Янко Есенский - Демократы

• Название: Демократы
• Автор: Янко Есенский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01180-0

«Демократы» — увлекательный роман известного словацкого поэта и прозаика Янко Есенского (1874—1945) о похождениях молодого провинциального чиновника Яна Ландика. С юмором и даже сарказмом рисует автор широкую картину жизни словацкого буржуазного общества накануне кризисных событий второй мировой войны.

---

Пан шеф наконец отложил авторучку и взялся за красный карандаш — записать в календарь дела на воскресенье. «Итак, празднование 15-летней годовщины местного культурного общества «Беседа» и 25-летний юбилей Католического кружка. В 9 часов утра — торжественное богослужение, в 11 — праздничный литературно-музыкальный концерт, на котором надо приветствовать гостей, в 1 час — званый обед, в 8 вечера — торжественный спектакль в театре. Опять надо готовить речь… И опять в воскресенье… Воскресенье у нас самый рабочий день, вопреки закону. Все закрыто, все отдыхают, а ты надрывайся!» — рассуждал про себя пан начальник. Ему даже захотелось пожаловаться Ландику, но он вовремя спохватился: с ним сегодня надо обойтись построже.

Шеф поднял голову, и над столом показалось полное красное лицо, очки в роговой оправе, борода с проседью, глубокая морщина, прорезавшая лоб. Выражение лица такое, будто все вокруг скверно пахнет. Верхняя губа поднята к носу — широкий, крючковатый, он закрывает усы, так что торчат только нафабренные кончики. Кажется, будто они растут из ноздрей.

Начальник сдвинул очки на лоб и строго начал:

— Я не предлагаю вам стул, сидеть буду только я. Вы сейчас правонарушитель. Вас не мучает совесть?

— Нет, она чиста, как горный хрусталь.

— Засиженный мухами.

— Извините!

— Нет, пока рано говорить об извинении. Сначала я допрошу вас, а там будет видно — извинить вас или нет.

«Все-таки он глуп», — подумал Ландик.

Наклонившись над какой-то бумагой, начальник опять водрузил очки на нос и продолжал:

— На вас, пан комиссар, пришла анонимная жалоба. Вышестоящая инстанция прислала ее мне для предварительного расследования дела, мне велено допросить вас и доложить о результатах… Я не поверил бы, если бы не видел все своими глазами… Тогда я подумал, что это какая-то ваша знакомая — интеллигентная дама… Насколько помню, она производит впечатление весьма интеллигентной… А вы, оказывается, ухаживаете за служанками, пристаете к ним на улице, преследуете их, соблазняете, портите будущее, устраиваете скандалы в общественных местах, нападаете на почтенных горожан, угрожаете палкой…

Бригантик читал выдержки из присланной бумаги, подчеркивая что-то синим карандашом, синим, вероятно, потому, что думал про себя: «Погоди-ка, Ландик! Ты у меня посинеешь!»

На Ландика нашел столбняк.

«Толкош!» — пронеслось в голове. Он хотел было запротестовать, но шеф предупреждающе поднял руку.

— Погодите! Сейчас говорю я!

Взяв желтую книжку, лежавшую на столе, он раскрыл ее и прочитал:

— Параграф двадцать четвертый. «Как на службе, так и вне ее служащий обязан соблюдать подобающие для его сословного положения правила приличия, всегда вести себя в соответствии с требованиями дисциплины и избегать всего, что могло бы подорвать уважение и доверие, которого требует его положение».

Он закрыл книжку и, глядя на Ландика, многозначительно повторил:

— Итак, «соблюдать подобающие правила приличия, — подчеркнул он, — и избегать всего, что могло бы подорвать доверие…» А вы волочитесь за служанками, пристаете к ним на улице, угрожаете мяснику Толкошу палкой, хватаете его, толкаете так, что он падает… Вы ходите по кабачкам, пьянствуете с мясниками, деретесь с ними — из-за служанки, которую почтенный горожанин хочет взять в жены, конкурируете с ним, хотите ее соблазнить.

Пораженный, Ландик сначала не мог вымолвить ни слова. Он слушал, но чем дальше, тем легче становилось у него на душе. Неизвестность кончилась. Могли ведь наклеветать еще больше, а это обвинение он легко опровергнет. Неловкость за Гану прошла, лишь мысли о Толкоше вызывали гнев. «Каков подлец!» — возмущался он про себя.

— Что вы на это скажете? — спросил начальник.

— Что скажу? — переспросил Ландик, стараясь выиграть время. — Во-первых, я не «волочусь за служанками». Я провожал только одну кухарку.

— Кухарку Гану Мышикову?

«Значит, ее фамилия Мышикова? — отметил про себя Ландик. — Мышикова, — повторил он несколько раз, чтобы не забыть. — От слова «мышь» вроде бы…»

— Да, — сказал он вслух, — Гану, кухарку. Она служит у директора банка Розвалида. Вы изволили меня видеть с ней, пан начальник.

— Так. Дальше!

— Я провожал эту девушку, не скрою. Но это совсем не означает, что я «волочусь за служанками». «Волочиться за служанками» это, пожалуй, свинство и оскорбление нашего сословия. Но встречаться с одной… Ведь тут могут быть и серьезные намерения. Может, я хочу жениться на ней?

Шеф всплеснул руками.

— Государственный чиновник и служанка! — Он даже вскочил из-за стола. — Это и есть безобразие! Кто вам поверит, что вы ухаживаете за ней потому, что хотите жениться? Вы что, и вправду намерены жениться? — насмешливо спросил он, сняв очки и играя ими. Стоя у стола, начальник испытующе смотрел на Ландика.

— Нет.

— Ну вот видите!..

Шеф снова сел, а Ландик продолжал:

— Я просто хотел продемонстрировать равенство.

— Что?

— Демонстрировать равенство.

— Никаких демонстраций я не потерплю! — не понял начальник.

Ландик объяснил, что речь идет не о демонстрации массы, а о демонстрации одного человека. Шумного шествия с вызывающими требованиями не было, была лишь тихая, незаметная демонстрация одиночки под едва намеченным лозунгом. Он рассказал все, что читатель уже знает: как некий мясник Толкош не решался пройти по улице с кухаркой Ганой Мышиковой только потому, что она — кухарка, а он почетный ремесленник, известный горожанин. Ему-де «гонор» не позволял. Толкош боялся, что всех в городе будет шокировать его расположение к кухарке и его перестанут уважать, не будут покупать у него мясо. А Гана ему нравится, и он охотно женился бы на ней, но «гонор», этот «гонор»…

— Я не стал ему объяснять, что мясников никто никогда не считал почетными гражданами. Это бесполезно: ведь у всех этих мещан тщеславия хоть отбавляй. Ну, ладно, говорю, я сам покажу тебе пример. Я — чиновник, доктор прав, государственный служащий, пройду с твоей Ганой на глазах у всех и буду провожать ее каждый день.

— Вы с ним на «ты»?

— Да.

— Он ваш родственник?

— Нет.

— Не понимаю.

— На «ты» мы перешли тоже из-за равенства… Так вот, говорю, я буду провожать ее от твоей лавки до дома директора банка, где она служит. Он сомневался, что я это сделаю. Ну а я сделал. Он начал ревновать. Я говорю ему: «Провожать я ее буду всю неделю, но если хоть раз увижу тебя с ней, то сразу же отступлю. Для меня это послужит сигналом, что ты отбросил свой глупый «гонор»… А он, вместо того чтобы послушаться меня, из ревности пишет анонимные письма моей матери, девушке, клевещет на меня… Знай я, что он и начальству донесет, я бы пощечин надавал ему, а не только погрозил палкой… Он тогда перетрусил, споткнулся о кресло и упал в него… Подлец!..

— Оставьте при себе свои выражения, — прервал его начальник. — Мясник оказался щепетильнее вас, он больше дорожит интересами своего сословия.

— Не щепетильнее, а глупее, пан начальник.

— Не знаю… ведь она всего-навсего служанка.

— Порядочная девушка.

— Нет, служанка!

— Извините, пан начальник, она работница, помощница по хозяйству. Служанок у нас нет, по закону нет.

— Служанка, глупая служанка, — упрямо твердил Бригантик, не переставая недоуменно качать головой.

— Она милая, умная девушка, хоть и служанка. Все мы слуги: служим богу, государству, народу, родине, обществу, идее, семье — кто кому. Всегда есть какое-то высшее начало, которое руководит нами и которому мы подчиняемся. Служить другому!.. Это — самая высокая честь для человека! Служить только себе — отвратительный эгоизм, пан начальник; это порок, болезнь, которую надо серьезно лечить. Эгоизм нужно выкуривать из людей, как сусликов из нор, выжигать, как рану, которая заражает кровь и разлагает организм. Если пестовать эгоизм, мы превратимся в жадных пауков, в червей, в паразитов, стрептококков, бацилл, поглощающих жизненные соки, а наше государство станет скопищем интриганов, воров, ростовщиков, убийц, жадных бездельников, которые ничего не желают знать, кроме себя…

Откинувшись на спинку кресла, вытянув ноги и разинув рот, Бригантик испуганно вытаращил глаза на Ландика, не понимая, что с ним происходит.

— А закон стремится ликвидировать понятие «слуга», словно это нечто постыдное — быть слугой, — лилось из уст Ландика. — Закон хочет каждого сделать господином. Самые большие господа — всегда и самые большие слуги. Премьер-министр — «слуга» в гораздо большей степени, чем вы, пан начальник; вы, следовательно, больший господин, чем премьер-министр.

— Путаница понятий, — прервал его начальник. — Меньше-больше — это определяется властью. Чем больше власти у человека, тем он выше. Чем больше над вами начальников, тем меньший вы господин.