Константин Малахов - Молния среди леса

• Название: Молния среди леса
• Автор: Константин Малахов
• Жанр: Научная Фантастика

1931 год. Американец, потомок русских эмигрантов, Митт Корнев приезжает в Россию. От знакомого профессора он услышал о якобы необычных животных со светящимися глазами, обитающих в одной глухой деревне. Задавшись целью написать об этом, Митт прибывает на место. Знакомится с немногочисленными жителями и не только. Пытаясь разгадать тайну этих зверей, распугавших всю округу, он находит нечто гораздо большее, ведь судьбы тех немногих оставшийся людей тоже своеобразные тайны. Что за жуткие крики раздаются ночью и днем, откуда взялись красноглазые животные и какое ко всему этому имеет отношение имя изобретателя Николы Тесла?

---

Костомаров встал и поковылял к двери в другую часть дома:

– Прошу Вас, располагайтесь за столом. Я сейчас вернусь.

Зашуршал ключ в замке, а я кажется начал соображать, к чему все движется. Доктор вскоре вернулся, держа в руках миску с грибами. Карман на куртке оттопыривался торчащей из него бутылкой. Выставив угощение на стол, он ловко взял с одной из полок две вилки и пару стаканов. Из недр другого кармана извлек что-то завернутое в ткань. Оказалось засоленное мясо. Словно фокусник, он достал из-под куртки еще и нож, которым это мясо ловко нарезал тонкими ломтиками.

– Не удивляйтесь, друг мой. Я словно вечный путешественник – все самое необходимое ношу с собой. Чтоб не бегать по сто раз на кухню.

– Вы знаете, Корней Аристархович, я не употребляю алкоголь. Спасибо конечно, за радушие.

– Бросьте, Митт, разве я похож на деревенского выпивоху? Хотя за все эти годы…

Костомаров плюхнулся на табурет, налил нам по полстакана красноватой жидкости, пододвинул к середине стола миску с грибами и заговорил:

– Вас, наверное, немного фраппирует… (заметил, как у меня наморщился лоб), я хочу сказать удивляет, что в эдаком поселении кто-то предлагает пропустить пару стаканчиков за приятной беседой? Что ж, это вообще не редкость среди нашего народа, но поясню за себя. Вы слышали о синдроме случайного попутчика?

Я отрицательно помотал головой.

– Ну как же. Это когда вы едете вместе с человеком, зная, что после конечной остановки вы его никогда уже не увидите, равно как и он Вас. Это немного ослабляет ваш внутренний барьер, который присущ почти каждому человеку и давит на него. Ваш случайный попутчик – отличный момент, чтобы просто выговориться, не налаживая близких и доверительных отношений. Так вот, милостивый государь, как доктор я могу официально поставить себе диагноз – страдаю от внутреннего давления, мыслительного и словесного. Мыслительное еще можно попробовать стравить на бумагу, словесное увы опасаюсь – сочтут за сумасшедшего. Вероятно, не зря. И вот провидение посылает мне того самого попутчика. Если Вы, конечно, не откажете мне в беседе.

– Почему бы и нет, Корней Аристархович, – я уселся поудобнее. – Может узнаю, что-то интересное.

Снова задорный огонек вспыхнул в глазах доктора:

– Я уверен, что обязательно узнаете, мой юный друг. Давайте так: выпиваем за знакомство, я делаю вам краткий экскурс в историю моей жизни, а заодно и Чернолесья, как неотъемлемой его части. Идет?

Я кивнул, поднял стакан. Мы звонко чокнулись, в желудок потекло приятное тепло, отдававшее каким-то ягодным запахом. Следуя примеру доктора, я подцепил вилкой маринованный гриб и приготовился слушать.

Глава 5.

Короткий день и длинный вечер.

Костомаров был врач династический. Отец его, Аристарх Модестович, был светилом на медицинском небосводе Петербурга, имел статус, уважение и деньги. Когда его первенец стал достигать возраста пригодного к обучению профессии, то ее выбор был коротким. Парень выучился, стал осторожно шагать по дороге самостоятельной жизни, имел планы.

Однако, Российская Империя тоже имела свои планы, и они разнились с планами юного Корнея Аристарховича. В гостиной все чаще мужские голоса обсуждали шаткое положение России на политической арене, нерешительность царя, неизбежные последствия всего вышеперечисленного. Чем больше тень от нового, двадцатого века ложилась на Империю, тем дольше становились разговоры, гуще дым сигар и больше пустых бутылок дорогого коньяка. Как ни парадоксально, все эти умные люди, бывавшие в гостиной Костомаровых, предусмотрели все правильно, что касалось слабости страны и смелых времен, но все также уповали на высшую божественную или государственную силу, не сделав особых шагов для своей подстраховки.

Холодным, противным дождем вылилась на Петербург революция. Смыла все, что видела, не разбирая на хорошее и плохое. Не у всех было надежное убежище от такого ливня, очень многие промокли, замерзли и тяжело болели от этого дождя. Многие умерли, не выдержав такой атмосферы. Костомаров-старший пытался уехать, но не успел – сдал кто-то из бывших клиентов. Отец моего собеседника не был трусом. Не боялся лечить любых раненых, не боялся высказывать свою позицию.

Однажды в их квартиру пришла комиссия, состоявшая из двух человек. Осмотрев помещения, они заявили, что для семьи врача их слишком много, часть они экспроприируют и отдадут нуждающимся гражданам. Хозяин квартиры побелел, но смолчал. Затем один из комиссаров бесцеремонно открыл платяной шкаф, пощупал рукой висевшее там пальто и хмыкнув сказал, что одного хозяину вполне хватит, а все другое опять же нуждающимся сынам революции. Костомаров-старший сделал шаг навстречу этому представителю власти, но тот решил упиться ей до конца, пренебрежительно пощупав грязными пальцами бархатный домашний пиджак мужчины. Упивался властью недолго – захлебнулся. Аристарх Модестович был хирургом, руки имел сильные. Наглеца он уложил одним ударом в скулу. Второй член комиссии кинулся на помощь коллеге вступив ближний бой. Однако и он был перемещен на пол несколькими ударами. Раздался свисток, ворвались дружинники, дежурившие в подъезде, накинулись на мужчину. Тем временем нокаутированный первым пролетарий кое-как поднялся и всадил доктору в спину заточку. Обижать этих самых пролетариев оказалось опасно.

Комнаты все-таки отобрали. Юному Корнею пришлось резко взрослеть как личности и как врачу. Суровые, кумачового цвета, будни превратили начинающего, узкоспециализированного специалиста, принимающего только по записи, в матерого фельдшера-универсала, который в один день мог провести несколько простых операций, осмотреть пару дюжин людей, да быть вызванным среди ночи на какой-то военный пост. Душу Костомарова делили между собой две стихии: одна – черная и затмевающая все ненависть к человеку, как к безжалостному существу, не жалеющим никого и ничего ради своих интересов. Эта черная бездна манила прыгнуть в нее и забыть обо всем, что окружает. Вторая же нежным светом освещала собой нуждающихся в помощи, щемила душу, упрашивая не сдаваться. На таком вот топливе Корней Аристархович плыл в бушующем еще мире революции.

Приплыл как-то в эти лесные края: новая власть не забывала про природные богатства, присылая к ним своих людей. Край к новичкам суровый, без врача никак. Костомарову было все равно куда, очерствевшая душа утратила чувство привязанности к чему-либо. Но лес не прощает безразличности и решил проверить своего нового гостя. Однажды доктор решил поискать уединения в чаще. Была зима, густые рощи выглядели декорациями из сказок. Самоуверенность и безразличие оказались гремучей смесью: вечером Корней Аристархович вышел на местное озеро и беспечно зашагал по его берегу. В каком-то месте из-под берега бил родник и лед был тонок. Вода по пояс проглотила человека, но что еще хуже – была сильно вывихнута ступня. Пока Костомаров выбрался, пока дополз кое-как до лагеря по лютому холоду, случилось непоправимое – ноги были обморожены, начиналось омертвение тканей. Возможно, где-то в хорошо оборудованной больнице, опытный врач и смог бы спасти конечности, но в этом медвежьем углу Костомаров сам был единственным врачом. И в этот момент его холодное безразличие пришло на пользу: он объяснил рабочему, как и в каком месте нужно пилить, сам наложил жгуты, принял наркоз и отключился.

Восстановление было тяжелым как физически, так и морально. Благодарные пациенты, местные работяги, помогали как могли: едой, уходом. Предложили уехать обратно в Питер или куда-то еще, да только никто там не ждал калеку, который в те годы стал бы жуткой обузой. Письмо, однако, руководству написали – нужен же был новый врач. Начальство предложило Костомарову преподавание. Не согласился, не чувствовал в себе такого настроения, а внушать своим видом плохой настрой студентам не хотел. И тут помогли ему вылеченные им люди. Отвезли в глухую деревеньку Чернолесье, такая что и на карте с трудом сыщешь. Договорились за жилье, отдали сумку с инструментами и медикаментами, начальству обещали сообщить что сгинул где-то в лесу, не выдержал тяжести инвалидства.

– Честно говоря, мне просто не хотелось умирать где-то под деревом. Лучше уж в каком-то доме, пускай даже наложить на себя руки. Аристократическое воспитание, что тут скажешь, – доктор вернул уровень жидкости в стаканах на начальную отметку. – Но вот привезли сюда, в эту самую избу, дали поесть, молитву даже кажется читал кто-то… Если честно смутновато помню эти периоды. И вот как-то сижу я возле окна, весь пораженный меланхолией – даже не понимаю, на что я там смотрю – ко мне из этого окна обращаются. Женщина, вся платках, бубнит что-то. До слуха долетает только слово «врачеватель». Замечаю возле этой дамы маленькую девочку и взгляд сам выхватывает знакомые приметы, правильнее говоря – симптомы. Зеленоватая кожа, испарина на лбу, стоит покачиваясь. Расспрашиваю, убеждаюсь в правоте – отравление. Порылся в своем саквояже – а набор у меня за годы государственной службы был на все случаи жизни – сделал девочке промывание. Мамаше дал указания как плавно вернуть ее к режиму питания, – Костомаров замолчал, глядя куда-то сквозь меня, словно смотря, что там дальше идет в воспоминаниях.