Константин Соловьев - Геносказка

• Название: Геносказка
• Автор: Константин Соловьев
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9922-2261-6

Не все сказки можно рассказывать детям. Например, сказку про одно далекое-далекое королевство, в котором однажды потеряли то, что терять ни в коем случае нельзя было — человеческий геном. С тех пор люди там только именуются людьми, а на вид — истые чудовища. У кого жабьи лапы, у кого и вовсе щупальца вместо рук… Впрочем, есть в этой сказке и волшебство, только мало кто хочет испытать его на себе. Потому что волшебство творят геноведьмы, создания крайне опасные, злобные и давно утерявшие свою человеческую сущность. Именно они превращают принцев в лягушек, обрекают на вечный сон принцесс, вселяют жизнь в деревянных кукол и занимаются прочими вещами, столь же опасными, сколь и жуткими.

Гензелю и Гретель, главным героям этой недетской сказки, с геномагией приходится сталкиваться на каждом шагу. Их ждут отравленные нейротоксинами яблоки и зачарованные принцессы, живущие на крыше любители варенья и двери за фальшивым камином, русалки, отдавшие голос ради встречи с возлюбленным, и смертельно опасные девочки с голубыми волосами… Брату с сестрой постоянно придется держаться настороже, чтобы выжить, но это неудивительно. В мире генетической магии, как известно, не бывает добрых сказок…

---

— Ну, что молчите? — спросила их геноведьма нетерпеливо. Закончив собственный рассказ, она вернула себе благодушное настроение, на губах опять мелькала улыбка. — Неужели это такая жуткая тайна, что вы не можете ею поделиться?

Гензель вздохнул. Кажется, за угощение и кров придется расплачиваться собственной историей. Если подумать, не такой уж и плохой обмен. По крайней мере, ничем им не грозящий.

— Это все Мачеха, — неохотно начал он. — Из-за нее все. В общем, дело такое… Город у нас не очень чистый, хватает и мулов, и болезней всяких. А дети год от году рождаются все страшнее и страшнее. Раньше, говорят, половина Шлараффенланда окторонами была, то есть максимум шесть процентов порченого генома, а мулов — тех почти вовсе не было…

— Замкнутая среда, ограниченный генофонд, — кивнула геноведьма так, будто мгновенно ухватила смысл на полуслове. — Ничего удивительного. Представь, что город ваш… как он называется? Шлараффенланд?.. Что город ваш — как котел на огне. Замкнутая генетическая система. Едва ли ты поймешь, но вот сестра твоя — точно… Если в котле все кипит и клокочет, а крышку снять некому, любая похлебка рано или поздно превратится в месиво. При рождении каждый из нас берет генетический материал от своих родителей, но без сложных исследований никогда заранее нельзя сказать, что именно и от кого он возьмет. К примеру, пятнадцать процентов порченой крови у отца и столько же у матери. Сколько будет у их потомства?..

Гензель попытался сообразить, но вопрос был слишком хитер, и неудивительно — куда уж ему разбираться в геномагических делах!

— Ну же! — спокойно сказала геноведьма. — Вспомни, фасоль и чечевица. Кто может родиться у двух квартеронов?

Так было уже понятнее, ответ подсказывал его опыт и простая смекалка.

— Да кто угодно! — с облегчением сказал Гензель. — Только Человечеству ведомо кто. Может, у них тоже квартерон родится. А может статься, и окторон. Хотя это редко бывает, чтоб окторон — да у пары квартеронов… Окторон — это уже не плевок на мостовой. Окторон на фабрике не работает, он придворным может стать, или ремесленником каким, или…

— Все верно. — Она одобрительно коснулась своими невесомыми пальцами его затылка, и от этого прикосновения Гензеля отчего-то пробрало словно электрическим разрядом. — Если двое людей с грязными ладонями пожмут друг другу руки, никогда нельзя сказать, на ком из них после этого грязи останется больше. Уверенным можно быть только в том, что хоть сколько-нибудь да останется. В городе, где много генетических пороков, вырождений и мутаций, грязь останется навсегда. Кому-то может повезти, его фенотип окажется относительно чистым, он переймет из родительских генов больше чистого, чем порочного. Но это везение, и нечастое. Как правило, наследуют и хорошее, и дурное. Но с каждым последующим поколением дурного становится больше. Плод любви двух квартеронов со значительной долей вероятности может тоже быть квартероном. Но вот у двух мулов, окажись они репродуктивны, шанс разродиться квартероном не больше, чем у искры — зажечь море. Кем были ваши родители?

Этого неудобного вопроса Гензель ожидал, поэтому особо не смутился.

— Отец — тоже квартерон, — сказал он, помедлив лишь самую малость. — Только у него двадцать четыре процента. С рождения одной ноги нет. А мать была окторонкой, она умерла много лет назад.

— Значит, живете с мачехой? — уточнила геноведьма. — А она какой крови?

Гензель непонимающе уставился на нее, но геноведьма, кажется, не шутила и не смеялась над ним. Напротив, ее глаза были холодны и внимательны.

— Никакой, — буркнул он. — Какая же кровь у Мачехи? Отродясь у нее крови не было.

— Мачеха — не человек, — тихо пояснила Гретель своим мелодичным голоском. — У нее нет генома.

Геноведьма озадаченно приподняла красивую изогнутую бровь:

— Как так может быть?

— Да так и может. Она правит Шлараффенландом уже много лет, но никто ее не видел, потому что у нее нет тела. Но у нее есть динамики, камеры, слуги и всякое прочее. Мачеха всех видит, но тела у нее нет. Ну, человеческого…

— Не человек? — настороженно спросила геноведьма. — И при этом правит целым городом? Но кто же она? Цверг? Альв? Вулвер, быть может?

Гензель помотал головой. Удивительно было, что геноведьма не знает самых простых вещей из жизни Шлараффенланда. С другой стороны, это и понятно — чай, нечасто будешь слышать новости, если живешь в ложбине посреди Железного леса, где путники появляются реже, чем солнечные лучи в подвале.

— Не то, не то и не то. У нее механическая душа.

Геноведьма уставилась на него в упор, и от близости ее глаз Гензелю сделалось сперва тепло, а потом — вдруг до неуютности холодно. Ох, нехорошо в такие глаза заглядывать! Не такие прозрачные, как у Гретель, но по-своему чистые, даже как будто блестящие — ну точно герметичные крышечки стеклянных контейнеров с неизвестным, но очень едким веществом. А что в этих контейнерах плещется — одному Человечеству ведомо…

— Вашим городом управляет машина? Никогда прежде не слышала о таком.

Гензель смущенно почесал пятерней в затылке. Судя по всему, рассказ окажется дольше, чем ему того хотелось бы. Пожалуй, придется все рассказывать с самого начала!..

— Когда-то давным-давно Шлараффенландом правил граф. Говорят, он был чистым человеком по крови, ни даже сотой доли процента скверны. Вот так-то. Только наследников он не оставил. Болтают, что не мог он зачать ребенка, потому что мутант был, но на то человеку язык и дан, чтобы болтать им когда ни попадя… Умер он, значит, а наследника у трона нет. Тогда-то все и началось. Сеньоры пошли войной друг на друга и воевали лет, может, сто, а то и все двести. Бились, значит, за шлараффенландскую корону и гибли, говорят, стаями, как вороны на зараженном поле. Травили друг друга газами, стрелялись, даже армии мехосов нанимали.

— Эволюция в миниатюре… — пробормотала геноведьма, явно ни к кому не обращаясь. — Люди пожирают друг друга так же яростно, как одноклеточные твари в пробирке. Надо полагать, случилась ничья?

Она задумчиво крутила в тонких пальцах начисто объеденную кость, зачем-то разглядывая ее под разными ракурсами, как занятную деталь сложной головоломки.

— Перебили друг друга, — подтвердил Гензель. — Всех чистокровных господ в округе вырезали, словно мор прошел. Нынче в городе тригинтадуонов едва ли полдесятка наберется, а раньше, говорят, счет на сотни шел. И, значит, те, кто выжил, не торопились за золоченый стул воевать, и так уже потрепанные были, как собаки после уличной драки. Ну и порешили, что лучше пусть королевством механическая душа управляет. Мачеха то есть. Говорят, где-то у нее есть настоящее тело — из чистого золота, а внутри него шестеренки крутятся, все из алмазов и драгоценных камней…

Геноведьма небрежно откинула кость, та звякнула по тарелке. От этого звука Гензель отчего-то едва не вскочил из-за стола.

— Они назвали компьютер Мачехой? Какое странное название.

— Ну, не сразу, — смутился отчего-то Гензель, хотя ровным счетом никаких поводов для смущения не было. — Поначалу его звали Мать. Мол, печется обо всех жителях Шлараффенланда, кормит их, согревает, оделяет жизненными благами… Поначалу, говорят, так и было. Мать считала всех жителей города равными и даже на чистоту крови не смотрела. Каждому полагалось равное количество калорий, и гордые тригинтадуоны лопали ту же белковую похлебку, что и последние мулы. Мать открыла больницы, где лечили запущенные генетические хвори, а детей запретила приставлять к тяжелой работе. В общем, все ее славили как мать родную. Правда, это еще давно, до моего отца было. Я такой Матери не помню, и отец тоже не помнил. При его жизни ее уже Мачехой кликали.

Геноведьма понимающе усмехнулась.

— Могу предположить, что у вашей механической души испортился характер?

— И так тоже говорят. На улицах по-разному судачат… Одни считают, это какой-то сбой у нее во внутренностях, мол, драгоценные шестерни за много лет повытерлись и соскакивают друг с друга. Но это дураки так считают. Другие говорят, просто ресурсы города истощились, а генетические болезни участились. И Мачеха вроде как перешла на другую программу. Чтобы экономить посильнее и ресурсов получать больше. А еще говорят, что это все чистокровные сеньоры устроили. Вроде как обработали ее по-хитрому, и теперь она только их и слушает…

— Ясно. Только вы двое тут при чем?

— Мачеха любит детей, — глухо сказал Гензель. Он не хотел понижать голоса, но тот сам отчего-то зазвучал так, словно что-то пережало голосовые связки. — Это всем на улицах известно. В Шлараффенланде ребятня часто пропадает, причем не грязные, вроде мулов, а такие, как мы. Болтают, что слуги Мачехи отправляют таких в лаборатории, где их кромсают ножами, и самые вкусные куски отдают ей.