Михаил Каштанов - Союз нерушимый...

• Название: Союз нерушимый...
• Автор: Михаил Каштанов
• Жанр: Боевая фантастика

Тридцатые годы. СССР стремительно развивается. Развивается, имея надежных союзников — Германию и Японию. Строятся города и заводы, строятся армия и флот. Строится новый государственный механизм. Советская империя? Да. Ибо другого пути нет. Вместе со страной растут и 'беглецы из будущего', прикладывающие все свои силы и умения, чтобы дать своей Родине надежду на Победу.

А вдоль границ Союза полыхает пожар 'локальных конфликтов'. И осталось совсем немного до того, как он превратится в 'пожар мировой'. Вторая книга трилогии "Сослагательное наклонение". С развалом издательства и отсутствием оплаты за опубликованное произведение, по согласованию с соавтором, считаю возможным выложить авторский вариант. Те, кому не понравилась первая книга - не уподобляйтесь мышам, плачущим, но продолжающим грызть кактус...

---

— Болеет старик. Но тебя вспомнил и просил поберечься. Ты уж не подведи.

В самой операции ничего особенного не было, как выразился потом Онищенко — 'зайшлы, дило сдилали, уйшлы и усё'. Ну, кроме разве что, первого боевого применения легководолазных костюмов, которые помогли незаметно проникнуть на крейсер со стороны рейда. Вахта, по сведениям немецких инженеров, обслуживающих корабль, в нужный момент состояла из 'наших' турок, а остальное, как говорится, дело техники. Но Слащёв не мог не позволить себе маленькой шалости по отношению к захваченным на 'Бремене' англичанам. Типа, морских советников. Спеленали, вывезли на корабельном катере на внешний рейд и высадили. Прямо в море. Руки и ноги, правда, перед высадкой развязали — мы же не палачи. Блюхер после этого ещё несколько дней приставал к командиру с вопросом, что за 'высадка союзников в Нормандии', про которую Слащёв сказал, когда последний англичанин был выпущен за борт.

Потом был выматывающий душу из-за болтанки перелёт в Болгарию. Оттуда через горы пеший марш-бросок в Австрию. В Австрии господа 'всемирные демократы' тоже пытались напакостить. И почти преуспели в этом. Так называемые выборы привели к должности президента Австрийской республики человека, прикормленного англичанами чуть ли не с рождения и, как говорят, евшего у них с вилки. И этот 'президент' уже на следующий после своего 'избрания' день, выразил неодобрение 'имперской и античеловеческой' политикой Германии. Выразил, ясное дело, от 'имени всех честных австрийцев'. Подход продуманный и дальновидный — разделить единый народ вначале на немцев и австрийцев, а потом на ещё более мелкие 'народы', по германским землям. Только ответная реакция была молниеносной — через день ночной атакой был захвачен королевский дворец Хофбург, ставший резиденцией президента и 'назначенного им' совета министров. По свидетельству очевидцев, во главе нападавших были солдаты в немного необычной форме и говорившие по-немецки с сильным славянским акцентом. Это не вызвало особого удивления, только дало повод в очередной раз обвинить русинов, которых в Австрии всегда было много, в отсталости и дикости. Ну, ещё бы, им, дикарям, позволяют вкушать радости демократии, а они защищают отсталую монархию. Как делали всегда, в том числе и в 1848 году. Да и организовал этот ночной захват тоже русин из Моравии — Артур Зайтих. Правда, в известной Малышу 'старой' истории, он поменял славянскую фамилию на немецкую и стал Зейсс-Инквартом. Утром он, как глава временного правительства, выступил с заявлением о плебисците по вхождению в состав Германии и потребовал от Лиги наций прислать международных наблюдателей. Потом обратился с этой же просьбой к правительствам Германии и Советского Союза. Слащёв не знал, кто подсказал Зайтиху этот ход с международными наблюдателями, но это явно был очень не глупый человек. Но Слащёву было не до подобных размышлений — в этой операции отряд понёс первую потерю. Был убит немного замкнутый минёр отряда Коля Старостин. Убит одним выстрелом — пуля попала точно в глаз. Всё произошло у Александра прямо на глазах. Рефлексы 'старого' спецназовца буквально взвыли — снайпер! И эти же рефлексы вычислили место засады и позволили взять эту сволочь. Потом он приволок помятого стрелка к ещё не успевшим остыть после боя бойцам и бросил им под ноги. И рядом уронил 'спрингфилд' с оптическим прицелом, чтобы сразу всё стало понятно.

— Эта сука убила Колю. Он ваш.

И ушёл. Что стало со снайпером, Слащёва не интересовало. Сейчас он стоял перед памятником Иосифу II и думал о том, что и как он напишет оставшимся у Старостина отцу и младшей сестре. Этот тяжкий груз и мучительную ответственность командира он не мог доверить никому. Это его ноша, его и только его. Командир ОБЯЗАН нести её сам, чтобы всегда думал и чувствовал, что и как он скажет тем, чей сын, брат, муж или отец погиб по его вине. И всё ли он сделал, как командир, чтобы этого не случилось. Всё ли продумал, всё ли понял, всё ли предусмотрел. Без этого нет командира, нет и быть не может. Без этого есть только бесчувственное чмо, носящее по недоразумению офицерскую форму.

Новиков.

Короткая, сорокаминутная остановка в Ленинграде и последующий перелет до Москвы позволили Новикову переключиться от достаточно отвлеченных размышлений к конкретике. Вызов на Родину был такой же неожиданный, как и командировка в Германию. Видимо, что-то поменялось или решилось в верхах насчет его, Новикова, судьбы. Слишком много он за последнее время накуролесил. Ну, не накуролесил, это слишком громко сказано, но и обычным его поведение и ситуации, в которых он оказывался, не назовешь. И боевые действия в Китае, и мятеж в Поволжье, и несанкционированное общение с Гитлером, да еще и обращение к нему как к товарищу по партии — все это за каких-то полгода. Круто. Но оглядываясь назад, он мог с уверенность сказать, что доведись ему вновь попасть в такие же ситуации, он и теперь действовал бы так же. Может быть, даже еще более жестко. Почему? Да потому, что враги из некоей абстракции, хотя и имеющей название и имена, превратились в весьма конкретных и вполне осязаемых, а друзья стали друзьями не только на бумаге или в силу заключенного договора, а по духу, по велению не только ума, но и сердца.

Мир катился прямой дорогой к войне. Другое дело, что этим скатыванием пока удавалось управлять. Если все так пойдет и дальше, то война начнется только тогда, когда тройственный союз будет к ней максимально готов.

Видимо эта горячая ситуация и не позволила долго держать его вдали от дела. В то, что к нему будут приняты какие-то слишком крутые меры, Новиков не верил. Хотели бы — давно бы приняли. Наказать могут, и скорее всего, накажут. Даже обязательно накажут. Причем прилюдно и с освещением этого факта в 'узких' кругах. Но из армии не выкинут и без работы не оставят. А работа у него самая сейчас необходимая — Родину защищать.

Собственно, почти все так и получилось, как Новиков прикидывал. Даже то, что как минимум один день его трогать не будут, дадут встретиться с женой. А вот со следующего дня, за него взялись вплотную. Кадры, финотдел, бронетанковое управление и ребята Берзина, кажется, готовы были порвать его на мелкие кусочки, но непременно заполучить к себе именно сегодня. К четырем часам Новиков был уже на пределе, хотя и понимал, что все это неспроста, и позволить себе сорваться он не имеет права. Но слишком уж плотно на него насели. Хорошо, что еще в Германии он начал готовиться к встрече с армейской бюрократией, и почти каждый свой шаг фиксировал в отчетах и документах. Особенно внимательно фиксировал все статьи расходов. Выходит не зря старался. Сейчас эти бумаги ему здорово помогли. Да и приятно было видеть растерянность на лицах этих крючкотворов. Съели?! В финотделе аж расчувствовались: 'Какой же вы молодец! Понимаете, что копейка государственный рубль бережет'! Это он понимал, как и то, что лишняя бумажка бережет твое время. Хотя это понимание любви к бумажному племени явно не прибавляло.

Но вот большинство формальностей уже позади. Только расслабится и даже просто отдохнуть ему так и не пришлось. Даже выйти на свежий воздух не успел. 'Приказано явиться на прием к наркому обороны, товарищу Фрунзе в шестнадцать часов тридцать минут'. А на часах уже шестнадцать с четвертью! Торопливо шагая за уверенно лавировавшим в хитросплетении коридоров наркомата порученцем, Новиков не смотря на усиливающееся с каждым шагом чувство тревоги, еще сумел удивиться: 'Как же он так быстро меня нашел? Телепат, что ли? Или меня так хорошо отслеживали?'.

В приемной Фрунзе, было на удивление пусто. Секретарь, мельком взглянув на Новикова, кивком указал ему на дверь кабинета наркома.

-Вас ждут, товарищ полковник.

'Если ждут, значит, еще повоюем'. Открывая дверь, Новиков краем глаза заметил, как секретарь торопливо запирает на ключ дверь в приемную. 'Чем дальше — тем страньше'.

Поначалу все шло как нельзя лучше. Фрунзе встретил приветливо. Улыбнулся и протянул для пожатия руку. Но когда пригласил присаживаться не за обычный стол для заседаний, а за меленький столик, в углу кабинета сервированный для чаепития — Новиков снова подобрался. Это настолько выходило за привычные рамки общения, что могло предвещать все что угодно. И, скорее всего, не очень приятное.

На столике уже вовсю фырчал новомодный электрический самовар. Из установленного на верхний раструб заварного чайника ощутимо тянуло ароматом крепко заваренного чая. Поднос с тарелками, на которых прикрытые салфетками лежали румяные пирожки и ванильные эклеры, а так же пара фарфоровых чашек, дополняли этот натюрморт.

-Присаживайтесь, товарищ Новиков. Угощайтесь. Насколько я знаю, с утра ничего не ели? А разговор нам предстоит долгий.

Отказываться от такого приглашения и глупо и бессмысленно. Да и пирожки выглядели так привлекательно и аппетитно!