Николай Бердяев - Алексей Степанович Хомяков

• Название: Алексей Степанович Хомяков
• Автор: Николай Бердяев
• Жанр: Философия

---

Коренной недостаток русской философии истории Хомякова и всего славянофильства - невозможность с этой точки зрения объяснить русский империализм, агрессивный, наступательно-насильственный характер русской исторической власти. Славянофильская психология русского народа не в силах объяснить факт образования огромного русского государства, превзошедшего все империи мира. Не может эта психология объяснить и тот факт, что русская историческая власть становилась все более и более ненародной, все более отдавалась идолу государственности, языческому империализму. Коренной же недостаток всей философии истории Хомякова тот, что в ней отсутствует идея религиозно-церковного развития. Церковь для него не есть богочеловеческий процесс в истории, не имеет динамики. Кушитство и иранство остаются стихиями мира, открываемыми научно, этнографически, лингвистически. Нет мистики истории. Нет конца истории. Поэтому и все учение о национальном призвании России - двойственно. И все же попытка Хомякова построить философию истории очень замечательна, полна драгоценными мыслями.

[1] Хомяков А. С. Собр. соч. Т. V. С. 6.

[2] Хомяков А. С. Собр соч. Т. V. С. 131.

[3] См.: Schelling's Werke. Dritter Band, 1907. С. 588.

[4] Хомяков А. С. Собр. соч. Т. V. С. 324.

[5] Хомяков А. С. Собр. соч. Т. V. С. 530-531.

[6] Хомяков А. С. Собр. соч. Т. V. С. 219.

[7] Там же. С. 224.

[8] Для общей ориентировки см.: {Ягич В. История славянской филологии,} где подвергнуто рассмотрению учение славянофилов с филологической стороны.

Глава VI. Учение Хомякова об обществе и государстве

Социальная философия Хомякова делает различие между обществом и государством. Славянофильство не государственная идеология, а общественная. Хомяков, как и все славянофилы, не только не государственник, но даже антигосударственник. Идея живого общественного организма, а не мертвого государственного механизма, лежит в основе славянофильской социальной философии. Герой славянофильской общественности - народ, а не государство. Сама идея царя у славянофилов - не государственная и даже антигосударственная. Славянофилы не только не поклонялись идолу государственной власти, но всем сердцем своим отвергали этот идол, не любили его и противились ему. Славянофилы были своеобразными анархистами, анархический мотив у них очень силен. И в этом были они выразителями русского национального духа - не государственного, не формалистического, мало склонного к политическому строительству. Самый монархизм славянофилов - не государственный, а анархический. Славянофилы - сторонники самодержавия не потому, что народ русский любит политическую власть и поклоняется политической мощи, а потому лишь, что народ этот не любит политической власти и отказывается от политической мощи. Высшее религиозное призвание русского народа, его духовное делание требует освобождения от политического властвования, от бремени государствования. Русский народ, по вере славянофильской, отрицает юридические гарантии, не нуждается в них, отвергает всякий формализм как противный сердцу народному. Формализм и юридические гарантии нужны лишь в отношениях завоевателей и завоеванных, но не нужны там, где власть государственная - органическая, народная по своему происхождению. Отсюда и отрицание механики количеств, принципа большинства голосов, отрицание того, что общественная правда может рождаться из арифметического подсчета, то есть механически. По учению Хомякова, власть изначально принадлежит народу, но народ не любит власти и не хочет властвовать. Народ понимает власть не как право, а как обязанность. И вот народ русский, народ, безвластный по своей природе, отвергает соблазн языческого империализма, поручает своему избраннику, царю, нести бремя власти, за него нести тяготу государствования и тем освободить его для высшей деятельности. "Когда, - говорит Хомяков, - после многих крушений и бедствий русский народ общим советом избрал Михаила Романова своим наследственным государем (таково высокое происхождение императорской власти в России), народ вручил своему избраннику всю власть, какою облечен был сам, во всех её видах. В силу избрания, Государь стал главою народа в делах церковных, так же как и в делах гражданского управления"[1]. У славянофилов было безмерное отвращение к бюрократии, отделившей народ от его избранника - царя. Бюрократия - не органична, она чужда русскому духу, заимствована от немцев, бюрократия - болезнь русской жизни. Бюрократии чуждо сознание высокого призвания власти и народного её происхождения. Власть обязанность, долг, тягота, подвиг, а не привилегия, не право. Славянофилы противники бюрократического монархизма, империализма, уподобившегося западному абсолютизму, и они же горячие сторонники монархизма народного, самобытно-русского, ничего общего не имеющего с бюрократизмом, империализмом и государственным абсолютизмом.

Самодержавие отличается от абсолютизма. Эту мысль очень подчеркивает и выпукло формулирует верный последователь и истолкователь Хомякова Д. X. в своей брошюре "Самодержавие". "Вся суть реформы Петра, - говорит Д. X., сводится к одному - {к замене русского самодержавия - абсолютизмом.} Самодержавие, означавшее первоначально просто {единодержавие,} становится с него римско-германским {императорством"[2].} "В границах всенародных понятий царь полновластен; но его полновластие (единовластие) самодержавие - ничего общего не имеет с абсолютизмом западно-кесарского пошиба. Царь есть "отрицание абсолютизма" именно потому, что он связан пределами народного понимания и мировоззрения, которое служит той рамой, в пределах коей власть может и должна почитать себя свободной. Например, народ верил (и верит доселе), что Царь, когда это ему кажется нужным, думает о великом государевом земском деле вместе с Землею"[3]. "Самодержавие всегда считало себя ограниченным, а безграничным только условно, в пределах той ограниченности, которая вытекает из ясно сознанных начал "народности" и "веры". Оно жило в народе и в Церкви. "Абсолютизм" стал выше их обоих. Эти границы он прорвал, но зато незаметно подпал закону ограниченности в другом, худшем виде - ограниченности не органической, а внешней, то есть материальной и потому действительно тягостной"[4]. "Получается два народных типа: один, нуждающийся в самодержавии духовном и не терпящий его в области политической: это - Запад эллино-римской культуры; и другой - Восток с Россией во главе, твердо стоящий за самодержавие гражданское, но не терпящий никакого властного вмешательства в дела духа и даже почти не понимающий такового. В одном случае самодержавие государственное и республика в области духа; самодержавие духовное и республика в области гражданской" *. Эта мысль очень характерна для всего славянофильства. Славянофилам нужно было самодержавие для духовного освобождения, для освобождения от политики. Власть должна понимать, что {"её собственное бытие основано на нежелании народа властвовать"**.} Русский народ невзлюбил дел мира сего и потому "не может обойтись без самодержавия политического и не потерпит у себя самодержавия духовного"***. Власть есть лишь "носительница народной {тяготы"} ****. Восток стоит за самодержавие государственное потому, что он "сравнительно свободен от поглощения интересом земного благоустроения; но он не допускает и мысли о возможности самодержавия духовного, потому что область духа для него так дорога, что он не находит возможным ставить какие-либо внешние преграды между тем, что почитает абсолютно важным, и своим личным духом. Запад наоборот. Он утверждает центр тяжести своей жизни на интересе земном, оставляя "иному" , конечно, очень высокое место на словах, но только не наделе. {Преданность самодержавию в смысле политическом пропорциональна сравнительному индифферентизму народа к делам мира сего вообще, а следовательно, силе его интересов в высшей области духа...} Во сколько нестяжание сознательное есть великая в мире сила, перед которой всякое богатство "гниль и прах", так и самодержавная форма правления, излюбленная народом вполне сознательно, есть источник народной силы, ибо в прилеплении к нему выражается отрешение народа от тех политических похотей, которые ослабляют народный дух не менее, чем погоня за богатством ослабляет духовно человека и народы"*****. "Величие самодержавия заключается в величии народа, добровольно вверяющего ему свои судьбы, но вовсе не в нем самом, не в том, что оно есть совершенная форма государственного правления, ибо само по себе оно не плохо и не хорошо; и может быть и полезно, и вредно, смотря по своему применению"*. Я сделал много выписок из брошюры Д. Х., так как он очень хорошо характеризует взгляды Хомякова на самодержавие. Итак, самодержавие основывается на аскетизме народа, на воздержании от власти как вредной для духа народного, как подчиняющей соблазнам князя мира сего. Самодержавие не есть идеал сильного государства, а лишь показатель силы духа народного. Самодержавие - аскетизм народа, а не святая общественность, не святая телесность. Самодержавный царь ограничен думой народной, бытом народным и православной Церковью, волей Божьей. Идеал самодержавия - не государственный, не империалистский, не властолюбивый. Русский народ потому создал самодержавие, что не хотел царств мира сего и благ его, что силы его направлены на духовное деланье. Самодержавие - не империализм, не бюрократизм, не абсолютизм, не культ власти; самодержавие связано с безгосударственным, анархическим духом народа, с его желанием жить по правде Божьей, а не человеческой. Самодержавие славянофильское ничего общего не имеет с самодержавием историческим, эмпирическим, с тем абсолютизмом, который восторжествовал в петербургский период русской истории. Да и в допетровской Руси вряд ли можно найти такое самодержавие. Заслуга Д. X. в том, что он особенно подчеркивает этот разлад между славянофильским идеалом и эмпирической действительностью. И можно только изумляться, что Д. X. остался верен славянофильскому романтизму после всех испытаний истории последних десятилетий, после русской революции. Это консервированный Хомяков, живущий все ещё в тридцатые и сороковые годы; жизнь прошла мимо него.