Владимир Данилушкин - Магадан — с купюрами и без

• Название: Магадан — с купюрами и без
• Автор: Владимир Данилушкин
• Издательство: Магаданская писательская организация Союза писателей России
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905530-20-3

Эта книга вышла на интернет-портале «Белый мамонт» (Новосибирск). Там опубликованы и другие произведения автора, в том числе роман 2013 года «Покататься на беременной лошадке».

Стоило сборнику появиться, региональные издания стали перепечатывать рассказы, интригуя таким образом: «он из Ивано-Франковска. Он — одессит».

На самом деле — магаданец. Член Союза писателей России. В 2013 году исполнилось 40 лет, как живет на Крайнем Севере.

Рассказ «Деньги в банках» сделал автора Лауреатом международной национальной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Юмор» (2007 г.). Повесть «Магаданский синдром» удостоена премии журнала «Дальний Восток» за 2009 г. по разделу прозы. Выпущен аудиодиск с этим произведением. В формате аудиокниги недавно вышла и книга «Из Магадана с любовью», опубликованная в двух десятках электронных библиотек. В бумажном виде она вышла в 2000 году в Магадане.

---

Ну, нет, меня тоже обижали, и не раз. Но чтобы так — смертельно! Да и другие, доверенные и официальные лица, насколько я понимаю, в основном-то не брали в голову неудачу. Морду лопатой — и пошел! Был только еще один случай — бывший партработник в бизнес ушел, не совладал с денежным потоком и вместо того, чтобы взять кредит и рассчитаться с предыдущим кредитом, выбросился из окна в пургу.

Не берусь утверждать, что в сталинские времена было такое, чтобы людей в стену замуровывали. Воображение — ему пофиг, бежит, не опираясь на факты. У каждого свой скелет в шкафу. Если раньше замуровывали, то и теперь, возможно, делают это. Недаром бытует в русском языке слово «мура». Валентина добровольно замуровала себя, а куда деться! Еще и аренду платит, небось, за свой «офис».

Одно время ее заставляли стоять с рыбными лотками в центре — где толстые шлакоблочные стены дома по Ленина-Маркса расположены углом, пониже гастронома «Полярный». Там городские часы отбивают: «Трасса, Колымская трасса, Магадана душа…» Здесь сходятся воздушные потоки, дыхание морозом перехватывает. Я спросил ее, почему на юру. Она не знала. Хозяин велел.

— Ну, хоть на метр придвиньтесь к теплу из тени. Давайте подвинем ваши табуреточки.

— Нет, он здесь приказал.

И стояла мерзла. Как девочка из сказки, но та ночь пробыла и награду получила. А Валюша уж лет пятнадцать кувыркается. И памятник ей не собираются отливать.

Потом эта рыбная фирмочка куда-то подевалась. Будто на морское дно канула. Или растворилась на рынке по соседству, там несколько рабочих мест — торговля дарами моря. Помнится, хотели у нас сделать рыбный рынок с размахом — как в Японии. Прилавочки соорудили аккуратные, рекламу дали в канале. Даже музыку пустили — возле гостиницы «Океан». А не пошло. Оказывается, не во всем продавцы обладают правом решающего голоса. Не захотят покупатели — не будет торговли. Кстати, на «Стрелке», на пути к морскому порту, еще один рынок загнулся. Я все жду, что люди и в других начинаниях поймут, что не все от начальства в нашем мире зависит.

Валентины долго не было видно. Да вот нашла себе нишу на входе «Полярного», замуровалась. Пусть муж покончил с собой. Жаль, конечно. Не то слово. А она решила жить. Видеть людей, радоваться белу свету, вольному воздуху.

А еще приходят две собаки, душеньку ей согревают. Старшая — лайка, милая, привязчивая, а младшая, ее щеня, всякий раз другой породы. То небольшого роста, то крупнее мамы вымахает. С разбегу бросаются целоваться, чтобы приласкала. Она их не приваживала: сами приблудились и уходить не собираются. Зимой устраиваются возле «киоска», одним боком греются, другим холод к хозяйке не пускают. И щенок норовит косточку для Валентинки принести.

Да и мне иной раз достается дружеское понюхивание и хвосто-виляние. И мне рады, хотя я никакой не собачник, а кошек люблю. Было, когда мой котяра был живой, гуляли с ним на улице. Знакомил я его с этой женщиной. Так он в нее вцепился — еле оторвал. Лицо ей вылизал. Я впервые разглядел, как она хорошо улыбается и что вообще блондинка. Другая бы возмутилась, а эта смеется. Собаку, — говорит, — не обманешь, кошачью любовь не купишь. Они — как люди. Только лучше.

Порою Валентина бывала впечатлительная сверх меры. Торговала рыбой, и ей почти каждую ночь снилась мороженая корюшка, как чужие незнакомые люди зачем-то забрасывают ее рыбой по колено, по пояс, затем и с головой. Она пряталась там, в куче, от другой, более существенной опасности. Кто-то страшный искал ее на промороженной улице, принюхивался, но кроме огуречного, арбузного аромата корюшки, ничего не ощущал обоняньем. Она уж готовилась обороняться, да нечем. Однажды к ее торговому месту подошли дети-близнецы, брат с сестренкой, лет шести. Мальчик потрогал рыбу за хвост: мол, смотри, какая она железная!

— Вовсе нет, — возразила девочка, — это она так задубела в морозильнике. — Ты вон тоже — носом шмыгаешь. Смотри, в ледышку превратишься.

Стоп! А ведь большая рыба — настоящая дубинка, удобная такая, ближе к хвосту взять рукой в перчатке и от злодея защититься можно, особенно если использовать фактор внезапности. Так что в дальнейшей своей торговой деятельности Валентина держала наготове треску либо щуку. Треской мороженой удобней по балде треснуть. По горбу — горбушей!

Некоторые американских кинофильмов насмотрелись и стали бейсбольные биты покупать для самозащиты. А если ОМОН облаву устроит — сразу ты и попался! Какой такой бейсбол в Магадане? Улика номер один. А если щука или горбуша? Какое это оружие — это не оружие, это мой товар. Мы рыботорговцы. Не путать с работорговцами. А если и задержат до выяснения обстоятельств, так рыба и растает. И даже протухнет. Такую к делу не пришьешь.

Смотришь американские фильмы, диву даешься — пальмы, жара, а гангстеры в лыжных масках шерстяных. Банк грабят. Потные полицейские. Потные пули. Невероятно. Они снега всю жизнь в глаза не видели, а лыжными масками пользуются. Все равно что тельняшки на людях, которые никогда моря не нюхали. Да что за примерами далеко ходить — я сам такой. Мне жена купила тельняшку, поносил — понравилось. А потом сам поверил, что из моряков происхожу, судя по комплекции — боцман. А море у нас есть, четыре бухты: Нагаева, Гертнера, Светлая, Веселая.

Глазенки у гангстеров маленькие, как картофельные глазки. И у всех мешки под глазами. И вот что еще характерно — походят их киношные супермены друг на друга, словно клоны. В одном гангстерском боевике было пять знаменитостей, а вот через пять минут стал путать одного с другим. Разве что один гангстер чернокожий. Да не удивительно — ходят, стреляют, какая тут индивидуальность? Не глазами стреляют, пулями. Вообще-то гангстерам желательно оставаться незаметными на фоне друг друга.

Кто-то приладился надевать во время грабежа маски для электросварки. Кто-то новогодние маски. Есть марлевые повязки — для грабежа во время эпидемии гриппа. Ну и колготки — подручное (или подножное) средство для тех случаев, когда требуется импровизация. Мужчины теперь тоже, оказывается, носят колготки. Надел на нижнюю часть туловища — тебя легко примут за трансвестита, натянул на голову — гангстер. Даже если без пистолета.

Когда Валентина на чулочно-носочную продукцию перешла, поначалу все было спокойно, и сон здоровый. У нее ранее перед глазами мелькала рыба, рыба, краб, а теперь чулки, чулки, колготки. Однажды такое привиделось, что просто ужас. Будто бы пришли мужчины и разобрали все колготки. Денег надавали кучу: мол, сдачи не надо. Только не радовала ее негаданная выручка. Мужики на голову колготки натянули и в банк, благо неподалеку их два, и третий недавно в бывшем гастрономе открылся, а первоначально там кафе было, если кто историей интересуется. В первый банк, раньше там ресторан располагался, охрана толпу не допустила. Тогда мужики плотнее сдвинули ряды и стали скандировать: «Ах вы, гады, ах вы, гады! Отдавайте наши вклады!» Тут и Интерпол с Интерпотолком понаехали, не дали сон досмотреть.

Бредешь к концу дня одурелый. Будто спишь на ходу. Мерещится разное. Руки-ноги отваливаются, спина отламывается. Все внутри выгорело — ни заплакать, ни засмеяться. Ломка — наркоманы говорят, только о другом. Понятно. У трудоголиков тоже бывает ломка. Стоит в выходные дурака повалять, она и наступает — эта ломка. Сопровождаемая чувством глубокой вины перед людьми — за бестолковость человеческой натуры. Наши руководители тоже испытывают ломку, которую ошибочно называют перестройкой, либо новым курсом.

Каменные здания тоже ломаются. Легко, как тульский пряник. Обрушаются стены, обнажая, что есть внутри. В том числе замурованная дверь юридической академии. Она вдруг размуровалась, и оттуда вышла моя мать, необычно веселая: мол, я привезла тебе наваги. Помнишь, мы ее купили в первый раз, когда в Кузбассе жили? Первый спутник как раз запустили. Ну, напрягись, еще отец с Колымы вернулся. Целый флакон опия выдул. Ты тогда вдруг стал здорово по арифметике задачки решать? На твердую тройку с минусом.

— Конечно, помню, мамочка, да не стоило беспокоиться — у нас тут своей рыбы достаточно: море-то рядом. Да я и сам ее, бывало, ловил. Навагу.

А мать, будто не слышит. Мелкая, говорит, у вас, рыбешка, не даете ей нагуляться. Наверное, ай-кью несозревший. Ты, конечно, не дурак, но ведь ума лишнего не бывает. Кто в неделю устраивает два рыбных дня, у того коэффициент умственности повышается на 10 процентов, кто один рыбный — на пять.

Ну, завелась. Узнаю свою мамочку. Она всегда такая. То, что я люблю читать или гулять на свежем воздухе — это не считается. Ты должен читать или гулять. Только это должен идет в зачет.

Что ж, я согласен. Рад бы поспорить, да мы так редко видимся, особенно после того, как ты умерла, мама.

А это кто у тебя на руках в пеленке — неужто моя покойная дочурка — ей было бы теперь 37 лет. Ручки я ее видел, крохотные, когда хоронил, а вот какого цвета у нее глазки — так и не узнал. Я ж, мама, видел такую крохотную ручку у взрослой женщины.