Фома Аквинский - Сумма теологии. Том IX

• Название: Сумма теологии. Том IX
• Автор: Фома Аквинский
• Жанр: Религия

В последнем томе второй части (или третьем томе части II-II) «Суммы теологии» представлено окончание большого трактата «О главных добродетелях», а именно последний из трёх составляющих его трактатов «О мужестве и благоразумии» (вопросы 123–170), а также трактаты «О дарах благодати» (вопросы 171–182) и «О состояниях жизни» (вопросы 183–189).

Перевод, редакция и примечания С.И. Еремеева

Содержание

Том I • Том II • Том III • Том IV • Том V • Том VI • Том VII • Том VIII • Том IX • Том X • Том XI • Том XII

[Большой] трактат о главных добродетелях (окончание)

[Трактат] о мужестве и благоразумии.

Трактат о дарах благодати

Трактат о состояниях жизни

---

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПОРОКОМ БЕСЧУВСТВЕННОСТЬ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что бесчувственность не является пороком. В самом деле, бесчувственными называются те, «которым недостаёт влечения к осязательным удовольствиям»[246]. Но дело представляется так, что отсутствие влечения к подобным вещам добродетельно и заслуживает похвалы. Ведь сказано же [в Писании]: «В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней – вкусного хлеба я не ел, мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя» (Дан. 10:2-3). Следовательно, бесчувственность не является грехом.

Возражение 2. Далее, как говорит Дионисий, «благо человека состоит в том, чтобы сообразовываться с разумом»[247]. Но воздержание от всех осязательных удовольствий как ничто иное способствует достижению человеком блага разума, в связи с чем читаем о том, что отрокам, которые питались овощами, «даровал Бог… знание и разумение всякой книги и мудрости» (Дан. 1:17). Следовательно, уклоняющая от всех таких удовольствий бесчувственность не греховна.

Возражение 3. Далее, вряд ли греховно то, что является действенным средством удаления от греха. Но наиболее действенным средством удаления от греха является избегание удовольствий, которое свойственно бесчувственности. Так, по словам философа, «если мы сможем отдалить от себя удовольствие, то меньше будем совершать проступки»[248]. Следовательно, в бесчувственности нет ничего порочного.

Этому противоречит следующее: противным добродетели может быть только порок. Но философ сказал, что бесчувственность противна благоразумию[249]. Следовательно, бесчувственность является пороком.

Отвечаю: всё, что противно естественному порядку, порочно. Затем, природа привносит удовольствия в те деятельности, которые человеку жизненно необходимы. Поэтому в естественном порядке человеку надлежит пользоваться этими удовольствиями в той мере, в какой они необходимы для его благополучия в смысле сохранения вида или индивида. Таким образом, если кто-либо в своём избегании удовольствий доходит до отказа от необходимого для сохранения природы, то он, действуя наперекор порядку природы, грешит. И это мы усваиваем пороку бесчувственности.

Однако при этом до́лжно иметь в виду, что в некоторых случаях воздержание от возникающих из подобных деятельностей удовольствий бывает достойным похвалы и даже необходимым для достижения цели. Так, некоторые воздерживаются от обусловливаемых едой, питьём и соитием удовольствий ради телесного здоровья либо реализации тех или иных обязательств; так, атлеты и солдаты отказывают себе во многих удовольствиях ради исполнения своего долга. И точно так же кающимся ради восстановления душевного здоровья полезно прибегать как к своего рода диете к умеренности в удовольствиях, равно как и тем, кто жаждет созерцать божественное, крайне важно воздерживаться от плотских вещей. Но всё это, будучи сообразовано с разумом, не имеет никакого отношения к пороку бесчувственности.

Ответ на возражение 1. Даниил воздерживался от удовольствий не потому, что испытывал перед ними страх, как если бы они сами по себе были злом, но ради достойной цели, а именно чтобы благодаря воздержанию от телесных удовольствий достигнуть высот созерцания. Поэтому далее в тексте сказано о тех откровениях, которые были ему даны.

Ответ на возражение 2. Поскольку человек, как уже было сказано (I, 84, 8), не может использовать разум без [деятельности] своих чувственных сил, которые нуждаются в телесных органах, он ради возможности пользоваться разумом должен поддерживать своё тело. Но тело поддерживается посредством тех деятельностей, которые приносят удовольствие, и потому человек не может обладать благом разума, если он воздерживается от всех удовольствий. Однако эта потребность в телесных удовольствиях может быть большей или меньшей в зависимости от того, в бо́льших или меньших телесных силах нуждается человек для осуществления акта разума. Поэтому заслуживают похвалы за воздержание от многих удовольствий те, которые приняли обет созерцания и сообщения другим духовных благ посредством, так сказать, некоторого духовного порождения, но не те, которые обязаны осуществлять телесные работы или чувственное порождение.

Ответ на возражение 3. Для удаления от греха нужно не избегать всех удовольствий вообще, а не стремиться к ним больше, чем это необходимо.

Раздел 2. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ РАСПУЩЕННОСТЬ ДЕТСКИМ ГРЕХОМ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что распущенность не является детским грехом. Так, Иероним, комментируя слова [Писания]: «Если не обратитесь и не будете как дети» (Мф. 18:3), говорит, что «дитя не упорствует в гневе, не помнит обид, не наслаждается женской красотой», что явно противоречит распущенности. Следовательно, распущенность не является детским грехом.

Возражение 2. Далее, детям свойственны только естественные влечения. Но, по словам философа, «в естественных влечениях погрешают немногие»[250]. Следовательно, распущенность не является детским грехом.

Возражение 3. Далее, детей нужно поощрять и питать, тогда как вожделения и удовольствия, с которыми имеет дело распущенность, до́лжно расстраивать и искоренять, согласно сказанному [в Писании]: «Умертвите земные члены ваши – блуд…» и т. д. (Кол. 3:5). Следовательно, распущенность не является детским грехом.

Этому противоречат слова философа о том, что «понятие “распущенность” мы переносим на проступки детей»[251].

Отвечаю: о вещи говорят как о детской по двум причинам. Во-первых, постольку, поскольку она свойственна детям, но это не та причина, по которой философ считает грех распущенности детским. Во-вторых, по подобию, и именно в этом смысле грех распущенности называется детским. В самом деле, грех распущенности связан с одним из тех необузданных вожделений, которое можно уподобить ребёнку трояко. Во-первых, со стороны ожидаемой ими обоими награды, поскольку вожделение, подобно ребёнку, желает чего-то постыдного. Вот почему красивым в человеческих поступках считается то, что сообразовано с разумом. В связи с этим Туллий в разделе, озаглавленном им: «Привлекательность заключается в двух вещах», говорит, что «красивым является то, что соответствует превосходству человека с точки зрения отличия его природы от [природы] других животных». А между тем подобно тому, как дитя не следует порядку разума, так и влечение, как сказано в седьмой [книге] «Этики», «не следует за суждением»[252]. Во-вторых, они подобны со стороны следствия. Ведь предоставленный собственной воле ребёнок становится более капризным, в связи с чем [Писание] говорит: «Необъезженный конь бывает упрям, а сын, оставленный на свою волю, делается дерзким» (Сир. 30:8). И точно так же вожделение, если ему потворствуют, набирает силу, в связи с чем Августин говорит, что «страсти, когда им потакают, обращаются в привычку, а привычка, когда ей не противодействуют, становится необходимостью»[253]. В-третьих, со стороны применяемого в отношении их обоих средства. Ведь ребёнок исправляется путём обуздания, в связи с чем читаем: «Не оставляй юноши без наказания… ты накажешь его розгой – и спасёшь душу его от преисподней» (Прит. 23:13-14). И точно также, противясь вожделению, мы умеряем его настолько, насколько этого требует добродетель. Августин отмечает это, когда говорит, что при возведении своего ума к духовному и утверждении его в нём «побуждение привычки», то есть плотское вожделение, «прерывается и, сдерживаясь, постепенно ослабляется. Ибо пока мы следуем ему, оно сильно, а когда обуздываем, оно, хотя отчасти и сберегается, становится, конечно же, менее сильным». Поэтому философ говорит, что «подобно тому, как ребёнку надлежит повиноваться предписаниям воспитателя, точно также и вожделеющей [части души] надлежит повиноваться разуму»[254].

Ответ на возражение 1. В этом аргументе термин «детский» понимается как означающий то, что мы замечаем в детях. Но грех распущенности считается детским не в этом смысле, а по подобию, о чём уже было сказано.

Ответ на возражение 2. Желание принято считать естественным двояко. Во-первых, с точки зрения его рода, и в этом смысле благоразумие и распущенность связаны с естественными желаниями, поскольку они имеют дело с желаниями пищи и соития, которые определены к сохранению природы. Во-вторых, желание может называться естественным с точки зрения вида той вещи, которая необходима природе для её сохранения, и в этом смысле естественные желания редко приводят к греху. Действительно, природе потребно лишь то, что обеспечивает её нужды, в желании чего нет никакого греха, за исключением тех случаев, когда желают сверх необходимого, и только так, согласно философу, в естественных влечениях можно грешить[255].