Олег Гордиевский - Следующая остановка - расстрел

• Название: Следующая остановка - расстрел
• Автор: Олег Гордиевский
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00453-6

Он был заочно приговорен к расстрелу, и его дело до сих пор не закрыто! Как только не называли Олега Гордиевского после скандального побега из Москвы под самым носом бдительных чекистов. Но он всего лишь был не согласен с существующим в Советском Союзе режимом и приверженцем западной демократии. Проработав долгие годы на Западе в качестве сотрудника КГБ под дипломатическим прикрытием, он испытал на себе всё лицемерие пропаганды, кричащей о строительстве коммунизма в отдельно взятой стране. Оказавшись в сложных жизненных обстоятельствах, он начал сотрудничать с английской разведкой, пока не попал под подозрение Центра. О вербовке иностранной агентуры, о секретной «кухне» шпионажа и о своей жизни с предельной откровенностью рассказывает Олег Гордиевский в автобиографической книге, которая во многом расходится с общепринятыми представлениями о службе госбезопасности…

---

Однако впоследствии мы убедились в несостоятельности всех этих догадок и предположений, и, таким образом, вопрос о том, кому или чему обязаны мы моим провалом, так и оставался еще долгое время открытым, несмотря на все усилия английских спецслужб докопаться до истины.

Но всему, как известно, приходит конец, в том числе и неведению. Предавшим меня Иудой оказался сотрудник американской разведки Олдрич Эймс. Известный своим коллегам как Рик, он в начале 1994 года был арестован по обвинению в шпионаже в пользу России и приговорен затем к пожизненному заключению. В 1989 году я дважды встречался с ним, не подозревая о том, что 18 мая 1985 года, через день после того, как я был вызван в Москву на допрос, он получил свои первые десять тысяч долларов в качестве платы за то, что направил КГБ по моему следу.

Будучи старшим сотрудником контрразведки, занимавшимся Советским Союзом, он присутствовал на нескольких беседах, которые проводились со мной в ЦРУ, и, вынужден признаться, произвел на меня благоприятное впечатление. У него была благородная внешность, и я считал его воплощением открытости, честности и благопристойности, которые, как считают многие из нас, характеризуют американскую нацию. Чего я не мог, однако, знать, так это того, что он был посредственным оперативником и, кроме того, запутался в своих личных делах: разошелся с первой женой, запьянствовал и связался с колумбийкой на одиннадцать лет моложе его, отличавшейся чрезмерной тягой к роскоши. К 1985 году он был уже по уши в долгах и остро нуждался в деньгах.

И вот в этот самый момент сотрудник КГБ, работавший на него, решил с полным на то основанием, что дождался, наконец, своего звездного часа, заявил своему «хозяину», что отныне они меняются ролями и теперь Эймсу придется работать на него, а не наоборот, как было прежде. Ясно, что при этом заблудшему янки было обещано солидное вознаграждение со стороны КГБ, в обмен на которое от него желали получить на первых порах хоть какую-то действительно ценную информацию.

К счастью для него, он оказался в состоянии дать КГБ как раз то, что и требовалось. Англичане на протяжении нескольких лет добросовестно делились с американцами исключительно важной информацией, которой я их снабжал, и, вероятно, ЦРУ со свойственной ему педантичностью сложило все полученные им документы в одну папку. Эймс, заглянув в это досье, сообщил курировавшему его советскому разведчику, что на англичан работает некий осведомитель, имеющий доступ к сверхсекретным материалам КГБ, но кто именно, этого, слава Богу, сказать он не смог. Когда же он или, возможно, кто-то еще, уже в Копенгагене, добавил к этой информации, что «данное лицо» связано самым непосредственным образом с датчанами, КГБ, проанализировав полученные им сведения, вышел на меня.

Я считаю, что мне крупно повезло. Да, Эймс разрушил мою карьеру, подпортил мне жизнь, но все-таки не убил меня, тогда как несколько других бывших сотрудников КГБ, также выданных им, нашли смерть от его же руки. К 21 февраля 1994 года, когда ФБР арестовало Эймса и его вторую жену, он получил от советской стороны свыше двух миллионов долларов. Я нисколько не сомневаюсь, что у него не дрогнул бы ни один мускул на лице, если бы меня казнили по его милости. Я помню, как во время совещаний в ЦРУ он не смущаясь, нагло смотрел мне в глаза, мне — человеку, которого он предал.

Эймс, переходя на другую сторону, руководствовался сугубо корыстными интересами, я же в подобной ситуации руководствовался исключительно идейными и нравственными соображениями. Я уже упоминал выше, что одно из выдвинутых мною условий сотрудничества с англичанами заключалось в моем абсолютном бескорыстии, и, хотя впоследствии, после того как я тайком перебрался в Англию, английское правительство, взяв меня под свою опеку, проявило необычайную щедрость, материальные выгоды никогда не были для меня побудительным мотивом. Мои действия диктовались не стремлением к личному обогащению, а той ненавистью и презрением, которые я питал к тирании, являющейся неотъемлемой чертой коммунизма. Самим ходом истории подтвердилась моя правота: советский общественный строй не способен обеспечить своим гражданам счастливую жизнь.

В Англии неизгладимое впечатление произвел на меня высочайший уровень профессионализма, отличавший всех без исключения людей, с кем довелось мне вместе работать и в различных подразделениях Национальной службы безопасности, и в министерстве иностранных дел. Сотрудники указанных учреждений — и мужчины, и женщины — получили отличное образование, тонко разбирались во всем, что касалось сферы их деятельности, и, обладая высоким интеллектом, быстро, интуитивно, я бы сказал, — схватывали все, что им говорили, и глубоко вникали в суть проблем, тревоживших их собеседников. Я уверен, что то, что посчастливилось мне наблюдать, — не один лишь результат хорошей профессиональной подготовки, а проистекает скорее всего из прирожденных свойств их натуры. Что же касается идеологии, то, на мой взгляд, сотрудники служб безопасности и разведчики обладают значительно более широкими познаниями и более трезвым подходом к проблемам современности, чем остальное население страны, поскольку даже сейчас многие англичане, как представляется мне, все еще слепо верят в коммунизм и по-прежнему не замечают того зла, которое он несет с собой. Офицеры, с которыми я сталкивался по работе, всегда помнили о своем долге и о той огромной ответственности, которая на них лежит. Подчас у меня возникало ощущение, что сама интуиция безошибочно выводит их на единственно правильное решение, отвечающее интересам страны. И еще одно: они никогда не боятся самостоятельно принимать решения, не прибегая к консультациям с начальством, что также принципиально отличает их от их же коллег в Советском Союзе.

В первые дни моего сотрудничества с англичанами я испытывал огорчение оттого, что ни один из тех, с кем я был напрямую связан, не говорил свободно по-русски, и лишь впоследствии мне стало известно, что среди сотрудников спецслужб имеется немало блестящих лингвистов, чем разительно они отличаются от остальной части населения. Я знаю, например, одного сотрудника, который свободно владеет и арабским, и польским, и еще одного, одинаково бойко изъясняющегося и на французском, и на немецком, и на финском. Для курировавшего меня офицера Эндрю не представляло никакой сложности перейти в разговоре со своим собеседником на любой из пяти языков: немецкий, русский, чешский, сербскохорватский и шведский.

Однако больше всего поразили меня в англичанах их неизменные учтивость и доброжелательность. Поскольку они не предвидят от встречи с вами чего-то нежелательного и потому априори считают вас хорошим человеком.

И это тоже совсем не похоже на то, что всегда наблюдалось в Советском Союзе, где суровая, трудная жизнь настолько огрубила, ожесточила и измотала граждан, что они живут в постоянном страхе перед очередными напастями и боятся стать жертвами чьей-то злобы или, по крайней мере, сарказма. Я и сам был подвержен подобным комплексам, всегда настороже, готовый ответить ударом на удар. Поэтому, оказавшись в Англии, я несколько раз повел себя самым непозволительным образом: заранее ожидая какой-нибудь нелицеприятной или саркастической реплики в свой адрес, я бывал резок порой в разговоре с друзьями, пока не понял, наконец, что никто не собирается меня обижать или ставить в неловкое положение, что все настроены дружелюбно.

Другой характерной чертой англичан, как мне представляется, является чувство ответственности или обязательность, невмешательство в личную жизнь и терпимость, уважение к иностранцам. Ни в одной стране мира, если не считать Новой Зеландии, да и то лишь с известной натяжкой, не наблюдается столь высокой культуры поведения, как в Англии, — вежливость, обходительность и чувство такта англичан общеизвестны. Мне не раз приходилось убеждаться также и в искренности и непосредственности англичан, не утративших еще способность любоваться такими обыденными вещами, как плывущие по небу облака, солнечный закат, море, не говоря уже о цветах или пейзажах. Я не сомневаюсь, что такими же точно людьми были и мои соотечественники в России девятнадцатого века, но коммунизм разрушил все, что было, и вверг людей в столь ужасные условия, что им уже стало не до сантиментов или любования природой.

Конечно, если подойти к англичанам с позиций значительной части российского населения, то им свойственно и немало причуд, таких, например, как озабоченность достоинствами и недостатками хвойных и широколистных деревьев, цветущей желтыми цветами сурепицы, серых белок и канадских гусей. Однако только в процветающем обществе, не озабоченном какими либо серьезными проблемами, люди могут волноваться из-за таких в общем-то мелочей. В связи с этим мне невольно приходит на память один сельский житель в Норфолке, который при встрече со мной пожаловался на то, что жить становится изо дня в день хуже и хуже, И все потому, что повсюду открываются неизвестно зачем ресторанчики и вдоль улиц устанавливают рядом фонари. Если бы ему довелось пожить хотя бы пару-другую недель где-нибудь в российской глубинке, он бы, не сомневаюсь, по-иному заговорил, и то, на что он сейчас сетовал, показалось бы ему пределом мечтаний.