Борис Фрадкин - Дорога к звездам

• Название: Дорога к звездам
• Автор: Борис Фрадкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1958

Роман  представляет собой сплав производственно-технической и фантастической литературы, рассказывает о жизни изобретателя-самоучки, который к финалу книги всё-таки создает сплав для строительства космических кораблей. Удивительная история жизни юноши Яши, начиная с детства до абсолютной зрелости. Его любовь, его целеустремлённость, идеи, потери, терзания, труд и упорство. В книге много интересных героев, нутро которых автор описал от и до. Роман добрый, захватывающий, впечатляющий, сюжет развивается очень увлекательно, в нём каждый найдёт для себя что-то интересное. Обо всём этом и не только, в книге «Дорога к звездам».

---

Но сегодня в приемной появилась дежурная сестра и глазами отыскала Якова.

— Товарищ Якимов, — пригласила она его, — пройдите, пожалуйста.

Ему вынесли халат. Сердце дрогнуло от радости: сейчас он увидит Любу. Но он тут же перепугался: ему сделали исключение; еще никто при нем не переступал порог запретных дверей. Значит… значит, случилось что-то неладное.

— В третью палату, — шепнул за его спиной чей-то женский взволнованный голос, — плохи, видно, дела…

В коридоре его встретила уже знакомая ему женщина-врач.

— Постарайтесь только не расстраивать жену, — попросила она Якова, — убедительно вас прошу.

Третья палата находилась в конце коридора. Врач распахнула двери. В маленькой комнате стояли две койки, на них лежали женщины. Если бы не эти родные голубые глаза и не эти золотые волосы, закрывшие всю подушку, Яков не узнал бы в одной из женщин своей Любы. Ее заострившееся лицо с темными кругами около глаз было искажено страданиями. Она непрерывно облизывала сухие, потрескавшиеся губы.

— Люба! — перепугался Яков. — Тебе плохо?

— Яшенька, — проговорила она с усилием, — пришел… Я так о тебе соскучилась. Похудел… Тебе трудно, да?

Он опустился на стул и взял ее руку. Кончики пальцев Любы были синими; это совсем перепугало Якова.

— Что с ней? — Яков повернулся к врачу, стоявшей за его спиной. — Почему ей стало хуже?

— Придется оперировать, — ответила врач. — Завтра должен быть хирург из госпиталя, большой специалист.

— Оперировать?! — уже вскрикнул Яков. — Но почему?

— Яша… Яша, успокойся, — попросила Люба. — Ну ты же видишь, что пустяки. Возьми мои обе руки. Вот, хорошо. А знаешь, о чем я хочу спросить тебя: девочка… как мы ее назовем?

— Как тебе больше нравится, Любушка?

— А тебе?

— Мне больше нравится твое имя.

Она не отрываясь смотрела в его лицо.

— Какой ты у меня хороший…

Сестра принесла ребенка. Запавшие глаза Любы озарились радостью.

— Посмотри, какая у нас чудесная дочка, — сказала Люба и вдруг застонала. Даже разговор причинял ей физическую боль.

Сестра передала ребенка Якову. Он принял его неумело, страшась повредить маленькое тельце. На него глянули подслеповатые, еще неосмысленные голубенькие глазки. А Люба смотрела на отца и дочь, и по лицу ее разливалось выражение счастья и покоя.

Девочку унесли. Яков сидел около Любы, рассказывая о цехе, о своих работах над ядерным сплавом, о домашних делах, о последних сводках Совинформбюро. Люба задремала, врач попросил его уйти.

— Так что же все-таки у нее? — спросил Яков ожидавшую его в коридоре женщину-врача.

— Перитонит.

— Я не понимаю ваших терминов.

Помедлив, врач пояснила:

— Воспаление брюшины. Поддерживаем ее непрерывным переливанием крови. Организм очень сильный, думаю, справится.

Яков переступил с ноги на ногу, чувствуя противную слабость в коленях и холодок в груди. Он слыхал, что такое воспаление брюшины.

— Да вы не падайте духом, — сказала врач. — Мы пригласили очень опытного хирурга.

Выйдя на улицу, Яков долго бродил под окнами родильного дома, никак не решаясь уйти от Любушки. Он негодовал на судьбу за то, что не ему, а Любушке выпало такое испытание. Он вот, как никогда, здоров, хоть бы кольнуло где. Яков бы справился теперь с любой болезнью, даже с этим проклятым перитонитом, но Люба…

Анна Матвеевна испугалась, увидев окаменевшее лицо сына. На расспросы матери Яков бросил два слова: «Люба… плохо…» — и закрылся в своей комнате. Он уже не слышал, как мать встревоженно советуется с отцом, как оба стали куда-то собираться, как хлопнула дверь на лестницу.

На следующее утро еще до работы Яков побежал в больницу. К Любе его не пустили. Сестра сказала, что Люба спит, а хирург сможет освободиться из госпиталя только во второй половине дня.

Яков посидел на крыльце, постоял под окном палаты. Потом пошел к трамвайной остановке. Он просто не мог оставаться в бездействии, в изнуряющем ожидании и тем более в одиночестве. Так можно сойти с ума.

Трамвай остановился у комбината. Яков прошел через проходную и столкнулся с Гоберманом.

— Ну, как? — спросил Гоберман, удерживая Якова за рукав.

— Плохо…

— Так вы приходите к нам и мы обсудим ваши замыслы.

— Замыслы?

— Я имею в виду вашу установку для получения жаропрочного сплава. Я уже разговаривал со своей группой. Знаете, с каким восторгом молодежь приняла ваше предложение?

— Да какое предложение? — Яков слабо улыбнулся,

— Вы не понимаете? — Гоберман отпустил рукав и ухватился за пуговицу на пиджаке Якова. — Мы будем проектировать вашу установку. Конструкторы очень заинтересовались. Молодежь, знаете. Согласны поработать вечерами. Дело за вами, Яков Филиппович. Да… простите. А что ваша жена? Надеюсь, все в порядке? Так когда же вы появитесь в бюро?

— Постараюсь в эти дни.

— Ждем, ждем!

Наконец-то Гоберман оставил его в покое. Но и в лаборатории тяжелые мысли о Любе не рассеивались, и Яков был вынужден напрягать всю силу воли, чтобы с необходимой трезвостью решать текущие вопросы. Что-то не клеилось с анализом новой броневой стали. «Очевидно, врут эталоны», — подумал Яков и сел за стилоскопы.

Он не заметил, как около него появился Марк Захарович. Странный взгляд парторга заставил дрогнуть руку Якова, лежавшую на регуляторе. Внезапная вспышка электрической дуги упала на его побледневшее лицо.

— Что? — спросил Яков.

— Пойдем со мной, — мягко сказал Марк Захарович. — И постарайся взять себя в руки.

— Люба?…

Глазков обнял его за плечи. У проходной комбината их ждала легковая машина.

18

Яков не старался искать одиночества, чтобы остаться один на один со своим горем. Однако уйти от него он не мог. Оно туманом застилало глаза, когда он смотрел в окуляр стилоскопа. Оно мешало ясности мыслей и мучало воспоминаниями о счастливых днях, проведенных с Любой. Образ Любы заслонил собой весь мир.

Внешне Яков держался спокойно, но горе полностью завладело его сердцем. Поиски ядерного сплава показались в сравнении с этим горем малозначащими, ненужными.

Глазков чаще обычного появлялся в лаборатории литейного цеха, после работы уводил Якова к себе, в общество радушной и гостеприимной Александры Дмитриевны.

— Ничего, очнется, — уверяла Александра Дмитриевна мужа, — отойдет. Сердце у него большое, значит, и горе большое. Время вылечит.

Время… Оно продолжало вращать свой исполинский маховик, который не только обратно не повернешь, но и на мгновенье не остановишь.

Немецкие армии, размолоченные под Белгородом и Орлом, откатывались на запад. Москва непрерывно салютовала наступающим войскам. Советские войска вышли к Днепру, прорвались к Перекопу. Шестого ноября они взяли столицу Украины — Киев.

В эти трудные для Якова дни Турбович был особенно внимателен к нему:

— Даже при своем горе ты все-таки счастливее меня, — откровенно позавидовал он своему юному другу. — У тебя растет дочь. А у меня нет детей. Если бы ты знал, как это тяжело. Я никогда не предполагал, что может быть так трудно без детей. У меня есть все — любимая работа, друзья, известность, я обеспечен. Но иногда все это кажется ненужным, перестает иметь цену.

— Но у вас есть жена.

— Жена… Да, конечно, жена. За двадцать шесть лет мы достаточно привыкли друг к другу.

— То есть как это привыкли? — удивился Яков. — Разве же вы не любили друг друга?

— Я женился потому, что женились все мои друзья, потому что в мои годы уже неприлично было оставаться холостяком. Все же многое в наших взаимоотношениях сложилось бы иначе, будь у нас дети. Судьба наказывает меня, Яков.

Подолгу они беседовали о квантовой механике. Говорил в основном Турбович, а Яков слушал. Рассказы о свойствах атомных частиц Евгений Борисович пересыпал личными воспоминаниями о том, как он сам постигал эту тончайшую науку, доступную далеко не каждому. Сам Евгений Борисович занимался ею более трех десятилетий. У него имелся ряд собственных теоретических трудов, главным образом, из области спектрального анализа.

И потому что Яков уже знал эти труды, потому что они получили практическое применение на комбинате, Турбович по-прежнему вызывал у него чувство глубокого уважения.

Однако в рассуждениях Евгения Борисовича зачастую звучали слова, которые настораживали Якова. Как только речь заходила о полном познании атома, Турбович возвращался к вопросу о взаимодействии между приборами и частицами исследуемого атома, о границах наших исследовательских возможностей в мире атома, о невозможности точно учесть обратное влияние микрочастиц на измерительные приборы.

Поневоле приходилось задумываться над словами Турбовича. Но неутихающая тоска после смерти Любы мешала сосредоточиться, вникнуть в самую глубь рассуждений профессора.