Матильде Асенси - Последний Катон

• Название: Последний Катон
• Автор: Матильде Асенси
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-040289-2, 978-5-9713-6048-3, 978-5-9762-3496-3

Спортивный самолет разбился.

Погибли и пилот, и пассажир — состоятельный африканец Абу-Рух Ясус. Но почему несчастным случаем заинтересовался Ватикан?

Почему к расследованию катастрофы подключают лучшего ватиканского палеографа Оттавию Салину — да еще и выделяют ей в помощь самого надежного из тайных агентов Ватикана и известного историка из Александрии?

Возможно, дело в таинственных знаках, обнаруженных на теле погибшего?

Или виной всему — старинная серебряная шкатулка с таинственными кусочками дерева, найденная в его вещах?

Оттавия и ее помощники начинают расследование и постепенно понимают — возможно, им предстоит раскрыть одну из величайших загадок христианства!..

---

— Чудесно, пусть обедают. А девушка будет спать столько, сколько захочет.

Конечно, я тут же открыла глаза, и ко мне вернулось зрение, третье из моих чувств. Поскольку я лежала на боку, повернувшись к стене, первым, что я увидела, был красивый бордюр с флейтистами и танцовщиками, написанный альфреско на гладкой стене. Среди блестящих, насыщенных красок выделялись великолепные детали, выписанные золотом, а в цветовой гамме преобладали румяно-коричневый и бордовый тона. Или я умерла и нахожусь на небесах, или грежу наяву, с открытыми глазами. И тут я поняла: я в Земном Раю.

— Видишь?.. — прозвучал голос той, что хотела дать мне поспать. — Всё ты со своей болтовнёй! Уже разбудила!

Я лежала к ним спиной и не пошевелила ни одной мышцей. Откуда они узнали, что я их слышу? Одна из них склонилась надо мной:

— Хигейя[69], Оттавия.

Я очень медленно повернула голову и очутилась лицом к лицу с белокожей женщиной среднего возраста с собранными в узел седоватыми волосами. Глаза у неё были зелёными, и поэтому я её узнала: это была одна из женщин, которые поили меня в деревне Антиохия. Её рот был растянут в милую улыбку, от которой у губ и глаз появлялись морщинки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она меня.

Я собиралась открыть рот, но тут поняла, что никогда не пользовалась византийским греческим, так что мне пришлось делать быстрый перевод с языка, который я знала только в двух измерениях, в письменном виде, на язык, который можно превратить в живую речь и реально озвучить. Попытавшись что-то сказать, я поняла, как плохо я это делаю.

— Очень хорошо, спасибо, — заикаясь и запинаясь на каждом слоге, сказала я. — Где я?

Женщина выпрямилась, чтобы дать мне сесть на кровати. Тогда моё четвёртое чувство, осязание, обнаружило, что укрывавшие меня простыни были из тончайшего шёлка, мягче и нежнее, чем тафта и атлас. При движении я чуть не скользила в них.

— В Ставросе, столице Парадейсоса[70]. А эта комната, — оглядываясь кругом, сказала она, — одна из комнат для гостей в басилейоне[71] Катона.

— Значит, — заключила я, — я нахожусь в Земном Раю ставрофилахов.

Женщина улыбнулась, и вторая, помоложе, которая пряталась за её спиной, тоже заулыбалась. На обеих были широкие белые туники, закреплённые на плечах фибулами и подпоясанные на талии лентами. Белизна этой одежды была несравнима с цветом одежд ануаков, которые рядом с нею показались бы грязными и серыми. Всё в этом месте было красивым той изысканной красотой, которая никого не могла бы оставить равнодушным. Алебастровые чаши, стоявшие на одном из чудесных деревянных столов, были столь великолепны, что блестели при свете освещавших комнату бесчисленных свечей, а полы в комнате были покрыты яркоцветными коврами. Повсюду стояли удивительно большие и красивые цветы, но больше всего меня поразило то, что стены были снизу доверху расписаны настенной живописью в римском стиле с нарядными сценками, по-моему, изображавшими обыденную жизнь Византийской империи XIII–XIV веков нашей эры.

— Меня зовут Гайде, — представилась женщина с зелёными глазами. — Если хочешь, можешь ещё немного полежать в постели и полюбоваться убранством комнаты, которое, как вижу, тебе очень по душе.

— Мне очень нравится! — с восхищением подтвердила я. В этой комнате была собрана вся византийская роскошь, изысканный вкус и искусность, и это была чудесная возможность из первых рук узнать о том, о чём я всегда только догадывалась на основе неточных репродукций в книжках. — Однако, — добавила я, — я хотела бы увидеть своих товарищей. — Мой широкий словарный запас на этом языке, которым я всегда так гордилась, теперь оказался обидно скудным, так что вместо «товарищи» я сказала «соотечественники» («симпатриотес»). Но, похоже, они меня поняли.

— Дидаскалос[72] Босвелл и протоспатариос[73] Глаузер-Рёйст обедают с Катоном и двадцатью четырьмя шастами.

— С шастами? — удивлённо переспросила я. Шаста — это слово из санскрита, означающее «мудрец», «почтенный человек».

— Шасты — это… — Гайде задумалась, подбирая подходящие слова, чтобы объяснить такой неофитке, как я, столь сложную идею, которую воплощала эта должность у ставрофилахов, — …помощники Катона, хотя их функция не совсем в этом. Тебе лучше набраться терпения в учёбе, юная Оттавия. Не торопись. В Парадейсосе время есть.

Пока она это говорила, Заудиту, девушка, которая так много говорила раньше и хранила молчание теперь, открыла в стене какие-то дверцы и достала из скрытого настенными картинами шкафа такую же тунику, как и те, что были надеты на них, и положила её на красивый стул резного дерева, который был настоящим произведением искусства. Потом она открыла ящик, прятавшийся под столешницей одного из столов, достала из него шкатулку и аккуратно положила её мне на колени, ещё укрытые простынёй. К моему удивлению, в украшенной эмалями шкатулке находилась потрясающая коллекция брошек из золота и драгоценных камней, стоивших целое состояние не только из-за использованных в них материалов, но и из-за явно византийской тонкой работы и рисунка. Ювелир, создавший эти чудеса, наверняка был мастером высочайшего класса.

— Выбери одну или две, как хочешь, — робко сказала Заудиту.

Как выбрать из таких красивых вещей, если я к тому же никогда не пользовалась украшениями?

— Нет, нет. Спасибо, — поспешила улыбнуться я.

— Тебе не нравятся? — удивилась она.

— Да нет, конечно, нравятся! Но я не привыкла носить такие дорогие вещи.

Я чуть не сказала ей, что я монахиня и дала обет бедности, но вовремя вспомнила, что это уже в прошлом.

Заудиту растерянно обернулась к Гайде, но та не видела происходящего. Она спокойно разговаривала с кем-то, стоявшим по ту сторону дверей, поэтому Заудиту взяла шкатулку и положила её на ближайший столик. В этот момент послышались нежные звуки лиры, наигрывавшей праздничную мелодию.

— Это Тафари, лучший лироктипос[74] Ставроса, — с гордостью произнесла Заудиту.

Гайде вернулась плавным шагом. Позже я заметила, что так ходят все жители Парадейсоса, и в Ставросе, и в Круцисе, и в Эдеме, и в Лигнуме[75].

— Надеюсь, тебе нравится такая музыка, — заметила Гайде.

— Очень, — призналась я. Тут я поняла, что не имею ни малейшего представления о том, какой сегодня день. Столько событий, я совсем потеряла ощущение времени.

— Сегодня восемнадцатое июня, — ответила мне Гайде. — День воскресения Господня.

Воскресенье, восемнадцатое июня! Чтобы добраться сюда, у нас ушло три месяца, и прошло уже больше пятнадцати дней, как нас считают пропавшими.

— Она не хочет брать фибулы, — озабоченно вмешалась Заудиту. — Как она закрепит гиматион[76]?

— Не хочешь брать фибулы? — удивилась Гайде. — Но без них нельзя, Оттавия!

— Они… Они слишком… Я никогда не ношу таких вещей, я не привыкла.

— А как ты собираешься закрепить гиматион, интересно знать?

— Чего-нибудь попроще у вас нет? Булавок, иголок?.. — Я понятия не имела, как сказать «английская булавка».

Гайде и Заудиту растерянно переглянулись.

— Гиматион носят только с фибулами, — наконец заявила Гайде. — Его можно по-разному закрепить: одной или двумя фибулами, как тебе больше нравится, но булавками на плече его никто не крепит. Они не выдержат твоих движений и веса ткани и в конце концов её порвут.

— Но эти фибулы слишком роскошные!

— Так проблема в этом? — спросила Заудиту, на лице которой было написано полнейшее непонимание.

— Ладно, Оттавия, об этом не беспокойся, — положила конец разговору Гайде. — Потом поговорим. Пока выбери фибулы и сандалии и идём в трапезную. Я послала Рас предупредить, чтобы тебя подождали. Кажется, дидаскалос Босвелл ждёт не дождётся, когда ты появишься.

А я жду не дождусь, когда увижу его! Поэтому я соскочила с кровати, выбрала пару самых красивых фибул — одну с львиной головой, глаза которой были сделаны из потрясающих рубинов, а другую, похожую на камею, с изображением водопада, — и начала через голову снимать длинную сорочку, в которой спала.

— Боже, мои волосы! — по-итальянски воскликнула я, вдруг застыв на месте.

— Что ты сказала? — спросила Заудиту.

— Мои волосы, мои волосы! — повторила я, снова роняя сорочку вдоль тела и лихорадочно ища зеркало. На одной из боковых стен рядом с дверью висело зеркало в полный рост в серебряной раме. Я бросилась к нему, и кровь застыла у меня в жилах, когда я увидела свою совершенно лысую голову, как у больных раком, теряющих волосы от химиотерапии. Не в силах поверить собственным глазам, я поднесла руки к черепу и дотронулась до него, безуспешно пытаясь найти несуществующие пряди волос. При этом я что-то нащупала кончиками пальцев и одновременно почувствовала острую боль, поэтому я чуть нагнула шею вперёд, чтобы увидеть макушку, и он был там: в самом центре, наверху, у меня был такой же, как у Аби-Руджа Иясуса, шрам в виде большой буквы «сигма».