Владан Десница - Зимние каникулы

• Название: Зимние каникулы
• Автор: Владан Десница
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002377-7

Известный югославский прозаик, драматург и эссеист Владан Десница принадлежит к разряду писателей с ярко выраженной социальной направленностью творчества. Произведения его посвящены Далматинскому Приморью — удивительному по красоте краю и его людям.

Действие романа развивается на фоне конкретных событий — 1943 год, война сталкивает эвакуированных в сельскую местность жителей провинциального городка с крестьянами, существующая между ними стена взаимного непонимания усложняет жизнь и тех и других.

В новеллах автор выступает как тонкий бытописатель и психолог.

---

Нарциссо Голоб громко шмыгнул носом; казалось, что-то оборвалось: еще мгновение — и он разразится рыданиями, увлекая за собой большинство присутствующих. Шьора Тереза в нужный момент окинула его взглядом, и он сумел с собой справиться. Порядок был восстановлен.

Теперь взор шьора Карло, устремленный на Аниту, был мягок и растроганно отсутствующ, без каких-либо заметных признаков внутренней борьбы. «Мы вдвоем, мы понимаем друг друга», — говорил этот взгляд. Она склонила голову, опустила глаза; на ресницах у нее возникла слезинка, которую она смахнула платочком.

«Ты подумай, он будто нарочно все это вытворяет, чтоб растрогать старуху!» — мелькнуло у Эрнесто смутное предположение.

Шьор Карло опять сомкнул веки; он открывал их время от времени, но все реже и на все более короткие промежутки времени. Наконец погрузился в сон. Дыхание его становилось все более спокойным. Женщины уселись в кружок, шепотом беседуя; мужчины вышли наружу покурить. Разговаривали, обсуждали, как и откуда вдруг обрушивается такая беда — никогда прежде он не жаловался ни на сердце, ни на иные какие-нибудь хвори.

— И как раз сейчас, в самую злую минуту! — сказал Анте Морич.

Нарциссо высказал суждение, что беда всегда приходит в самый неудобный момент.

— А когда, интересно, для беды самый удобный момент? — спросил Эрнесто. — Когда б она ни приходила, она никогда не нужна. Смерть вот тоже приходит внезапно. Пусть больной месяцами томился, пусть со дня на день ожидал кончины, пусть все вокруг удивлялись, откуда у него такая выносливость — смерть, когда она приходит, всегда оказывается внезапной! Эта постоянная внезапность смерти, это нечто ее собственное, ей присущее, вероятно, и является формой ее сути — просто-напросто ею самой!

Умолкли. Поездка в город, казалось, была теперь поставлена под сомнение. Разве не полагалось бы при таких обстоятельствах отложить ее до другого раза? Хм! Осложнение!

— Если мы отложим поездку, — нарушил молчание шьор Анте, — ему мы этим не поможем, а дело с ущербом может затянуться, возникнут какие-нибудь новые обстоятельства, могут вовсе прекратить выплату — ведь по нынешним временам не знаешь, что может человеку на голову свалиться!.. А потом, мы получим возможность (это трудно, но все-таки — кто знает?!) привезти врача или хотя бы с ним посоветоваться.

Форма была найдена.

На рассвете женщин уговорили пойти к Доннерам и немного поспать. Нарциссо скрючился на стуле…

Уже солнце поднялось, когда в комнату ворвался деревенский парень и, не осознавая ситуации, громогласно начал:

— Петрина велел вам сказать…

Жестами ему велели замолчать и увели на лестницу.

— Петрина велел вам сказать, давай, говорит, туда и передай им, что, ей-богу, больше ждать не буду, если хотят, пускай сразу идут!..

От крика его проснулся и шьор Карло. Сообщил, что чувствует себя отдохнувшим и что ему получше.

— Езжайте, из-за меня не надо оставаться. Письмо к брату я не закончил. В другой раз, если здоровье позволит…

Едущие попрощались, вышли. Молча и словно бы нехотя полезли в телегу.

— Готово? — через плечо спросил Петрина.

— Готово!

Едва телега тронулась, шьора Тереза проговорила, что со шьором Карло, должно быть, все не так просто и что нынешний приступ, по сути дела, есть такой же, какие случаются перед кончиной, — ей это хорошо известно, у нее было три тетки, и за всеми тремя она ухаживала до самой их смерти. Сообщение это камнем пало на души обоих мужчин. Они подумали, что не стоило бы ей так сразу и так жестоко об этом болтать. Еще некоторое время обсуждали тему, потом погрузились в молчание, которому помогала и бессонная ночь. Отмеряя в душе агонию шьора Карла величиной пути и медленностью своей езды, они уже задолго до города, каждый про себя, пришли к выводу, что последний час его пробил. В этом их убеждали смутные угрызения совести за то, что они покинули его в такую минуту. Каждый понимал, что два его спутника испытывают подобные же чувства, и совпадение трех одинаковых суждений придавало более прочную и реальную основу их собственным, личным страхам. Однако вслух им не хотелось признаваться в этом, лишний раз напоминать. А когда они в конце концов достигли города и вылезли из телеги, от того момента, когда в их душах родилась уверенность, что шьор Карло мертв, прошло уже столько времени, что теперь они представляли его себе не иначе как остывшим, даже почти оледенелым трупом. Они больше и не думали о том, чтобы доставить врача. Вместо этого, вспомнив о невзгодах, связанных с погребением попадьи, Морич еле слышно сказал Эрнесто:

— Не худо бы мимоходом поинтересоваться, где тут гроб купить… На всякий случай…

XXVI

Попадавшимся навстречу знакомым они коротко сообщали о том, что постигло шьора Карло, и всякий раз Морич заканчивал словами:

— Когда мы уехали, ему и часа не оставалось прожить…

А горожане, передавая друг другу новость, принимали во внимание этот давно прошедший час, и по городу весть о смерти шьора Карло разнеслась как вполне достоверная. Ровно в полдень, завершив поход по учреждениям, Морич и Эрнесто объявились на площади. Их встретила группа друзей и знакомых, жаждавших из первых рук услышать подробности.

— Значит, умер наш Карло?

— По всей вероятности, — скорбно подтвердил Морич.

Эрнесто своим безмолвием и непривычно серьезным лицом подтверждал печальное событие.

— Бедный наш Карло!

— Но это бог знает что! — воскликнул Помпе Баук, добрый приятель и школьный товарищ шьора Карло. — Я же видел его, разговаривал с ним, я самолично, вот здесь, на площади, на этом самом месте, всего два или три дня назад! Просто не верится!

— Извините, в этом нет ничего необыкновенного, — вмешался Балдасар Детрико. — Было бы до некоторой степени странно, если бы вы виделись и беседовали с ним через два дня после его смерти, а то, что вы беседовали за два дня перед его смертью, не представляет ничего, что противоречило бы естественному течению вещей!

Все с досадой покачали головами: не тот случай, когда следует выказывать свою оригинальность, и они здесь не для того, чтобы внимать остроумию Бальдо Детрико!..

— Intanto, я вам говорю, что старожилов с каждым днем остается все меньше! — произнес горбун Бернардин, глядя на башенные часы, чтобы узнать, сколько уже прошло времени после полудня.

Бальдо Детрико снова вознамерился подать реплику — дескать, такое случается не только со старожилами Задара, но и Ливерпуля, и Бомбея. Но воздержался. Сказал лишь:

— Да, что поделаешь! Так с нами со всеми рано или поздно будет!

Эта фраза пробудила у Эрнесто грустное воспоминание.

— Всего несколько дней назад, когда мы хоронили там, в Смилевцах, какую-то старую попадью, шьор Карло произнес буквально такие слова: так кончим мы все. Кто бы тогда мог подумать, что без малого две недели спустя мы скажем вслед за ним то же самое?

— Жаль Карло! — вздохнул Мичелин. — Боже мой, у него были свои недостатки, свои смешные черты — а у кого их нет? Но в целом это был порядочный человек, верный друг, без тени злобы!..

— Одним словом: приличная личность, — заключил Помпе Баук. — И этим сказано все!

Да. Этим сказано все. Приличная личность. Признание содержало куда больше, чем явствует из самих этих слов: это — наивысшая оценка гражданских добродетелей.

Однако пора было менять тему.

— А как у вас там с едой, в этих ваших Смилевцах? Можно найти муку, яйца? — осведомился Бернардин, опять оглядываясь на часы. За ним это сделали все. Ибо ни смерть, ни какие-либо иные события не могут повлиять на следующий факт: когда маленькая стрелка указывает точно на цифру один, а большая — точно на двенадцать, это означает: один час пополудни. И это данность. На первый взгляд, может, и незначительная данность, однако в мире не найдется той силы, которая была бы в состоянии эту данность опровергнуть, изменить, уничтожить.

— Да… вот как, значит, не слишком хорошо. Видно, и на селе больше не так, как было раньше.

На башне начала долго-долго скрипеть проржавевшая пружина в утробе часов, и, наконец, возник один удар. Всего один, но решающий судьбу, неопровержимый. Час. Час — праведник. Час — законодатель. Единственно надежное начало в этом хаотическом перевороте, нечто единственно постоянное в этом половодье времени.

Все простились и довольно быстро разошлись, словно начиналось рабочее время. Смилевчане поспешили в назначенное место, где их уже поджидала шьора Тереза.

Они возвращались в приятном убеждении, что в Задаре кончина шьора Карло вызвала большую скорбь у всех, кто его знал. Шьора Тереза сообщила услышанную от кого-то весть о том, будто его отец тоже умер от удара — по-видимому, у них это передается по наследству. Что же касается гроба, они убедились, что гораздо труднее приобрести его в городе и доставить в Смилевцы, чем сколотить в самом селе, и порешили на том, что и в этом отношении надежнее положиться на Ичана.