Валерий Поволяев - Атаман

• Название: Атаман
• Автор: Валерий Поволяев
• Издательство: Вече
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006

Новый роман известного современного писателя Валерия Поволяева "Атаман" посвящен жизнеописанию одного из наиболее выдающихся лидеров российского казачества генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семенова.

---

Собравшиеся поддержали Семенова, ни один не выступил против. А младший урядник Бурдуковский, покраснев — горячая кровь у него была размешена холодом, — вскочил с места и взметнул над головой кулаки:

— Все на борьбу с большевиками!

В Даурии нашелся свой Замкин. По фамилии Березовский. Член Совдепа не только местного, но и Совдепа Читинского. Кроме того, в Даурии он занимал довольно приметную должность коменданта станции. Семенов пригласил его к себе на чай с баранками и кедровой настойкой и после десяти минут сидения за столом понял, что гость — «человек никудышный, крайне вздорный и бестолковый, но с повышенным самомнением...». Это болезненное самолюбие в свое время сослужило Березовскому плохую службу — он попал под суд, угодил в дисциплинарный батальон; после революции, изобразив из себя рьяного борца с царизмом, благополучно избавился от всех ярлыков и дисциплинарных «хвостов»...

— Я предлагаю вам перейти ко мне на службу, — сказал ему Семенов после второй стопки великолепного горького напитка, пахнущего сухими орехами и давленой тонкокожей скорлупой, глянул на Березовского в упор. У того, бедного, на лбу выступил мелкий блесткий пот.

Березовский молчал. Только кадык у него на шее дернулся вверх, потом шлепнулся вниз. Семенов, услышав влажный звук, понимающе улыбнулся.

— Как военный комиссар Временного правительства[40] я через несколько дней произведу вас в прапорщики, — произнес Семенов торжественно, — иначе что же такое получается: вы занимаете такую приметную должность, командуете людьми, а на погонах у вас не то чтобы звездочек — даже лычек нет... Непорядок.

По неожиданно повлажневшим и потеплевшим глазам Бeрезовского Семенов видел — тот клюет.

— Чем я могу вас отблагодарить? — сглотнув слюну, спросил гость хриплым шепотом.

— Чита вам доверяет?

— Вполне.

— Будете передавать в Читу, в Совдеп только ту информацию, которой буду снабжать вас я. Все остальное — задерживать и класть мне на стол. Больше ничего не надо.

«Пользуясь полным довернем Читинского Совдепа, он своей тенденциозной информацией спутал все расчеты Читы, — написал впоследствии Семенов об этом человеке, — и удержал ее от активных действий против меня в такой момент, когда мою деятельность можно было легко пресечь без всяких усилий».

Ставку Семенов решил сделать на генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата[41] — управляющего КВЖД. Денег у Хорвата было много, а вот собственных боеспособных частей — ни одной. Хотя времена наступали смутные и железную дорогу надо было защищать. Поэтому Семенов собрался поехать к Хорвату с предложением сформировать отдельную казачью бригаду. Для совместных нужд, как говорится.

Для начала Семенов отправил к нему поручика Жевченко с письмами, и тот вскоре по железнодорожной связи сообщил неутешительное:

— Генерал Хорват не собирается бороться с большевиками. Собственные воинские части ему не нужны.

— Как же он в таком разе собирается защищать железную дорогу?

— Хорват ведет переговоры с китайскими властями. Предлагает нм ввести свои войска в полосу отчуждения КВЖД.

Это было неприятное известие.

В это время Иркутский Совдеп, согласовав вопрос со Смольным, назначил нового управляющего железной дорогой — большевика Аркуса, Он обитал в одном из поселков КВЖД, постоянно менял квартиры и собирался ехать в Иркутск за инструкциями и соответственно — за мандатом. Семенов, узнав об этом, усмехнулся, расправил усы и подкрутил на них колечки.

Попытка смены власти на КВЖД не удалась, как потом отметил Семенов, «исключительно благодаря моему своевременному вмешательству, которое повлекло за собой окончательный мой разрыв с советской властью».

Когда поезд, на котором Аркус следовал в Иркутск, остановился на станции Даурия, в вагон, где располагался новый управляющий КВЖД, ворвалась группа казаков и выволокла новоиспеченного «генерала» на перрон. Семенов не собирался его долго держать в кутузке — ну, неделю-две, не больше: ему важно было сбить с него начальственную спесь, а если Аркус заявит, что в Иркутск не поедет — и вообще отпустить его, и сделать это незамедлительно, посадить на поезд, уходящий в глубину Китая, и помахать вслед белым платочком.

Любой нормальный человек на месте Аркуса поспешил бы принять эти условия и бегом бы устремился в поезд, уходящий на восток, но только не Аркус. Он повел себя иначе. Презрительно смерил Семенова с головы до ног и проговорил сквозь зубы, сплевывая слова, будто подсолнуховую скорлупу:

— Я вас не знаю и знать не хочу.

— Ить ты! — Семенов усмехнулся и вновь подкрутил пальцами колечки на усах.

— Вы пойдете под суд, и вместе с вами — те лица, которые незаконно произвели мой арест.

— Ить ты! — вторично усмехнулся Семенов. — Произвели! Незаконно! — Повернулся к казакам, которые привели Аркуса. — Ну-ка, станичники, перетряхните вещички этого господина. Вдруг найдется что-нибудь интересное.

Интересное нашлось. Из багажа Аркуса были извлечены бумаги, одна — по поводу Семенова, другая — Хорвата, согласованные с китайскими властями, где черным по белому было написано: есаула Семенова Г.М. следует немедленно арестовать, генерал-лейтенанта Хорвата Д.Л. с должности сместить.

Семенов повертел бумаги в руках, весело оскалил зубы и подошел к Аркусу:

— Арестовать меня, значит, вздумали?

Аркус презрительно сжал глаза в щелки, разом становясь похожим на китайца, мотнул головой. Жест был непонятным: то ли он подтверждал возможность ареста Семенова, то опровергал его, а через мгновение есаул обнаружил, что в него летит плевок.

Еле-еле Семенов от этого плевка увернулся и не замедлил ответить — в нем мигом вскипела злость, и есаул коротко, без замаха, очень умело ударил Аркуса кулаком в лицо.

— Хватит разбираться с этим сукиным сыном! — просипел он неожиданно сдавленным голосом, позвал своего верного урядника: — Бурдуковский!

Бурдуковский подскочил к есаулу, козырнул лихо:

— Ваше высокоблагородие!

— Что у нас с военно-полевым судом? Он существует?

Этого Бурдуковский знать, естественно, не мог; не отрывая ладони от папахи, он виновато приподнял одно плечо:

— По-моему, нет.

— Отрядить трех человек в военно-полевой суд, — приказал Семенов. — Немедленно!

Этот суд из двух солдат и одного офицера собрался на станции Даурия через десять минут. Заседание проходило в кабинете Березовского. Было оно недолгим: суд на одном дыхании, едва войдя в кабинет коменданта станции, вынес вердикт: смертная казнь. Приговор был окончательным, обжалованию не подлежал и в исполнение должен был приведен немедленно.

Аркус, не ожидавший такого поворота, побледнел, лицо его сделалось потным, он знакомо мотнул головой — не верил, что его могут расстрелять.

— Напрасно, голубчик, не веришь. — Семенов усмехнулся и приказал верному Бурдуковскому: — Решение военно-полевого суда — к немедленному исполнению!

Двое казаков подхватили Аркуса под локотки и поволокли за станционный сарай. Аркус пробовал что-то кричать, но мороз, ветер, густой дым, валивший из станционной трубы — там только что в печь засыпали полцентнера угля, — заталкивали слова ему обратно в глотку. И Аркус, поняв, что все кончено, что он проиграл свою партию окончательно, заплакал.

Через несколько минут за сараем грохнули два выстрела, один за другим. Несостоявшегося управляющего КВЖД не стало.

Семенову было понятно: промедление смерти подобно, к Хорвату надо ехать сегодня же. Но помешали спешные дела, и выехал есаул лишь на следующий день, через сутки, в девять часов утра восемнадцатого декабря 1917 года, вместе с урядниками Бурдуковеким и Батуриным прибыл на станцию Маньчжурия.

Жизнь тут была много веселее, чем на станции Даурия, — здесь имелось несколько трактиров и лавка колониальных товаров. Из российских на полках лежали спички, произведенные еще до Великой войны на станции Седанка, что под Владивостоком, — видно, закуплены были спички в количестве сверхизбыточном, раз их до сих пор не сумели распродать, поскольку ныне фабрика в Седанке, ставшая японской, спички не выпускала; были еще и бабьи ленты, которыми можно и одежду украшать, и волосы подвязывать, все остальное — иностранное: слабенькое японское пойло саке, которое — тьфу! — надо употреблять горячим, твердые американские галеты, напоминающие прессованную фанеру, такие они были невкусные, австралийская ветчина в железных банках, похожих на традиционные чайные коробки, украшенные ярким рисунком, и жесткая, как железо, вяленая страусятина.

Есаул, увидев страусятину, лишь изумленно покачал головой:

— Ну и ну! — Спросил у лавочника: — Сам-то пробовал?

— Пробовал, — неохотно ответил тот и испуганно покосился на дверь, словно оттуда должен был выползти злой Змей Горыныч, — мясо и мясо, не отличается от коровьего, только зубы надо иметь хорошие.