Петер Антес - Религии современности. История и вера

• Название: Религии современности. История и вера
• Автор: Петер Антес
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2001
• ISBN: 5-89826-062-5

Книга «Религии современности» представляет собой сумму очерков, посвященных основным религиям, распространенным и действующим в современном мире. Авторы очерков — известные историки, философы, культурологи, специалисты в области отдельных религий — представляют в сжатой, доступной широкому кругу читателей форме результаты своих научных исследований, охватывающих историю возникновения и распространения религий, мировоззренческие основы, организационную структуру, систему ритуалов и богослужения, характеристику современного состояния и функционирования той или иной религии в разных регионах мира, точки соприкосновения и связи этих религий друг с другом, прогностические модели их развития в будущем. Перед читателем разворачивается широкая панорама современного «верующего человечества» — религиозного мира конца второго тысячелетия.

---

2. СТРУКТУРА ВЕРЫ

а) Учение

Вернер Мюллер, знаток религиозных обычаев и верований индейцев, следующим образом описывает новогодний праздник у делаваров. На праздник они все собирались в одном большом доме, представлявшем собой «хижину с высокой кровлей, щипцовым фронтоном, деревянной опорой и с двенадцатью деревянными скульптурами. Глинобитный пол представляется пятой космического дома, стены — четырьмя сторонами света, крыша — небесным сводом, деревянная опора — колонной, или стволом мира, десять вырезанных из дерева ликов, расположенных в круг по стенам, олицетворяют малых духов — «маниту», а две большие деревянные маски на центральном столбе — лик «Гишелемукаонга» («Создателя»), который созерцает с высоты собравшуюся на праздник общину.

Здание представляет собой не просто архитектурный объект, место для собраний общины. В нем гораздо больше тайного, скрытого смысла, и само оно является символом и выражением религиозных воззрений. Община, таким образом, собирается вместе на глазах у Создателя и это совпадает с началом Нового года. Во всём этом есть последовательное религиозное мировоззрение, которое находит именно такое выражение. Иначе говоря, мышление делаваров обращается к внутреннему зрению и достигает тем самым определенного непосредственного выражения, с которым несопоставимы никакие теологические рассуждения»[191].

Вернер Мюллер старался подчеркнуть таким образом фундаментальное различие между тем, что мы знаем, и тем, что представляется людям, исповедующим этнические религии. Это различие между нашим абстрагированным мышлением, которое оперирует понятийным аппаратом, и тем, другим мышлением, которое рассчитано на видение, на предстояние перед очами, на религиозное учение о «внутреннем глазе». Здесь учителя не философствуют — они смотрят и видят. Эти учителя, как говорит Вернер Мюллер, — «непрерывное движение их образного заряда»[192]. «Носитель мифа переносит свое знание в мир грез и поднимает до абсолютного значения собственные грезы. Здесь начинает фонтанировать источник всё большего усиления мистической традиции. Без этого усиления она бы иссякла и исчезла уже через несколько десятилетий»[193].

Действительно, среди представителей этнических религий найдутся немногие, кто был бы способен рассуждать о свойствах Бога. Для европейцев характерно разделение между «учением» и «культом», «мифом» и «ритуалом». Там же, в этнических религиях, всё это слито воедино — действие и его тайный смысл.

Далее, там, вообще, нет никаких споров по вопросам вероучения, никаких конфессиональных конфликтов, никаких религиозных войн, ни холодных, ни горячих. Там авторитет вероучения держится на непосредственном опыте, а не на принципе «ех cathedrata». Опыт же каждый получает сам, поэтому значения могут претерпевать изменения и варьироваться от одного проповедника к другому, от одного верующего к другому, и это действительно так происходит, и это не считается ересью и не подлежит проклятию. Правда, все значения такого рода остаются внутри принятой каждым из членов общины системы веры, которая, будучи замкнутой и завершенной, устанавливает взаимосвязи потустороннего мира и бытия.

Бернард Нарокоби, меланезиец из ново-гвинейского племени папуасов, предлагает нам те рамки, в которых его соотечественники находят согласование между их личными представлениями и значениями, имеющими общепринятый в региональном масштабе характер: «Меланезийцы, конечно, очень далеки от секуляристских представлений, будто человек может существовать сам по себе, на основе собственных сил и во имя собственных целей. Человек, согласно древнейшим легендам, произошел от других людей, или от птиц, или от зверей, или от каких-либо еще существ. И уже при своем рождении или создании меланезийский человек был одарен историческим смыслом, целью, ценностным подходом и космическим взглядом, что определяет его жизнь. Он обладает той культурой и той автономией, которые сосредоточены в общине, ограниченной определенной областью и человеческими связями. Таким образом, уже самим своим рождением человек как бы встроен, включен в определенный духовный и религиозный порядок. Значительную часть своей жизни он посвящает тому, чтобы поддерживать этот порядок. Меланезиец, к примеру, уже рождается со знанием того, что он находится, живет, трудится внутри определенного духовного мира. Отклонение от заданного таким образом порядка может привести к немедленному физическому и неизбежному наказанию»[194].

Бернард Нарокоби в общих чертах описывает систему вероучения своей регионально ограниченной религиозной общины. Эти люди знают высшее существо, которое зовется Ирухин и «находится наверху». Это существо не имеет никакой конкретной, идентичной его сущности формы. Рядом с ним находится существо женского рода — Хокуромен. Она создала реки, океаны, деревья, растения, пищу и т. д. Вызвав к жизни эти нечеловеческие материи, она сама обрела человеческую форму. Оба эти высшие существа всегда, постоянно и везде сопутствуют всем людям.

Сфера действия других существ, напротив, ограничена. Их зовут Варенобы, и они заявляют о себе обычно в форме таких событий и явлений, как особенно сильный гром, особенно яростный тайфун и т. п. Иногда они появляются в таких необычных, аномальных проявлениях, как, например, человек-карлик, крошечный или гигантский кабан, змея о двух хвостах и т. п. Варенобы принадлежат определенным людям в определенных, конкретных деревнях, и те, кто ими обладает, кому они служат, получают соответственно добрые или злые импульсы. Определенному роду, племени его Варенобы придают мужество, смелость, силу, выносливость и другие качества.

Далее следуют предки. Они существуют на том же уровне религиозной иерархии, что и сами люди, и их можно, при определенных обстоятельствах, просить о помощи, которую они оказывают своим родственникам, своим потомкам.

Наконец, существуют еще птицы, деревья, животные, скалы и другие природные явления, в которые верят как в живые, одушевленные существа. «В этом космосе, где дух может принять любую форму, выступить в любой ипостаси, нетрудно понять, что дух существует повсюду, что жизнь может быть присуща любым вещам как живой, так и мертвой материи»[195]. Мы же, которые делим вещи на «живые» и «мертвые», — совсем не меланезийцы.

Разумеется, это лишь эскизный очерк некоей теологии. Более полной она предстала бы перед нами, если бы мы смогли углубиться и познать те связи, которые существуют между различными явлениями и персонажами, способ действия и проявления, условия возникновения и последствия этих связей. Исследование вероучения этнических религий не всегда оказывается простым и легким. Часто мы имеем дело с двумя различными языками, на которых может идти речь о религиозных предметах: один язык — «посвященных» проповедников, жрецов, и совсем другой язык, которым пользуются все остальные люди. Так же часто всё вероучение или какие-то важнейшие его части держатся в строгой тайне. Они недоступны тем, кто находится вне общины, они закрыты для посторонних исследователей. И только счастливый случай иногда позволяет нам проникнуть в ту или иную, практически недоступную посторонним теологическую систему или хотя бы поверхностно с ней познакомиться, что каждый раз вызывает изумление и потрясение ее внутренним богатством и зрелостью. Называть теологические системы этнических религий «примитивными» — это значит только расписываться в нашем собственном их незнании.

Летом 1988 года мне посчастливилось узнать одну, до тех пор совершенно закрытую и хранившуюся в тайне теологическую систему, раскрывшуюся в форме искусствоведческой (по истории музыки) диссертации в Кёльнском университете, на которую я должен был дать свой отзыв. Ее автор — Самуэль Датей-Лумодзи, из народа эве (анло-эве) в Гане. Его дед был главой, верховным жрецом, местной религиозной общины и часто брал с собой внука на религиозные церемонии. Поскольку на эту религию сильнейший отпечаток откладывали мелодии, звуки песен, танцы и поскольку исследователь сам принадлежал к тому жреческому сословию и к тому роду, который исповедовал эту религию, у него возник план научного исследования ее музыкальной культуры, при этом богатейший материал, который он собрал в данном исследовании, оказался также чрезвычайно ценным для историков религии, позволив сделать в этой области ряд открытий.

Тайная религия народа эве называется «йехве». Ее теологи, как и мы, различают категории абсолютного и относительного, или говоря языком религии, нерукотворное и созданное. Нерукотворное начало на тайном языке этой тайной религии называется «Согбелиса». Слово это состоит из частей, которые означают: «со» — мужское начало, «гбе» — женское начало и «лиса» — душевное счастье, или состояние абсолютного бытия. Исследователь узнал о «Согбелисе» от жрецов-проповедни-ков. Они говорили, что в мире нет ничего, что с Ней или с Ним могло бы сравниться, эта Согбелиса (Она или Он) — нечто нерукотворное, никем не созданное, недоступное, вечное, само себя воспроизводящее. Это Он или Она является первопричиной всего сущего и присутствует повсюду и во всём. Без Него (или без Нее) ничто не существует и не функционирует. Человек не может противопоставить себя этому Ему (или Ей), он может только повиноваться этой силе, «исполненный страха и почтения»[196].