Юрий Вигорь - Сомнительная версия

• Название: Сомнительная версия
• Автор: Юрий Вигорь
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-265-01076-9

Повести и рассказы, составившие книгу — детективы, но без милиции, ибо нашим доблестным органам МВД и КГБ раскрытие этих преступлений попросту недоступно. Почему? Об этом вы узнаете прочтя книгу. Но автор не теряет веры в отечественных Шерлок Холмсов и уделяет им место в повести «Сомнительная версия».

СОДЕРЖАНИЕ:

Ловец. Повесть.

Сомнительная версия. Повесть.

Историоблудия. Повесть.

Дачный синдром. Повесть.

Свой почерк. Рассказ.

Месть. Рассказ.

Страх. Рассказ.

Искатель романтики. Рассказ.

Последний призрак графа Нарышкина. Рассказ.

---

Юрий Вигорь СОМНИТЕЛЬНАЯ ВЕРСИЯ Повести и рассказы

Художник

Алексей СОЛОУХИН

© Издательство «Советский писатель», 1991

ПОВЕСТИ

Ловец

Посейте поступок — и вы пожнете привычку;

посейте привычку — и вы пожнете характер;

посейте характер — и вы пожнете судьбу!

У. Теккерей

Большие электрические часы над дверью показывали четверть десятого. Дудин беспокойно поерзал на стуле, переложил с места на место пухлые папки на своем рабочем столе и с озабоченным видом стал поспешно укладывать портфель.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, не обращаясь ни к кому в частности и вместе с тем достаточно громко, чтобы слова его были услышаны начальником отдела, занятым в эту минуту какими-то деловыми бумагами.

Время от времени то один служащий, то другой, захватив портфель, выходил из отдела снабжения, направляясь кто в министерство, кто в главк, кто на предприятия, поставлявшие всевозможные материалы. На слова Дудина никто не обратил особого внимания, за исключением старичка тщедушной наружности, который поднял от исчерканной ведомости морщинистое восковое лицо с неожиданно пронзительными гипнотическими глазами.

— Чтобы кровь из носа в четвертом квартале была поставка труб и насосов, — сурово напутствовал Дудина он.

— Выбью! Непременно, Лука Петрович, выбью, — с веселой уверенностью обнадежил Дудин.

Легко перескакивая через три ступеньки, миновал он шесть маршей, выскочил, не запахнув курточки, на сырой свежий воздух — молодой, тридцатитрехлетний, с бодрым румянцем на чуть оплывших щеках. Вскочил в автобус, помчался к Москве, оставляя за собой белевший в лиловой утренней дымке Зеленоград.

Выйдя в одиннадцать тридцать из министерства, где в плановом отделе он вручил снабженцам два письма и имел немаловажный конфиденциальный разговор с картотетчицей Лялиной в коридоре, Дудин поехал на метро до станции «Дзержинской» и зашел в букинистический магазин, размещавшийся на первом этаже старого особнячка.

Вертлявый молодой человек, улыбчивый, но с ироническим выражением бойких и слегка прищуренных глаз, протянул навстречу Дудину из-за прилавка руку с таким радушием и ласковостью, словно они не виделись чрезвычайно давно, хотя расстались только вчера.

— Разрешите позволить себе категорически приветствовать вас, — с оттенком высокопарности выразился молодой человек и обеими руками горячо потряс руку Дудина. — Рад, весьма рад!

— Здравствуй, Андрюша, — мягко, с вкрадчивой интонацией проговорил Дудин. — Не было поступлений сегодня?

— Еще не выдавали, но уж близится заветный час, — подмигнул цыганистым глазом обаятельный молодой человек. — Повремени, если не торопишься, минуток восемнадцать.

Взбив артистическим жестом чуть растрепавшуюся сложную прическу, Андрюша с ловкостью фокусника выудил откуда-то из-под прилавка двумя пальцами книгу и поднял на вытянутой руке перед собой для обозрения покупателям, уже заранее улыбавшимся в предвкушении бесплатного развлечения.

— Итак, продолжим наш аттракцион, простите, аукцион, — рисуясь и словно дразня, покачивал он книгой в руке. За неприкрытым стремлением казаться оригинальным в поведении Андрюши можно было угадать некий изощренный вызов толпе. Он ее смешил, подыгрывал ее вкусам, но тем самым как бы и выказывал свое истинное отношение ко всем этим зевакам. — Итак, перед нами очередной продукт, или продукт очередной неиссякающей человеческой мысли. Труд бессонных ночей незабвенного жестокого сатирика, почетного члена французской писательской братии «Рыцарей разящего пера», кавалера Большой, а также Малой подвязки, сочинителя, душеведа и неутомимого путешественника Октава Мирбо! Роман под незатейливым и скромным названием «Дневник горничной». Как вы сами понимаете, днем смазливая горничная, а наша героиня именно обольстительна, занята прозаическими делами, и я бы скорее назвал этот нашумевший бестселлер, запрещенный цензурой, в том числе и советской, не «дневник», а «ночник». Но простим бестрепетному обличителю гнусных нравов загнивающей буржуазной жизни эту формальную неточность. Итак, перед любознательными советскими читателями фривольный роман, шедевр парижской бульварной литературы, возымевший в свое время куда большую популярность, нежели «Моль Флендерс» Альфонса Доде…

«Не Доде, а Даниэля Дефо», — хотел было в порыве наивного простодушия поправить его всезнающий энциклопедист Дудин и даже как-то почти злорадно хмыкнул и кашлянул в кулак. Но потом он благоразумно передумал и решил, что, пожалуй, не стоит умалять достоинства Андрюши в глазах жадных до чтива и не очень-то разборчивых покупателей. И конечно же был прав, ибо, как вы уже догадались, все равно никто не обратил внимания на эту неточность. Сила иллюзии всякого захватывающего представления в том и состоит, что уводит незаметно от истины к чарующим берегам.

Между тем Андрюша обвел совершенно трезвым взглядом собравшуюся перед прилавком номер три толпу и коротко заметил категоричным и даже малость строгим тоном:

— Нет, нет, уважаемый, не напирайте на интеллектуалов, вон тот молодой человек в кепочке-водолазке первым поднял руку и среагировал на писателя Мирбо, хоть он росточком и ниже вас. Отложено! Касса все там же, в конце зала. Следуем дальше. Сегодня у нас, как назло, одни шедевры. Позавчера закуплена на корню обширная коллекция ныне уже бывшего директора мебельного магазина, который теперь заготовляет для своей отрасли сырье севернее шестидесятой параллели. Сдатчик другой коллекции, приобретенной накануне, решил отказаться от книг только потому, что подошла очередь на «Жигули». Социальный роман «Господин Миракль», перевод с французского. Открываем первую страницу — часть первая, глава первая: «Нет, пьян я не был. Разве что слегка навеселе. Совсем слегка — когда бывает трудно противиться внезапно возникающим желаниям. (Ох уж эти французы!) Кто не мечтает, даже если он всего достиг, в корне изменить свою жизнь или хотя бы начать ее в новом качестве?..» Ну прямо-таки сказано про меня! Начало интригующее, сам бы читал, но для нас покупатель всегда на первом месте. Вам, уважаемый, конечно, вам. Теперь, бесспорно, вы первым подняли руку. Можете опустить, не утомляйтесь чрезмерно. Отложено!

Дудин, уже привыкший к артистической манере Андрюши продавать книги, вяло скользнул взглядом по застекленной витрине, столь хорошо знакомой, что всякий новый предмет под стеклом тотчас привлек бы его внимание, и побрел в дальний конец зала, где принимали букинистическую литературу.

Андрюша проводил его взглядом и продолжал свой аттракцион, хоть как-то скрашивающий его жизнь и вместе с тем красноречиво свидетельствующий о еще не растраченных производственных возможностях старшего продавца Подкирюшина, чей портрет красовался на Доске почета в подсобке магазина.

В этот утренний час у товароведов Шуры и Клавы было мало работы. Одинокий юноша анемичного вида в очках, нервно переминаясь, настойчиво навязывал им какие-то технические пособия. Дудин обождал, когда молодой технократ отойдет от окошка, потом заглянул в него, деликатно поздоровался с товароведами, поговорил о плане по покупке и продаже, разведал, что сдавали вчера, осведомился как бы между прочим, что поступит к Андрюше.

Шура и Клава имели мизерный оклад, но предложи им кто работу на заводе с гарантией по пятьсот в месяц, они бы восприняли это как личную обиду и явную недооценку их творческой и коммерческой инициативы.

В магазин, озираясь по сторонам, зашли две старушки и направились к окошку приемки. Не побежденная временем женственность сквозила во всем их облике, в подчеркнутой аккуратности тщательно заштопанных блузок с некогда дорогими ажурными кружевами на отложных воротничках. «Старые интеллигентки! Еще из тех», — екнуло сердце у Дудина. Один вид этих особ вызывал у него предчувствие, что из сумочек может явиться неожиданно какой-нибудь раритет. И, сам того не сознавая, он весь внутренне напрягся, точно сеттер в стойке, глаза приобрели особенно живой блеск и лукаво сузились.

— Будьте любезны, можно вас потревожить? — обратилась к приемщице Шуре дама с черной сумочкой, скрепленной на ветхом ремешке английской булавкой. — Вы принимаете, уважаемая, у населения стихи поэта Агнивцева?

— Покажите, какого Агнивцева вы имеете в виду, — с видимым бесстрастием, с нарочитым равнодушием молвила приемщица Шура из окошка. — Хм! Сборник стихов «Блистательный Санкт-Петербург». Ну и что? Сейчас посмотрим, что стоит ваш Агнивцев… — Шура поворошила пухлыми пальцами каталог, повертела в руках книжицу, что-то прикидывая в уме и слегка морща покатый напудренный лобик, который никогда не омрачали заботы производственного характера и тем более проблемы перевыполнения плана. — В каталоге этого автора, как ни странно, нет, — заключила она. — Наверное, в свое время чем-то проштрафился. Но рубликов пятнадцать могу за него поставить — двенадцать получите на руки.