Анна Новикова - История и теория медиа

• Название: История и теория медиа
• Автор: Анна Новикова
• Жанр: Культурология
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-7598-1614-0

В настоящем учебнике обозначен междисциплинарный характер медиаисследований и собрано воедино теоретическое и историческое наследие, связанное с изучением коммуникаций. Авторы показывают значимость средств коммуникаций, различных медианосителей и эстетических форм медиаконтента в развитии социальных отношений и представляют обширную теоретическую палитру подходов к исследованию роли медиа в общественных системах. Учебник состоит из двух больших частей. Первая посвящена историческим аспектам развития медиа и обществ; вторая – обзору теорий медиа, которые объединены по так называемым теоретическим группам. Каждая часть снабжена списком контрольных вопросов и заданий для проверки знаний.

Учебник предназначен для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям «медиакоммуникации», «журналистика», «реклама и связи с общественностью». Кроме того, он может быть рекомендован для ознакомления студентам по другим направлениям социальных и гуманитарных наук (социология, политические науки, философия и т. п.).

---

Количественные изменения обусловлены в первую очередь новыми категориями книг – научных, учебных (история регионов, школьные учебники) и развлекательных (прежде всего романы). Королевское регулирование в этих условиях плавно стремится к механизму молчаливого согласия на публикацию. Так, постепенно, в сфере книжной администрации происходит замещение разрешительного порядка публикаций уведомительным. Трансформации подвергается и система дистрибуции книг. Отныне одним из важнейших видов дистрибуции книги становится продажа с лотков и разносчиками, что принципиальным образом меняет представление о доступности книги, в том числе в сельской местности.

Тематическая направленность книг меняется кардинальным образом. В начале XVIII в. бестселлерами оставались по-прежнему публикации, имеющие религиозный характер. В 1720-х годах доля таких книг составляет не меньше трети; к середине века – не больше четверти, а в 1780 г. – не более 10 %. Таким образом, настоящая десакрализация книги начинается отнюдь не с изобретением станка Гутенберга, а связана с взрывным интересом к художественной и научной литературе в эпоху Просвещения. История, география, рассказы о путешествиях (и вообще путешествия как жанр, формировавшийся в рамках сентиментализма) становятся самыми популярными видами публикаций, так как вписываются в энциклопедический проект «Универсальное знание», столь важный для эпохи Просвещения с ее стремлением к категоризации, рациональному знанию и толерантности к другим культурам. Если в середине XVIII в. таких книг было не более 1/5 от издаваемых, то накануне Великой французской революции (1789) они составляли более 40 %.

Другим весьма популярным тематическим направлением становятся книги по экономике, точнее политэкономии (учение о том, как рационально распределять блага в обществе). Первыми в этой области стали работы Адама Смита (1776). Вместе с тем еще до Смита дебаты о разумном распределении благ, таможенных пошлинах и прочих экономических проблемах велись на страницах журналов Даниэля Дефо (его деятельность была разнообразна, в том числе он известен как английский публицист, издававший журнал «The Weekly Review») и Джонатана Свифта (участвовал в создании журнала «The Tatler»). Во Франции интерес к литературе на экономическую тему объясняет массовое издание доклада министра финансов Неккера, сделанного королю на сессии Генеральных штатов. При этом примерно 30–40 % всех книг приходилось на долю развлекательной литературы (драматургия, романы и др.).

Особенный интерес просыпается в середине XVIII в. к различного рода периодическим изданиям. Будучи более доступными для потребителя (прежде всего с финансовой точки зрения), они постепенно занимают основное положение в сфере публицистического чтения, а следовательно, на долгие десятилетия становятся орудием манипуляции в руках власти, которая отныне стремится регулировать именно этот сегмент. О популярности периодики свидетельствуют следующие статистические данные, приводимые французскими историками прессы: в 1720 г. выходит 53 названия периодических изданий; в 1750 г. – 137; в 1770 г. – 188; в 1780 г. – 277, из которых 47 – газеты.[103]

Изменения касаются и формы книги, которая трансформируется второй раз после инноваций Иоганна Гутенберга (XV–XVI вв.). Формат книги уменьшается, и с середины века массовыми становятся форматы in-octavo (соответствует размеру 210 × 150 мм, то есть почти современному формату А5) и in-12 (160 × 90 мм), что позволяет делать книгу более простой и легкой в чтении и адаптированной для «вульгарного», то есть массового, чтения. Плотность текста на страницах при этом уменьшается: отныне в книгах больше «воздуха», что упрощает чтение.

Сама по себе философия Просвещения существенным образом меняет регулирование и администрирование книжного промысла. Раньше основными двумя документами, необходимыми для издания книги, были разрешение цензора и привилегия за большой королевской печатью, гарантировавшая права издателя на произведение. Такая жесткая регламентационная система, существовавшая с 1629 г., вынуждала издателей перемещать типографии ближе к границам Франции и печатать книги для внутреннего потребления за пределами страны, а затем нелегально ввозить на ее территорию. Естественно, расцвет контрабанды беспокоил регулирующие органы, и в 1729–1732 гг. постепенно контроль смягчается и строится на молчаливом согласии и огромном количестве нюансов. Разрешения превращаются в формальность. Как писал Кретьен Гийом де Мальзерб, директор книжной администрации (французского регулирующего органа) в 1750–1763 гг., «необходимо толерантно относиться и закрывать глаза на мелкие нарушения, чтобы избежать крупных».[104] Под влиянием мемуаров де Мальзерба, самые известные из которых в рассматриваемой области – «Мемуары о книгоиздании и свободе прессы», Дени Дидро пишет в 1763 г. свое «Письмо о книжной торговле».[105] Надо заметить, что работа де Мальзерба – по сути, государственного цензора – была пронизана философией трактата Ж.-Ж. Руссо «Об общественном договоре» (1762), что, конечно, было невозможно представить в предыдущей системе координат государственного регулирования.

Таким образом, книжная администрация осознает пропасть между легальным и желаемым и пытается догнать желаемое. В 1777 г. принято решение о модернизации системы французского книгопечатания. К этому времени накопилось слишком большое количество полуподпольных и нелегализованных типографий, которые было необходимо включить в систему корпорации. Решением этого вопроса становится ликвидация корпорации с ее жесткими правилами и установление максимального количества типографий. Таким образом, входящие в парижскую корпорацию книгопечатники могли продолжать осуществлять цензуру и контроль. Именно в этот период впервые официально закрепляется понятие «литературная собственность», знакомое нам сегодня как «авторское право». Данная привилегия распространялась только на вновь вышедшие произведения, но перепечатки отныне не входили в ведение монополии и разрешались всем. В итоге возникла паллиативная мера: привилегии корпорации распространялись на вновь издаваемые произведения, но к массовому тиражированию допускались многие другие. Автоматическое продление привилегий было отменено, а их действие ограничено годом смерти автора. Это закладывало фундамент для цивилизованного развития рынка на основе «авторского права» и последующих отчислений правообладателю. Именно тогда активно ведется дискуссия о независимости автора от издателя, по поводу чего Бомарше писал: «Лучше предоставить автору возможность честно жить за счет пожинания плодов со своих произведений, чем гнаться за местом или пансионом, который достанется ему на длительное время…»[106]

С 1770 г. мы наблюдаем процесс обновления печатного промысла в провинциях Франции. Увеличивается количество запросов на открытие типографий. Это связано с тем, что потребности читателей не полностью удовлетворены существующими книготорговцами и типографами. Однако возможность открыть магазин или типографию была все еще административно ограничена. Декрет о свободе книгопечатного промысла (1783) окончательно ликвидировал монополию корпораций, тем не менее крупные типографы, которые в ряде регионов контролировали печатный промысел, все еще поддерживали существенные барьеры на рынке и не пускали конкурентов.

Ограничения на рынке, отсутствие свободной торговли привели к расцвету торговли книгами вразнос. Некоторые разносчики покидали раз в год свои деревни, чтобы объехать округ, как правило в период, когда полевые работы уже закончены. Они распространяли календари и альманахи, которые читались в течение зимы. Кому-то удавалось строить сети параллельного распространения книг, и это позволяло им стать процветающими книготорговцами, обосновавшимися во Франции или вблизи ее границ (в Италии и на Пиренейском полуострове). Основные сети нелегального ввоза были на севере, где граница не контролировалась полицией, в то же время ее пересекала дорога из центров «литературной контрабанды» – Голландии и Англии. На востоке нелегальный ввоз литературы шел через Лотарингию и швейцарскую границу. В связи со специфическим рельефом местности (горные массивы) эти сети полиции было очень сложно контролировать.

Разносчикам было непросто получать книги у иностранных издательств, так как при таком количестве рисков, которым подвергались все участники процесса, трудно давать гарантии целостности товара. Нелегальный ввоз книг для распространения вразнос постепенно обрастал дополнительной инфраструктурой. Во второй половине XVIII в. появляются «обержи» (от франц. auberge – приют, постоялый двор), своего рода склады, находящиеся за пределами крепостных стен города. Туда поступали крупные партии запрещенной литературы и там складировались, а затем небольшие партии этого товара разносчики продавали в городе. Такой способ гарантировал, что в случае проверки изъято будет незначительное количество книг.