Диана Ибрагимова - ТалисМальчик

• Название: ТалисМальчик
• Автор: Диана Ибрагимова
• Издательство: ЛитагентАэлитаb29ae055-51e1-11e3-88e1-0025905a0812
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-9909363-1-7

В этой книге вы не найдете катастроф, случайных погибелей, амнезии и прочего, ведь чтобы услышать пронзительную игру чувств, вовсе не обязательно разбивать в щепки арфу человеческой души, достаточно одну струну ослабить, а другую надорвать…

Алевтина, преуспевающая бизнес-леди из Москвы, запутавшись в отношениях с мужем, едет на море в город своего детства, чтобы разобраться в себе, а заодно встретиться со своей первой любовью, незадолго до этого случайно обнаруженной в социальных сетях.

Виртуальный роман длился около трех месяцев и, казалось бы, эта поездка должна расставить в жизни разлучившихся десять лет назад влюблённых всё по своим местам и дать возможность реализовать неоконченный в юности роман, но на поверку провинциальный герой оказывается совсем не тем человеком, которого помнила и любила Алевтина.

Возможен ли счастливый мезальянс? К чему приводит погоня за призраками неосуществленных желаний? Не мешает ли зависание в надуманном прошлом адекватному восприятию настоящего? Как выйти из острой депрессии, оказавшись без поддержки вдали от дома? На эти и другие вопросы читатель найдет ответы, погрузившись вместе с героиней в симфонию чувств и размышлений, звучащих в романе.

---

Вот они идут посреди дороги своей особо показательной поступью.

Тётошная походка, так же, как и мужланская, встроена, вмонтирована в тело с детства. И совсем неважно, сколько бабе или мужику лет: пятнадцать, двадцать пять, пятьдесят – они демонстрируют свои натуры всем издалека. Часто и добавлять ничего больше не нужно.

У неё – у бабы – сутулая округлая спина и спрятанная грудь, маленькая или большая, но сразу плохой формы, испорченная неправильной осанкой. У неё – у бабы – поджатый обвислый зад, потому что она даже в школе не развивала мышцы – то ли влом ей было, то ли комплексы одолевали. Она – баба – даже на ровных ногах ухитряется ходить, как на гнутых: шаркая тапками или платформами, держа колени на расстоянии, как матрос на палубе идущей шхуны. Что она этим хочет сказать – неясно. Может, то, что она сексуальна и видала виды? Это понимают лишь мужланы, которых она очаровывает. У неё и в пятнадцать лет будет брюшко, она проколет в нём дырку, повесит золотую финтифлюшку, придушив жирком и гонорком. В старости даже прямые ноги бабищи станут безобразно кривыми. Их придавит раскормленная туша, которую невозможно десятилетиями носить на прямых конечностях.

Такие не покоряют вершин. Они торгуют сувенирами у подножий.

А завоёванный мужлан шаркает сланцами не в такт рядом со своей благоверной. Ну, почти рядом, они ведь не умеют ходить парой, вдвоём и в ногу, поэтому он идёт на метр впереди, и резко, через плечо, оборачивается на бабий окрик сзади. Они идут посередине дороги втроём: баба, мужлан и продукт их кооперации, потому как любовь туда и не заглядывала. Несчастное дитя! Нет, бедное дитё! А посреди дороги они идут потому, что хотят привлечь внимание к своей благополучной семейственности. По-другому они не умеют.

Вечером Алевтина снова разговорилась с хозяйкой.

− А больше ты так и не вышла замуж? − Алевтина интересовалась уже искренне, а не из вежливости.

У Татьяны была хорошая фигура, особенно ноги, и французский тип лица, который нравится многим мужчинам. И в свои «слегка за сорок» она отлично выглядела.

− Та неее! Мне одного раза хватило. Был, правда, у меня один солидный человек лет пять назад. Предложение сделал, сюда ко мне перебрался, ремонт начал делать.

− Ну, и чего ж ты не согласилась?

− Я-то согласилась, да мать стала сцены устраивать, мол, будете расходиться, он у тебя обои обратно поотдирает, унитаз с собой заберёт, и вообще, ты мать и у тебя дети, а кобели тебе ни к чему – проституцией тут заниматься.

− А проституция-то тут при чём? – воскликнула Алевтина.

− А спроси её! Это она так секс называет.

− А-а. И ты рассталась с положительным мужчиной, потому что мама так велела?

− А что мне было делать? Она каждый день заходила и скандалила, даже когда я на работе была, ему гадости говорила.

− Тань, тебе сколько лет? Не слишком ли часто мать в твою жизнь вмешивается? В таких случаях говорят: мамочка, отдыхай! Я уже давно не сижу у тебя на коленях, и на шее тоже не сижу, так что со своей жизнью буду разбираться сама.

− Ну, она обидится. Это как-то неудобно, мать всё-таки.

− А удобно дочку личной жизни лишать в угоду своим комплексам? Меня умиляют эти «мать всё-таки»! Это как бессрочный пропуск в собственную жизнь с правом безобразничать и пакостить сколько захочется… Но у матери должна быть и своя жизнь. Обычно те, у кого её нет, считают себя вправе прожить жизнь детей, шантажируя чем попало. А дети становятся закомплексованными и нервными и, в свою очередь, отрываются на своих детях и посягают на их жизнь. Замкнутый круг. Точнее, спираль. Спираль поколений – на новом витке повторяется прежняя гадость.

Хозяйка внимательно слушала, слегка кивая в такт, а гостья уже разошлась:

− Вот скажи мне, пожалуйста, почему ты работаешь уборщицей?

От резкой смены темы женщина перестала кивать.

− А кем мне работать?

− Ты что-нибудь заканчивала? У тебя образование какое-нибудь есть?

− Ну, техникум. Автодорожный.

− Ну! Так неужели ничего по специальности найти нельзя?

− Раньше я в депо работала, но после второго декрета туда вернуться не получилось.

− А ты ещё что-нибудь пробовала искать?

− Не успела. Уволилась одна мамина знакомая, и мама сказала идти уборщицей и ждать места администратора.

− Опять мама! Мама сказала! Мама велела! Маме секс не нужен, значит, дочке не нужен муж! У мамы образования нет – ведь нет? − значит, дочь должна работать уборщицей! Знаешь, папа вмешался в мою жизнь всего дважды: уговорил поступать, куда он считал нужным – и я не жалею, и помог с работой, которую я полюбила. Но если бы мне навредили его советы или разочаровало его вмешательство, я бы сказала «Папочка, отдыхай! Я сама как-нибудь». Пора взрослеть, Тань!

− Ну, да. Я хоть и уборщица, но не уборщица. Я всё-таки техникум закончила, ‒ женщина загорелась идеей. ‒ Своими мозгами, между прочим, а не так, как сейчас – покупают всё! А это было что-то по тем временам.

− Вот именно! Это всё равно, что колледж. На Западе после окончания колледжа не остались бы работать уборщицей, официанткой или продавщицей, обязательно нашли бы что-нибудь получше. А ты сидишь, ждёшь. Ты ж компьютер неплохо знаешь.

− Да. Дети научили, я ж к администратору должна быть готова. Даже подменяю иногда, когда больше некому.

− И сколько ты уже подменяешь?

− Года три.

− И ещё двадцать три будешь подменять, пока не заявишь о себе. В общем, ищи другую работу, скажем, того же администратора, но в другом месте, и поговори с руководством пансионата. Поставь их в известность.

Женщина снова закивала. Может, теперь действительно включится, начнёт действовать вместо того, чтобы ждать.

Засыпая, Алевтина подумала, что опять слукавила, ведь папа вмешивался трижды: он был категорически против общения с Денисом. И если бы дочь его послушалась, не переживала бы сейчас неприятную историю. А ведь к таким людям, как её отец, всегда следует прислушиваться. Они знают о мире и его законах намного больше, чем заурядности, ничего не достигшие, что отнимают жизнь у детей, не прожив как следует своей.

Алевтине действительно повезло с родителями. Папа явил Але самый первый и ёмкий образ мужчины: он был мужчиной в любых обстоятельствах и в любом окружении. Его любили даже подчинённые, с которыми он был справедлив, хотя всегда требователен и строг.

Мама Даши и Алевтины была классической домохозяйкой, причём домохозяйкой, ухитрившейся начать по-советски, а продолжить по-светски.

Если изначально, пока Даша с Алей были маленькими, мама занималась только семьёй, то теперь – почти исключительно собой. Тогда были домашние кексы, пироги, печенье; теперь – заказанные в ресторане кулинарные изыски, расфасовки кексов, печенья и банки фабричных огурцов. Тогда – по ночам, чтобы сюрпризом – вязаные шапочки, варежки и свитерочки; теперь – походы по бутикам во всё свободное время и во всякую погоду. Тогда – Тургенев и Бальзак; теперь – глянцевые журналы и детективы (ну, не дамские романы, уже хорошо!).

Папа иногда, соскучившись по домашним пирогам, говаривал:

− Лентяйка ты у меня, Маша, стала, не то, что раньше. Но я тебя всё равно люблю.

Мама, улыбаясь заветной улыбкой, раскрывала коробку «Птичьего молока» или какой-нибудь кекс в микроволновке разогревала – одомашнивала как бы, чмокала папу в щёку и убегала к журналам-сериалам. А на следующий день вспоминала старый рецепт и полдня пекла вкуснющий «Наполеон».

Слегка раскрутившись, папа купил маме (по её много лет повторявшейся просьбе) салон красоты. Маме казалось, что это именно то, что ей в жизни нужно для реализации. Они вместе с Дашкой, которая тогда как раз школу заканчивала, начали наводить там порядки. Но маминого запала хватило всего на несколько месяцев, и она сочла работу в салоне скучнейшим занятием, а вот Дашка разгорелась не на шутку, и с семнадцати лет её жизнь связана с бизнесом, делающим людей красивее.

Они вообще с мамой были три подружки. Правда, сейчас остались только две. Мама переметнулась к подружкам постарше – она уже не выдерживала активности дочек.

При всём при этом мама всегда остаётся женщиной и самой лучшей женой. Её не стыдно показать в любом обществе, и готова к показу она будет через пятнадцать минут, да так, будто прихорашивалась с утра.

Секрет прост и никогда не скрывался, особенно от дочерей: женщина настолько тщательно следит за собой, что четверть часа уходит на лёгкий макияж и укладку всегда чистых волос. Остальное и так безупречно.

А дальше – мама блистала на любом рауте. Она всегда знала, что сказать, когда похвалить или сыронизировать, а папа с гордостью демонстрировал свою королеву, за которую не бывало неловко. Все психотехники и энциклопедии этикета будто встроены в маму изначально – от врождённого аристократизма никуда не деться. Как, впрочем, и от быдловской конструкции.

У Дашки так не получалось, но Алевтина унаследовала мамину манеру и часто ловила себя на том, что знает многие вещи на уровне клеточек.