Олесь Бенюх - Горечь испытаний

• Название: Горечь испытаний
• Автор: Олесь Бенюх
• Жанр: Русская классическая проза

---

Рита, которая еще позавчера звонила мне домой и предлагала пойти на каток в парк Горького, а потом в "Ударник", которая вчера на ботанике прислала записку с поцелуем, которая сегодня перед поединком шепнула мне: "Проучи его как следует, Виктор!" - Рита ушла с "Фиксом", обнявшись среди бела дня на виду чуть ли не всей школы. Это было первым откровенным проявлением женского коварства в моей жизни. Словно мне посулили шоколад, а сунули в нос огромадную дулю.

В институте была девушка. Звали ее Лёлька. Познакомились мы с ней, когда наши курсы ездили на картошку. Урожай был отменный, и мы работали как черти. Вечерами в хорошую погоду устраивали танцы, пели под гитару. Сбивались парочки, прочные и непрочные. Лёлька была со всеми одинаково ровна, не выделяла ни одного парня. Член факультетского бюро комсомола, она была заводилой и в труде, и в веселье. Лоб перехвачен темной узкой лентой. Вздернутый нос обгорел. Щеки покрыты нежнейшим, едва заметным пушком. И большие серые глаза, в которых так и прыгают бесенята. ребята по ней с ума сходили. И я влопался. Да как!

Дежурному утром на работу ребят никак не добудиться. Лёлька подаст команду вполголоса - и всех как ветер с коек сдунет. Нужно мешки таскать Лёлька первая. нужно в дождь курс на поле вести - лучше вожака, чем Лёлька, не сыскать. Помню, она выступала на бюро, уже когда вернулись в Москву. обсуждали дезертира, который сбежал из колхоза. Лёлька говорила тихо, не ругала парня в лоб, имя-то его упомянула только раз. Павка, молодогвардейцы... Главный смысл был вот в чем: такие, как наш дезертир, дело погубить не смогут - их жалкие единицы на тысячи настоящих ребят; но самим своим существованием великую идею оскорбляют. Парень крепился, а после бюро расплакался, прощения у Лёльки стал просить. "Перед всем курсом прощения будешь просить", - отрезала она.

Схлестнулись мы с ней однажды всерьез на диспуте о современной поэзии. Она утверждала, что заумными выкрутасами убивается смысл и красота слова. Я стоял на своем - всегда и во всем, в поэзии прежде всего, необходим поиск, поиск слова, поиск формы. Пусть заносит, пусть "выкрутасы" - и через них к высшей простоте. А без них - застой, мертвечина. Разругались вдрызг. Месяц не разговаривали. и вдруг Лёлька приглашает меня к себе. Она снимала комнату у одной старушки в старом кирпичном доме на Пятницкой. Был самый канун 20-летия Победы. Стол накрыт на двоих. Выпивки никакой. Лёлька не признавала спиртного, ни крепкого, ни слабого. Ни даже пива. Поели, попили чай. Сидим, болтаем об институтских делах. Вдруг Лёлька говорит: "Поцелуй меня, Вить!". Я обомлел. Не то что поцеловать - я боялся до руки ее дотронуться. "В честь праздника", неловко засмеялась она. Я осторожно чмокнул ее в щеку. Не говоря ни слова, она взяла меня обеими руками за голову и поцеловала в губы...

И была комсомольская свадьба. Мне казалось, на ней не только весь наш переводческий факультет, весь институт Мориса Тореза гулял! Какие мы были счастливые! Я ушел жить к Лёльке. Отец и мачеха недолго меня отговаривали. Маленькая комнатка на Пятницкой была нашим раем в шалаше. У нас никогда не было денег, жили от стипендии до стипендии, да я кое-что подрабатывал частными уроками английского. Зато радости, веселья всегда было хоть отбавляй. мы бегали в театры, на концерты (все больше по контрамаркам, через знакомых), занимались до одури. Через полтора месяца Лёлька объявила, что у нас будет ребенок. Мы устроили пирушку - котлеты, чай, пирог. Позвали хозяйку квартиры. Сердобольная старушка глядела на Лёльку, вздыхала: "Сама еще дитё, Лёленька"...

За месяц до родов уезжал я на практику в Англию. Сердце не лежало к этой поездке, хотя и была это первая моя зарубежная командировка. "Я так рада за тебя, Витюша, - улыбалась Лёлька. - Увидишь шекспировские места, домик Бэрнса. В языковую стихию окунешься. А приедешь, мы тебя с сыном встречать будем". Как раз я в Шотландии был, когда получил ту проклятую телеграмму: "Жена находится тяжелом состоянии. Срочно вылетайте Москву". Ее уже тогда в живых не было. Умерла при родах. И ребенок тоже. Я думал, что такого в наше время не бывает. Бывает, оказывается. А был сын... И появилось у меня на Ваганьковском кладбище сразу две могилы.

Лёлька была необыкновенным человеком, многогранным, настоящим. Вот ведь и не жила почти, она ушла, когда ей было неполных двадцать лет, а помнить ее будут сотни людей. Все, кто хоть раз сталкивался с ней - по учебе, по комсомольской работе. Я подходил к Лёльке с моей высшей меркой завещанием моей мамы. И она была на высоте, еще какой. для нее всегда и во всем Родина была превыше всего. И такой чистоты, как Лёлька, люди встречаются редко.

Разумеется, Аня знает и о Лёльке, и о сыне. Но об этом мы никогда не говорим!.."

Глава двадцать четвертая ПИРРОВА ПОБЕДА

- Какой нетонкий эксцентрик этот Джерри Парсел! - шепотом воскликнул молодой гость, оглянувшись предварительно по сторонам. - Нет, чтобы придумать нечто воистину экстравагантное, воистину американское - он выбрасывает ежегодно, я даже боюсь назвать какую, сумасшедшую сумму денег ради устройства этого бала "Голубой Козленок".

- Во-первых, - возразил пожилой гость, - стоимость этого ежегодного бала хорошо известна. Она определяется суммой пятьсот тысяч долларов. Иными словами, на каждого приглашенного - а их, вы знаете, ровно двести пятьдесят человек - расходуется две тысячи. Не так уж много. Особенно, если учесть, что благотворительные базары и аттракционы вернут хозяину все его затраты с лихвой.

так разговаривая, эти двое подошли к довольно высокой пирамиде, которая была расположена в самом центре большого парадного зала нью-йоркского особняка Джерри. У пирамиды была срезана вершина. Вместо нее, на высоте примерно пятнадцати футов, размещался вольер, в котором находился голубой козленок.

- Далее, - продолжал пожилой гость, надевая очки и внимательно разглядывая животное, - позволю себе не согласиться с другим вашим замечанием. Мне представляется, трудно придумать что-либо более американское, чем этот бал.

Он попробовал пальцем отколупнуть кусочек золотой краски, которой была окрашена пирамида. Впрочем, через минуту, поняв тщетность своих попыток, он продолжал:

- ритуал этого бала был определен более полувека назад покойным отцом покойной Маргарет.

- Да, но почему именно козел? - вновь шепотом возмутился молодой гость. - И почему именно голубой?

- Теперь уж точно и не помню, - смешался пожилой гость, - или кто-то из предков Маргарет где-то далеко на Диком Западе поймал именно такой расцветки козла, или он сам вымазался в голубую краску о забор их усадьбы...

- Ну и что же? - не унимался молодой гость. - Почему этому событию нужно посвящать ежегодный бал, да еще приглашать на него цвет нью-йоркского бизнеса?

Пожилой гость, неуверенно улыбаясь, пожал плечами. К собеседникам подбежала молодая женщина. На ней было бледно-сиреневое платье с глубоким декольте, на лице - полувуаль, оставлявшая открытыми лишь глаза и лоб.

- Господа! - приятным грудным голосом обратилась к ним женщина. Как? Вы еще без масок? - и она протянула к ним лоток, висевший у нее через плечо. На лотке были стопками разложены всевозможные маски - от самых простеньких до довольно замысловатых. Против каждой стопки был приколот маленький ценник: 100 долларов, 350 долларов, 500 долларов... Пожилой гость быстро взял самую дорогую маску, отсчитал несколько сотенных ассигнаций, с поцелуем вручил их женщине. Молодой гость, напротив, выбирал долго, примерял то одну, то другую маску, ворчал, что никакая ему не подходит и, как бы между прочим, спросил: "А что, без маски никак нельзя?". "Положительно нельзя", - улыбнулась женщина. Молодой гость вновь стал недовольно перебирать маски. "Вот эта вам больше всего к лицу!" проговорила, теряя терпение, женщина и протянула ему одну за триста долларов. "Вы так думаете?" - пробурчал раздраженно молодой гость, но маску взял и деньги выложил. Чтобы хоть как-то выказать свое неудовольствие, он не вложил их в руку женщины, а с досадливой небрежностью бросил на лоток. Женщина собиралась уже было направиться к другим гостям, но пожилой легонько удержал ее за руку: "Скажите, дорогая, у нас тут спор вышел из-за того, почему именно "Голубой Козленок"? - Он смущенно улыбнулся, словно говоря: "Склероза пока еще нет, а вот ведь, поди ж ты, запамятовал".

- О, господа, - оживилась женщина, - эта история прямо в духе наших первых пионеров! Один из предков Маргарет Парсел, выйдя из фургона, увидел в двадцати шагах от себя козленка. Козленок рыл землю ногой и не обратил на человека никакого внимания. Тогда наш бравый пионер схватил винтовку и выстрелил. И что бы вы думали? Он был самым метким стрелком в экспедиции, а тут промахнулся. Подумать только, с двадцати шагов! Козленок исчез. Когда наутро пионер проснулся и вышел из фургона, он вновь увидел козленка на том же месте. При свете солнца пионер хорошо разглядел, что мех у козленка был светло-голубого цвета. И вновь он рыл копытцем землю. "Не знамение ли это свыше?" - подумал пионер. и стал копать землю там, где ему (как он считал) указал голубой козленок. И что бы вы думали, господа? В том месте оказалось столько золота, что оттуда и началось внезапное богатство предков Маргарет. Я не прощаюсь с вами, господа. Милости прошу к моему прилавку во время Базара Сувениров.