Розанна Битнер - Нежное предательство

• Название: Нежное предательство
• Автор: Розанна Битнер
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-350-6

В романе рассказывается о любви молодой девушки, дочери влиятельного плантатора из Луизианы, и молодого преуспевающего адвоката Ли Джеффриза. В стране назре­вает Гражданская война, южные штаты грозят отделени­ем. Трагические события войны во многом меняют самих молодых людей и их судьбы.

Когда противоречивые убеждения отмены или сохранения рабства достигли критической точки и граждане страны разделились на два враждеб­ных лагеря, молодых людей охватило пламя же­лания…

Побеждает в финале страстная и всепрощающая лю­бовь.

---

Что будет с Бреннен-Мэнор? Сможет ли она сохранить плантацию до приезда Джоя? Удастся ли когда-нибудь возродить ее? Сайпресс-Холлоу практически уже потеряна. У нее нет денег для оплаты надсмотрщиков. Они все давно уехали, как и большинство негров. Последний оставший­ся в Бреннен-Мэнор надсмотрщик Джонатан Хорн сообщил, что негры живут теперь в самом особня­ке.

Одри подумала, что в каком-то смысле эти несчастные негры, вероятно, заслужили право жить в хороших условиях, чтобы хоть как-то компенсировать прежние лишения и унижения.

Однако, несмотря на то, что Одри так и не увидела там счастья, она с грустью и сожалением вспоми­нала, каким выхоленным был всегда особняк в Сайпресс-Холлоу. Она все еще является хозяйкой плантации, но уже давно не получает никакой прибыли. Не имея возможности обрабатывать землю, она оказалась практически также бедна, как и негры. Большая часть денежных средств обеих плантаций ушла на содержание рабов и посадку хлопка. Но теперь негров нельзя было продавать и покупать, чтобы выручить за них хоть какие-то деньги. Кроме того, не было хлопка. Отец и Ричард перевели всю наличность в валюту Конфедерации, которая совершенно обесцени­лась. Одному Богу известно, что произойдет с крупными землевладельцами, которые оказались обреченными на разорение. Если Север выиграет войну, кто будет владеть землей? Не явятся ли сюда богатые северяне и не потребуют ли землю себе? Например, такие как Ли.

Трудно даже представить, сколько еще воз­можно будет выдержать такую неопределенность. Что будет делать Одри с Линой и Тусси, если однажды придется уехать отсюда? Она не смогла себе представить жизнь без Тусси, но вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность содер­жать женщин. А еще осталась Генриетта, она так предана хозяйке. Если и придется уезжать, то нужно будет выбираться отсюда всем вместе, плюс ко всему, оставаться одной сейчас очень опасно. До чего же теперь невыносимо ходить по комнатам дома, напоминающим о былом велико­лепии, роскоши, счастье, о том времени, когда она наивно считала своего отца самым замечательным человеком на земле.

Джозеф слабо сжал ее ладонь и выговорил имя Джоя.

– Я… должен увидеть его… еще раз, – с трудом произнес отец. – Должен сказать ему, что люблю его… горжусь им. Мне следовало сказать ему об этом, когда он был здесь, правда? – слеза выкатилась из уголка глаза. Одри вытерла ее.

– Он и сам знает это, отец, – заверила она. – Не вини себя. Он ушел на войну ради себя тоже. Ему нужно было доказать себе, что он способен сам принимать решения и достойно справиться с любой задачей.

– Ты скажи ему, когда он вернется, что я… люблю его.

Одри растерянно и испуганно посмотрела на Лину, та покачала головой и отвела глаза в сто­рону, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

– Ты сам ему об этом расскажешь, когда Джой вернется, – Одри наклонилась и поцеловала отца в лоб. – Потому что Джой, и правда, скоро вернется, ты его встретишь сам. Я уверена в этом, отец.

Одри чувствовала, что вот-вот разрыдается, но не имела права плакать при отце. Тихо вышла из комнаты, спустилась вниз в гостиную и попроси­ла Генриетту, которая превратилась теперь из портнихи в горничную на все случаи жизни, принести горячей воды. Чай уже давно стал не­позволительной роскошью, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. Простая горячая вода, вместо чая, приносила желудку некоторое облегчение.

Генриетта была готова расплакаться из-за того, что хозяин умирает, женщина обняла Одри, а потом ушла на кухню, чтобы нагреть воду. На кухне тоже некому было работать, Лина теперь слишком слаба, чтобы вести дом. Все заботы легли на плечи Тусси, Генриет­ты и самой Одри. Они вместе прибирали в доме, сохраняя чистоту и порядок, намерева­лись придерживаться этой привычки как можно дольше.

Одри взглянула на руки, которые уже не были такими ухоженными и нежными как раньше. Она теперь не наденет красивых перчаток, некому устраивать роскошные балы. Мыть полы, посуду, пропалывать цветники и огород практически не­кому, трудоспособные, сильные рабы разбежа­лись. Теперь Одри тоже выполняла эту работу, и к искреннему удивлению, временами эти занятия приносили удовлетворение. Возможно, потому что отвлекали от тревожных мыслей. И теперь у нее в жизни одна главная цель – просто работать, не думать, не вспоминать, как было хорошо рань­ше, какой роскошной и великолепной была преж­няя жизнь, каким сильным и могущественным был Джозеф Бреннен. А самое основное – Одри не должна вспоминать Ли Джеффриза.

Прошло пять лет с того памятного лета в Коннектикуте. Она взглянула на каминную по­лку, там по-прежнему стояла статуэтка с чайка­ми. Ей нужно избавиться от воспоминаний о Ли, навсегда забыть его, она приказала ему никогда не возвращаться и, действительно, не желала его возвращения. Это случилось два года назад, толь­ко Богу известно, что сейчас с ним и где он. Она твердо уверена: если он жив, то хорошо понимает, что она была тогда права. И теперь восприни­мала его только как янки, одного из тех людей, которые заставили их всех пройти через ад, у нее забрали брата, лишили привычного об­раза жизни, дома, достоинства. А теперь и отец уходит.

Она подошла к камину, взяла в руки статуэтку, рассматривая чаек, трогала их пальцами. Почему так сложилась жизнь? Для чего Бог сделал так, чтобы в ее жизни встретился Ли Джеффриз? Это несправедливо. Все вокруг складывалось неспра­ведливо. Она не знала, сколько сможет страдать в одиночестве. Если бы не Лина и Тусси, да еще крохотная надежда на скорое возвращение Джоя, она бы не стала жить. Одри затрясло от воспоми­наний, в желудке появилась резкая боль. Но теперь она знала, что должна сделать. Необходи­мо избавиться от воспоминаний, привыкнуть жить сегодняшним днем и думать о том, как пережить завтра, которое может быть таким же тяжелым и страшным. Счастливая, благополуч­ная жизнь никогда уже не вернется.

Слезы закапали на чаек, на мгновение Одри прижала статуэтку к груди, а затем изо всех сил швырнула в заднюю стенку камина. Чайки раз­бились на мелкие кусочки. Затем Одри подошла к скамье у пианино, куда спрятала тогда записку Ли, которую он вложил в коробку с подарком, вытерла слезы, вынула записку и снова перечита­ла ее:

«Нашел человека в Новом Орлеане, который делает это вручную. Они изготовлены в Заливе, но они напоминают мне о времени, проведенном в Коннектикуте. Вспоминай обо мне, когда бу­дешь смотреть на них. Пусть Бог благословит и защитит тебя, Одри. Буду всегда любить тебя. Ли».

Она смяла записку в ладони, «…вспоминай обо мне… Буду всегда любить…» Нет, она не должна больше позволять себе думать о нем или призна­ваться, что когда-то любила этого человека боль­ше жизни. Любить его – значит, предавать своих людей, большинству из которых приходится стра­дать сверх человеческих возможностей. Ради Джоя необходимо забыть все. Конечно, она заслу­жила такие страдания, потому что спала с врагом в то время, когда горел Батон-Руж и умирали люди.

Одри вернулась к камину, чиркнула спичкой и поднесла огонек к листку. Как только бумага вспыхнула, она бросила ее в очаг. И молча смот­рела, как горит записка. Горит и исчезает также, как и ее любовь к Ли Джеффризу.

Ли сидел на лошади, с горечью наблюдая, как горят в оранжевых языках пламени и в черном дыме Атланта, Джорджия… горят…

как и большая часть Юга. Однажды он уже наблюдал такие пожары и ненавидел их. Но ему пришлось повидать столько подобных по­жаров, что удалось воздвигнуть защитную обо­лочку вокруг сердца, чтобы не позволять чув­ствам боли и сострадания вмешиваться в дело, которое он обязан выполнить по долгу службы. Эту оболочку он начала сооружать с того дня в Батон-Руже.

В огне Атланты ему чудилось лицо Одри, слы­шался ее голос, снова и снова выкрикивающий слова проклятия. Она запрещала ему разыскивать ее, возвращаться в Луизиану. Он все больше убеж­дался, что гордость южан была тем, чего северяне не сумели победить, несмотря на все разрушения и кровопролития, несмотря на все страдания, которые южанам пришлось пережить. Одри обла­дала такой гордостью в полной мере, и по этой причине Ли Джеффриз не мог сейчас вернуться к ней, даже если бы у него появилась такая возмож­ность. Гордость, нежелание добровольно остав­лять дома в распоряжение федералов, заставляли южан в большинстве случаев поджигать собствен­ные жилища. Когда они узнавали, что армия Шермана приближается, они были полны реши­мости и, уходя, не оставляли для янки ничего ценного.

Когда Ли Джеффриз представлял, как больно было бы ему поднести факел к Мэпл-Шедоуз, то становилось понятным их отчаяние и упорство. Да, южане оказались по-своему правы. Вне сомне­ния, и Бреннен-Мэнор сейчас полностью разорен. Для Ли невыносимой была мысль, что Одри му­чается и страдает. Самое правильное для него, не давать себе возможности думать о ней. Но и это оказалось ему не под силу. Особенно сейчас, во время наступления на Саванну с генералом Шерманом. В каждом здании, которое Ли приказывал поджечь, в каждом складе с минимальным запа­сом продуктов, в каждой ферме, в каждом изможденном лице женщины или глазах голодного ре­бенка, ему чудился укор Одри.