Виктория Угрюмова - Голубая кровь

• Название: Голубая кровь
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: Азбука
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-267-00580-0

...Люди могли научить аухканов любви, нежности, преданности, способности радоваться и печалиться. Но они научили их ненавидеть, мстить, быть беспощадными и жестокими. И справедливая месть народа-воина вот-вот сметет этот цветущий мир. И лишь один Избранник — воин Руф, человек, в чьих жилах течет голубая кровь аухканов, может предотвратить катастрофу.

---

/часть хвоста — вспышкой мелькнуло изображение перед глазами Кайнена/

и будет с честью носить его. Арзубакан будет спокоен, если брат по крови займет его место и будет защищать маленьких братьев, Город и владыку Щигауханама.

Два Созидателя подали человеку удивительное оружие, сделанное из длинного острого клинка пантафолта, к которому была приделана рукоять — точно по руке Руфа. Он принял клинок, и тот будто отозвался на прикосновение: легкий, гибкий, послушный малейшему движению кисти. Вдоль центральной части лезвия проходило странное вздутие, очень похожее на кровеносный сосуд, и аухканы пояснили, что это ядовитая железа, которую они будут постоянно наполнять для своего брата по крови по мере расхода яда.

Меч действительно ощущался словно продолжение собственного тела человека.

— Это Арзубакан, и он будет тебе верным братом, — завершили свою речь масаари-нинцае.

С заведомым почтением Руф поднял панцирь, который был не тяжелее, чем кожаная броня дилорнов, однако гораздо более прочным, чем бронзовые доспехи. Это человек смог оценить даже на ощупь.

— Твой панцирь и шлем носят одно имя, — обратился к Двурукому Зеенар. — Это Алакартай, Защитник.

— Алакартай, — подхватил хор масаари-нинцае, — из великого племени тагдаше согласился служить тебе верным братом в твоих боях и битвах. Алакартай из великого племени тагдаше возвратился в Город после сражения с двурукими, осаждавшими твой дом по имени Каин. Он был неполон. Когда Алакартай узнал, что брат по крови не имеет доспехов, он решил стать ему защитником, как того требуют долг и честь и как к тому призывает само его имя.

Потрясенный Руф дрожащими руками надел на себя панцирь

/Потрясенный Руф принял братские объятия Алакартая из славного племени тагдаше и постарался ответить ему всей любовью и признательностью, которую нашел в своем сердце/ и водрузил на голову шлем. И то и другое облекло его и устроилось на человеке, будто действительно принадлежало ему от самого рождения.

Панцирь был выстелен изнутри мягкой пружинящей тканью, и Вувахон довольно застучал по полу крохотными коготками, услышав безмолвное одобрение Кайнена. Так же был оснащен и шлем; выпуклые темные прозрачные пластины надежно защищали глаза человека и давали возможность великолепного обзора, совершенно невозможную в обычном шлеме. Кроме того, череп Алакартая был таким же легким, как и прочие покровы аухканов, и плотно прилегал к голове. Через пару текселей Руф вообще забыл о том, что на нем что-то надето.

В таком шлеме было удобно сражаться даже В яркий солнечный день и стоя лицом к солнцу, в таком шлеме и панцире Руф чувствовал себя вдвое, а то и втрое сильнее. И он был надежно защищен не только самими доспехами, но и

/любовью?! /

тем, что несла их душа. Отчего-то Кайнен был уверен в том, что душа аухканов, сделавших ему такой невозможный среди людей подарок, осталась рядом с ним.

Шлем был усеян шипами и наростами, складывающимися в диковинное образование, которое, впрочем, Руфу не мешало. Кто-то из масаари-нинцае сказал, что после научит человека, как пользоваться этим дополнительным оружием.

Человек был удивлен лишь тем, что шлем-череп Алакартая пришелся ему впору.

— Алакартай был очень молод, — пояснил Садеон. — Примерь и остальные доспехи.

Двурукий надел поножи и наручи, которые на сгибах скреплялись удивительным гибким материалом и совершенно не затрудняли движения.

— Это Суашин из славного племени астракорсов… — И масаари-нинцае повторили весь обряд.

— Суашин означает Ловкий, — подсказал Шанаданха.

Странно, но Руфу вовсе не мешало, что кто-то постоянно заглядывает в его мысли и отвечает на них. Более того, он заметил, что все реже повторяет губами рисунок слов, которые думает.

Руф Кайнен, мертвый человек, стремительно становился аухканом.

На ночь человек вернулся в знакомую пещеру и улегся спать на ковре, который Вувахон успел завершить как раз к тому времени, когда солнце стало клониться к закату. Лежать на этой подстилке было еще уютнее, нежели в покинутой «колыбели», — ни одна неровность не ощущалась под ней, а сам материал, казалось, подробно повторяет очертания тела. Порой Руфу казалось, что он заснул в воде и потому не чувствует ничего, кроме упругого сопротивления.

Вувахон свернулся клубочком у него в ногах. Садеон уютно повис на каменном карнизе, прикрепившись к нему несколькими нитями, похожими на толстую паутину.

Шрутарх и Шанаданха спали, опираясь на хвосты, в нескольких шагах от человека.

Кайнен по-детски сопел, положив под голову руку, на среднем пальце которой сверкал алым сдеданный шетшироциор перстень. Созидатель слышал о таком украшении от масаари-нинцае, атаковавших лагерь варваров, и решил украсить своего человека.

/брата/ так, как тому может понравиться.

На сверкающей поверхности камня Созидатель вырезал изображение тагдаше Алакартая, который отказался от жизни аухкана, чтобы продолжить жить как часть Руфа Кайнена.

Садеону хотелось, чтобы Двурукий помнил о нем.

3

— Эльо Кайнен! Эльо Кайнен!

Громкий крик стражника вывел его из задумчивости.

Новый хранитель Южного рубежа и глава клана Кайненов, Килиан Кайнен, часто впадал в странное состояние и становился похожим на безмолвную статую. Или на спящего с открытыми глазами.

Со смертью Руфа Килиан не приобрел ничего из того, о чем мечтал.

А потерял все.

Когда войско возвратилось в Каин без Руфа, на Аддона Кайнена было страшно смотреть. Он ни в чем не обвинял сына, хотя Килиан не слепой и видел, что отец не доверяет ему, не допускает возможности того, что Руфа могли застигнуть врасплох варвары. Подумалось даже, что нужно было рассказывать о каких-нибудь демонах, но Килиан боялся запутаться в собственной лжи. Варвары — они все на одно лицо, и описывать их не составляет особенного труда. Что же до демонов…

И Каббад, и У на, и отец живо вывели бы его на чистую воду.

Если бы еще не эти проклятые таблички.

Он был уверен, что Уна оценит его поступок, что она с благодарностью примет из рук брата и друга прощальный привет Руфа и одно это заставит ее искать у него сочувствия. И он сумеет пересилить муки совести, думал тогда Килиан, преодолеть жесточайшую душевную боль и поддержать любимую в ее горе.

Он был уверен, что рано или поздно печаль по Руфу станет светлой и тихой, а место мужа и возлюбленного займет тот, кто был рядом в самые страшные, самые тяжкие минуты жизни.

Но Уна не плакала.

И горе ее проявилось только в скорбных морщнках, обозначившихся в уголках рта, и блеснувшей внезапным серебром пряди. И во взгляде. Да, во взгляде, из которого бесследно исчезли свет и веселые искорки, те, что таились на дне ее глаз даже после смерти Либины. Этого Килиан никак не ожидал.

А спустя несколько дней в Каине появился Баадер Айехорн с большим отрядом раллоденов и милделинов.

Тогда и подтвердилось, что царь не получал никакой просьбы о помощи и гонца из Каина никто в Газарре не видел. Настало время и старому Микхи оплакивать своего внука.

Что же до Баадера, то царь только-только похоронил жену, умершую во время родов, и своего ребенка. Сын Баадера прожил несколько литалов, после чего отправился догонять мать, дабы вместе с ней переступить Порог. Баадер надеялся, что Ягма будет милостив к обоим, но сам собирался жить дальше. И в Каин прибыл только для того, чтобы забрать с собой Уну, точнее, уже не Уну, а царевну-наследницу, Аммаласуну из великого рода Айехорнов.

Оказалось, что ни для Каббада, ни для Аддона (в этом не было ничего удивительного), ни для самой Уны (а вот это Килиана поразило до глубины души) новость не была неожиданной.

И прежде отстраненная, Уна сразу стала чужой и далекой. Она не говорила брату ничего обидного или неприятного, но вскоре перестала говорить с ним вообще. Когда они оказывались рядом, Килиан чувствовал себя так, словно вошел в ледяной прозрачный ручей, сбегающий с гор.

Баадер торопил дочь, утверждая, что нельзя надолго оставлять Газарру без присмотра.

И Уна уехала, не мешкая ни тексели, тем более что Аддон выпросил у своего повелителя позволение покинуть Южный рубеж и отправиться на поиски легендарного старца Эрвоссы Глагирия — предсказателя, провидца и хранителя всяческих тайн…

— Эльо Кайнен!

Это его.

Но он по привычке реагирует со второго или третьего раза, ожидая, что откликнуться на зов должен его отец. Килиан Кайнен никак не может привыкнуть к тому, что теперь он хранитель Южного рубежа и глава клана Кайненов.

— Олькой опять ушел.

— Давно?

— Ну как бросились искать, так пару литалов минуло. А когда он на самом деле выбрался — так кто же его знает?

Кайнен в раздражении пристукнул кулаком по столешнице. Снова отрывать людей от дела, снова отправлять на поиски разъяренного топорника, который постоянно рыскал в окрестностях Каина, высматривая притаившихся палчелоров. Он не то чтобы рехнулся после смерти жены, но и в себя никак прийти не мог. Все чудились ему варвары на подступах к цитадели, все не давала покоя ночная тишина: казалась подозрительной.