Владимир Немцов - Осколок солнца. Повесть

• Название: Осколок солнца. Повесть
• Автор: Владимир Немцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1955

Главные герои книги — Вадим Багрецов и Тимофей Бабкин в среднеазиатской пустыне работают над получением солнечной энергии при помощи усовершенствованных фотоэлементов.

---

— К чему же привели ваши исследования?

— Пока еще не закончил. Понимаете, Павел Иванович, серебро настолько прочно связано с материалом плиты, что я не мог до него по-настоящему добраться. Долбил, пилил, откалывал по кусочку… Кстати, Павел Иванович, нельзя ли мне, с вашего разрешения, получить еще один осколок с поля. Хотелось бы продолжить работу.

Курбатов молча кивнул, думая о том, что эти объяснения вполне правдоподобны. Кучинский даже предугадал вопрос: куда делся осколок, над которым он трудился? Он мог бы принести из лаборатории остатки — опилки, стружки. Но разве по ним узнаешь, откуда они получены? Михайличенко не нашла признаков старения пластмассы и фотоэлектрического слоя, поэтому плиты все одинаковы как на поле, так и в лаборатории, недавно присланные с завода.

Дым папиросы расползался по комнате, искал выхода. Павел Иванович следил, как тянется он синеватой струйкой под дверь, и думал: кто же все-таки виноват?

Кучинскому не нравилось молчание Курбатова. Надо предупредить новый вопрос насчет дневника. В том, что этот вопрос будет задан, Жора не сомневался. Чуть покачивая ногой и рассматривая полоски на пестрых носках, он заявил с неподдельной горечью:

— А все-таки у вас, Павел Иванович, трудно работать. Народ какой-то странный подобрался. Человек я пока еще неопытный, теоретически и практически не подкованный, — говорил он, втайне надеясь, что это признание ему на пользу. Курбатов не возьмет его в новую лабораторию и не оставит здесь. — Нужен совет, помощь. Нельзя же вас беспокоить по каждому пустяку. А спросишь Лидию Николаевну, не обрадуешься. Усмешечки. Ну как же, она аспирантка! Техники тоже смеются — паяльником не умею пользоваться. Нужны мне были кое-какие данные. Спросил Лидию Николаевну, а она шуточками отделывается. Жаловаться я не люблю. Хотел утащить тетрадку, а она ее в комнату унесла. Попросил помочь Нюру Мингалеву. Не знаю, что из этого выйдет…

— Так уж и не знаете?

— Павел Иванович, я честно говорю. Мне надоели насмешки Лидии Николаевны. Она считает, что я ничего не добьюсь. Вот и хотел ей доказать. Кроме того, пусть не таскает технические дневники по комнатам. Неудобно.

— А что, собственно говоря, вас там интересует?

— Окисление серебра.

Павел Иванович на всякий случай перелистал дневник Михайличенко и еще раз убедился, что в нем ничего подобного не было. Его поразила наивность дипломника. Почти инженер, а ищет в чужих тетрадях общеизвестные истины. Вероятно, он спутал окисление фотоэлектрического слоя, о котором было записано на тридцать второй странице, с окислением соединительных проводников. Это насторожило Курбатова, но Кучинский постарался развеять его подозрения, жалуясь на Лидию Николаевну, будто она нарочно вводит его в заблуждение, боясь, что он использует ее работу для своего диплома.

— Зачем мне это нужно? — уныло говорил Жора. — Химик я никакой, почти все перезабыл, спрашивать неудобно, самолюбие не позволяет…

— Неудобно спрашивать? А рыться в чужих дневниках удобно?

— Я этого не делал, Павел Иванович, — в голосе Кучинского слышалась укоризна. — Но когда документы бросают где попало, можно и проучить. Откровенно говоря, с этой выпиской я хотел прийти к вам.

— Мелкая месть, товарищ Кучинский. Я о вас был лучшего мнения.

— Как хотите, Павел Иванович. Может, это и глупо, но я считал своим долгом предупредить…

Оставшись один, Курбатов старался проанализировать события последних дней и уже склонялся к мысли, что всю эту историю можно позабыть, так как в ней не было ни разглашения тайны, ни другого преступления. Правда, выявились некоторые неприятные свойства характера Кучинского, ошибка Лидии Николаевны, наивное упрямство Багрецова, детская доверчивость Мингалевой. Вскрылись характеры, теперь легче здесь будет работать.

Кое-какие подозрения все же оставались. Из рассказа Мингалевой Павел Иванович выяснил, что она откалывала кусок плиты, пользуясь зубилом. Вот почему в осколках Лидия Николаевна нашла повышенное содержание щелочи. В стружке и опилках, которые предъявил Кучинский, оставшихся от исследований плиты с восьмого сектора, щелочь не обнаружена…

Несмотря на все превратности судьбы, Кучинский верил, что ему удастся выполнить задание Чибисова. Может быть, официальным путем, через Курбатова, ему будут предоставлены материалы Михайличенко.

Все как будто бы успокоились. Еще вчера над зеркальным полем висела черная туча. Люди ходили с сумрачными лицами и лишь по привычке улыбались, стараясь скрыть тревогу и раздражение.

А сегодня туча рассеялась, выглянуло солнце, и только легкий туман какой-то недоговоренности, неясности окутывал лабораторию. Толком никто ничего не знал, хотя каждому из сотрудников были известны отдельные факты, некоторые малопонятные поступки, но сочетать их вместе и сделать выводы никто не решался.

Багрецова оставили в лаборатории, и вопрос об его отъезде уже не поднимался. Вместе с Бабкиным он заканчивал установку датчиков в разных концах зеркального поля, и это вполне удовлетворяло Курбатова. Сам начальник попрежнему возился с исследованиями ячеек под действием самого яркого света. Результаты оставались неутешительными. Правда, пока еще ни одна из испытанных ячеек не отказала, однако именно это и тревожило инженера. Значит, нет материала для анализа, значит, нужна массовая проверка ячеек непосредственно на поле. Михайличенко было разрешено испытать несколько плит, но она еще к этому делу не приступала. Так, ничего не выяснив, с тяжким камнем на сердце Павел Иванович и уехал в Ташкент.

Вот тут-то и началась настоящая работа. Ссора ссорой, а к приезду Курбатова проверка должна быть закончена. Поднимались тяжелые плиты, в нужных местах высверливались дырки, растворителем снимался тонкий слой пластмассы над серебряной полоской, потом (Димка все же продвинул свое предложение) приваривался проводничок, другой, третий, а когда плита становилась от них лохматой, надевались бирки на каждый вывод и плита осторожно опускалась в свое гнездо. Из картона были склеены длинные и узкие коробки, в них вставлялись лампочки, к которым припаивались провода от ячеек. Коробки ставились боком, так чтобы лампочки, защищенные от солнца, — иначе не заметишь, если какая-нибудь погаснет, — были видны издалека.

Курбатов, ученый с большим опытом, изобретатель и экспериментатор, не додумался до такого простого решения потому, что привык к совершеннейшим приборам, к хорошо оборудованной лаборатории. А Багрецов и Бабкин совсем недавно были моделистами. Лаборатория не притупила в них вкуса к простым моделям, молодые специалисты еще не разучились пробовать батарейку на язык, вырезать угольники, шайбы и колесики из консервной банки.

И если Курбатов думал о тысячах самописцев, которые бы следовало поставить на зеркальное поле, чтобы возможно полнее исследовать работу ячеек, то техники обошлись простыми лампочками. У Курбатова иное направление мысли. Его мучили сложные вопросы технологии: где искать ошибку, что произойдет при взаимодействии разных слоев, при повышении температуры, при изменении спектральной характеристики? Он смотрел вглубь, а ребята стремились, лишь определить, какая ячейка испортилась. Этому были подчинены все их мысли, все желания. Отсюда и успех.

Науку не делают одни академики. И никогда настоящий ученый не будет пренебрегать опытом и знаниями своих помощников.

Нюра работала в аккумуляторной. Она знала, что это нужно, к своим обязанностям относилась добросовестно, но никогда не испытывала радости в труде. Она не верила, что простые малообразованные девушки, вроде нее, могут улучшить организацию работы. Конечно, пишут в газетах, но это, должно быть, девчата особенные, редкие.

Сейчас ею владело единственное желание — искупить вину, загладить ошибку. Как? Чем? Только трудом, чтобы руки не знали роздыху, чтобы глаза слипались и тяжелели веки. Пусть издевается Кучинский, ее это нисколько не трогает.

Проходили дни, и Нюра стала замечать, что работает она вовсе не затем, чтобы загладить вину. Она попросту не может без этого. Ей нравится, как все горит в руках. Заметила она и другое. Все спорят, ищут, как лучше, быстрее подготовить плиты к испытаниям. По началу казалось, что спорят по пустякам: какой длины должны быть выводные концы, как удобнее расположить лампочки — в два или три ряда, какой глубины должна быть коробочка и так далее. Потом она поняла, что из всего этого складываются большие дела, и сама стала втягиваться в споры и доступные ей технические поиски. Незаметно для себя Нюра приобщилась к творческому мышлению.

Раньше, когда училась на курсах, она механически заучивала правила, решала задачки, оставаясь к ним равнодушной, — ни ума, ни сердца они не затрагивали. И вдруг точно прорвалась мутная пленка, и Нюра стала зрячей. Простая перестановка коробок на зеркальном поле, подпайка проводничков, последовательные и параллельные соединения — ничего особенного, примитивная техника! — но все это было познано Нюрой не по учебнику с картинками, а на опыте.