично сокращались, пропуская через себя кровь, а некоторые даже едва слышно шипели. Они выглядели безобидными, по крайней мере, ни один из этих живых агрегатов не имел зубов или когтей, но — может, здешний запах тому виной — Гензель вдруг ощутил исходящую от них смертельную опасность. Это было не сердце дома, это был его желудок. Место, где разумные существа прекращают свое существование, превращаясь в питательные субстанции и препарированные образцы. И он уже был в этом желудке, отрезанный от внешнего мира.

Впрочем, здесь находилась отнюдь не только биологическая техника, выращенная в пробирке. На костяных и хрящевых полках, выдающихся из стен, возвышались целые батареи пробирок, реторт и причудливых пузатых бутылок. Наверно, только Гретель могла определить предназначение всего того, что использовала ведьма. Хитрые змеевики, металлические контейнеры, футляры, отдельные механизмы…

Гретель.

Она тоже была здесь. Просто он не сразу заметил ее — слишком уж она сливалась с обстановкой в своем сером платье. Она выглядела уставшей и сосредоточенной. Гензель не мог вскрикнуть от радости, но взгляд его, не скованный параличом, метнулся к сестре со скоростью выпущенной пули. Метнулся — и дрогнул, едва не отскочив в сторону.

Гретель взглянула на брата совершенно равнодушно, как на препарат, распластанный под микроскопом. Не очень интересный препарат. Глаза больше не были прозрачными чистыми стеклышками, теперь они скорее походили на льдинки, начавшие было таять, но прихваченные морозцем. Напрасно Гензель через силу смотрел в эти глаза, пытаясь нащупать присутствие Гретель, — эти глаза не отвечали ему. Словно не узнавали. Возможно, глаза эти за время их разлуки стали столь сложны, что и им теперь нужен специальный ключ, чтобы опознать человека.

Только у Гензеля этого ключа не было.

— Все в порядке? — деловито спросила ученицу геноведьма. — Показатели не выбились?

Гретель коснулась пальцем нескольких багровых желез на поверхности опухоли, провела рукой по слизистой оболочке чего-то, напоминающего гигантскую почку, понюхала испарения какого-то нароста, выдающегося из стены, и задумалась на несколько секунд. Когда она заговорила, голос у нее был ровным и монотонным, похожим на голос прежней Гретель лишь отдельными обертонами.

— Все показатели в норме. Сосудистое давление за последний час немного снизилось, но это нормально на фоне повышенного количества ацетилхолина в крови.

— Уровень сахара?

— Пять и шесть молей.

— Многовато… — прищурилась ведьма.

— Стимулировать поджелудочную для выделения инсулина?

— Нет, пока не будем. Превышение некритичное. Гормональный уровень проверила?

— Тироксин, мелатонин, серотонин, гастрин — в норме.

От ее слов, проникнутых проклятой геномагией, у Гензеля обмирало нутро. Что означали эти заклинания, произнесенные устами Гретель? Что за чудовищные силы они должны были пробудить?

Геноведьма кивнула ей с благодарностью:

— Молодец, все верно. Ты быстро схватываешь. Очень быстро.

«Гретель! — захотелось крикнуть Гензелю изо всех сил. — Сестрица Гретель! Очнись! Это же не жаба на столе перед тобой лежит! Это же я!»

Голосовые связки хрипели, но были бессильны исторгнуть и слово. Гретель на него даже не смотрела, продолжала проверять приборы. Полуприкрыв глаза, она касалась каких-то хрящевых выступов, определяя, судя по всему, их положение и температуру, иногда запускала руку внутрь пульсирующих опухолей, что-то нащупывая… Она выглядела до отвращения естественно в этом ужасном окружении из органических пыточных инструментов. Она легко двигалась среди них, уверенно совершала свои манипуляции, и Гензель подумал о том, каким, оказывается, незнакомым может быть лицо, которое ты видел много лет…

«Просто здесь она на своем месте, — подумал он с тоской, глухой и тяжелой, от которой даже скулы заныли. — Впервые за всю свою жизнь — на своем месте».

Она теперь геноведьма. Она сохранила восемьдесят девять процентов чистого человеческого генокода, но это больше не роднит их. Она изменилась внутренне, безнадежно и окончательно, изменилась сильнее, чем ее могло бы изменить самое страшное и сильное генозелье.

— Готовь Расщепитель! — отрывисто приказала геноведьма.

Сердце Гензеля отозвалось на это жалобным дребезжанием.

— Сейчас, госпожа.

Опухоль, к которой подошла Гретель, была самой большой здесь. Скорее она даже напоминала не опухоль, а мясистый бутон огромного цветка со сложенными лепестками, замерший вертикально. Поверхность его была расцвечена извилистыми реками фиолетовых жил и крохотных папиллом. И бутон этот едва заметно двигался, покачиваясь на своем мышечном постаменте. Гретель быстро и ловко коснулась его в некоторых местах пальцем — и Расщепитель вдруг раскрылся, развернув свои алые кожистые лепестки, обнажал внутреннее пространство — скользкий влажный мешок с ореолом колышущихся липких отростков. Кожа сочилась полупрозрачной жидкостью, напоминающей патоку. Гензель не смог отделаться от мысли, что смотрит в чью-то жадно раззявленную пасть, истекающую слюной. Ждущую, когда внутрь залетит беспечное и вкусное насекомое.

— Расщепитель, — спокойно пояснила геноведьма, наблюдая за тем, как Гретель методично нажимает на отдельные папилломы так, словно те были обычными кнопками. — Простое и эффективное устройство. Пожалуй, его можно сравнить с желудком. Он растворяет все мягкие ткани и превращает их в питательную смесь с неповрежденными генетическими фрагментами. Твердые ткани вроде костей он измельчает, превращая в мелкий порошок. Потом все это подвергается обработке специальными ферментами и впрыскивается в кровеносную систему моего дома, откуда уже доставляется в различные органы в готовом к употреблению виде. Очень надежно и удобно.

Гензель представил себя в готовом к употреблению виде, и его едва не вырвало. Спасло лишь то, что даже рвотный рефлекс оказался парализован, выключен.

«Гретель! — взмолился он безмолвно, вперив взгляд в пробор из снежно-белых волос. — Перестань! Что же ты делаешь, сестрица?»

Показалось ему или нет, но Расщепитель, точно ощутив близость добычи, стал двигаться активнее. Его кожистые лепестки заволновались, слизистые отростки внутри распахнутой алой чаши начали едва заметно шевелиться. Гретель легко коснулась одной из его сторон, и сердце Гензеля дернулось, как рыба, зажатая в когтях взлетающей чайки, — бугристый стол, на котором лежало его безвольное тело, вдруг стал приподниматься одним концом, становясь наклонным. Нижняя его часть оказалась впритык к распахнутой пасти Расщепителя, а сам Гензель словно очутился на наклонной доске. Поверхность которой, как он с ужасом заметил, быстро делается влажной и скользкой. Ему не требовалось познаний в геномагии, чтобы представить дальнейшее. Его парализованное тело попросту соскользнет в ждущую его алую чашу.

— Насчет одежды можешь не беспокоиться, — сказала ровным тоном геноведьма. — Она растворится еще быстрее, чем твоя кожа. Не буду тебе лгать, процедура расщепления немного болезненна. Но ты ведь уже большой мальчик, правда?..

Сейчас он не чувствовал себя большим мальчиком. Он чувствовал себя крошечной съежившейся клеточкой. Напрячь бы хоть одну мышцу, заставить пальцы насмерть впиться в поверхность стола, задержать падение!.. Его мышцы даже не шевельнулись, ни одно их волокно не сократилось. Его тело уже было мертво, хоть и способно ощущать свою участь. Он был парализованным насекомым, которым пирует хищная оса. Абсолютно беспомощным и беззащитным.

Он попытался разбудить в себе ледяную злость, но та не отозвалась. Голодная акула, бороздящая внутреннее море его души, трусливо ушла на дно и затаилась. Акула способна испытывать ярость, сталкиваясь с другим хищником или явной опасностью. Но в этот раз она столкнулась с чем-то столь чужим и незнакомым, что животный инстинкт подсказал ей убираться подальше. У нее, по крайней мере, была возможность это сделать…