Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю

• Название: Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю
• Автор: Андрей Балдин
• Жанр: Гиды, путеводители
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-271-23741-6, 978-5-7390-2341-4

Литература, посвященная метафизике Москвы, начинается. Странно: метафизика, например, Петербурга — это уже целый корпус книг и эссе, особая часть которого — метафизическое краеведение. Между тем “петербурговедение” — слово ясное: знание города Петра; святого Петра; камня. А “москвоведение”? — знание Москвы, и только: имя города необъяснимо. Это как если бы в слове “астрономия” мы знали лишь значение второго корня. Получилась бы наука поименованья астр — красивая, японистая садоводческая дисциплина. Москвоведение — веденье неведомого, говорение о несказуемом, наука некой тайны. Вот почему странно, что метафизика до сих пор не прилагалась к нему. Книга Андрея Балдина “Московские праздные дни” рискует стать первой, стать, в самом деле, “А” и “Б” метафизического москвоведения. Не катехизисом, конечно, — слишком эссеистичен, индивидуален взгляд, и таких книг-взглядов должно быть только больше. Но ясно, что балдинский взгляд на предмет — из круга календаря — останется в такой литературе если не самым странным, то, пожалуй, самым трудным.

Эта книга ведет читателя в одно из самых необычных путешествий по Москве - по кругу московских праздников, старых и новых, больших и малых, светских, церковных и народных. Праздничный календарь полон разнообразных сведений: об ее прошлом и настоящем, о характере, привычках и чудачествах ее жителей, об архитектуре и метафизике древнего города, об исторически сложившемся противостоянии Москвы и Петербурга и еще о многом, многом другом. В календаре, как в зеркале, отражается Москва. Порой перед этим зеркалом она себя приукрашивает: в календаре часто попадаются сказки, выдумки и мифы, сочиненные самими горожанами. От этого путешествие по московскому времени делается еще интереснее. Под москвоведческим углом зрения совершенно неожиданно высвечиваются некоторые аспекты творчества таких национальных гениев, как Пушкин и Толстой.

---

На этом бы и закончиться этой истории, о том, как время лечит ересь. Но история только начинается; нет, тут все непросто, с этим загадыванием в канун Николы.

8. Неизвестно, верил ли третий Николай в выдуманный им «никольский» обряд с подарками. Но младшие его братья ему верили безусловно. Для них канун Николы был преддверием настоящего чуда.

Особенно доверчив был самый младший из братьев, которому сказки третьего Николая заменяли букварь и Библию вместе взятые, тем более, что матери он не знал, она умерла, когда ему было полтора года. Он верил старшему брату так крепко и безоглядно, что пронес эту веру через всю свою долгую жизнь. До конца жизни этот меньшой брат был убежден, что в таком-то углу дома к ним затекает время, а в противоположном вытекает, что в начале оврага, который уходит в прошлое, полагается в должное время лечь и умереть.

Так, кстати, все и вышло, и теперь у того оврага находится его могила.

Этого меньшого брата звали Лев.

Это был Лев Толстой. Лев Николаевич; брат Николая, сын Николая и внук Николая.

Он вырос во владениях русского бога Кроноса, князя Николая Сергеевича Волконского, чудака из чудаков.

Канун Николы

Окончание

9. Теперь самое время вернуться в Москву. Маршрут примерно понятен; некоторые точки его уже были названы.

После внезапной смерти отца Николая (недоученные волшебники) братья Толстые переезжают из Ясной Поляны в Москву (Ясная Поляна и была то «архангельское» имение, которое построил по образу и подобию земного рая дед писателя «Николай Чудотворец» № 1; деревня Шпицберген на самом деле называется Грумант: таково старинное название Шпицбергена).

Целый мир, совершенный, идеально расчерченный, отошел в сторону, скрылся надолго, если не навсегда. Много лет спустя Толстой вернулся в другую Ясную Поляну; по крайней мере, сам он стал другим.

Прежний мир был утрачен, явился новый — это и была Москва. Напомню: первая встреча Толстого с Москвой (1837 год) имела все признаки чуда. Вместо идеального «куба» Ясной, стоящей на столь же идеально ровноокруглом пологом холме, Москва развернула перед мальчиком другой «чертеж»: минус-холм, котлован будущего собора, который заранее был спроектирован как идеальный, главный в Москве «куб», дом-храм.

Еще раз: строительство собора шло на Волхонке, на родовой земле Волконских-Толстых (на той же земле, что несла на себе дом-храм в Ясной Поляне).

Левушка переехал из одного проектного пространства в другое, с одного на другой волшебный перекресток времен. И теперь этот, московский перекресток, на котором заканчивалось старое и начиналось новое время, где «хоронили» войну и с нею вместе весь 1812 год, это Волхонское место становилось его домом, его новым храмом (что не могло его удивить, напротив, ведь он и вырос «в храме»). К этому, Волхонскому месту он готов был приложить уже знакомые рецепты, применить «никольские» обряды, уже доказавшие свою действенность в Ясной.

И Толстой применяет эти обряды, в которые сам верует всерьез, как в зеленую палочку, которой должно махнуть, и придет счастье. При этом самым замечательным, самым успешным для Москвы оказывается праздничный обряд кануна Николы.

10. Итак, первое: едва приехав в Москву, Левушка наблюдает реальное храмостроение, которое без труда воспринимается им как чудесное (московское) восстановление утраченного идеального мира детства. Восстановление в слове. Опять он на волшебной стройке — и рядом со стройкой, где буквально, непосредственно строится собор в память 1812-го года.

Постепенно все его усилия, творческие и духовные, сходятся на создании «бумажного» собора: романа в память 1812-го года. (Так же был захвачен единым замыслом его дед, чудак из чудаков, замышляющий раздвинуть идеальное пространство в пустоте тульской степи.) Только Левушке не нужно идеального пространства; ему надобно время, — идеальное, полное, нужна вся сумма времен, явленная посредством чуда. Что такое это чудо? Ему известно, что за чудо: никольское.

Если ему, Левушке, нужно заново «построить» (переосновать) время, то для этого нужно произвести уже известное ему волшебное действие. Нужно загадать самое сокровенное желание (оно есть: восполнить утраченное время, вернуть прошлое, вернуть родителей, что еще может загадать мальчик-сирота? — вернуть семью и с нею вместе когда-то испытанное счастье). Затем, дождавшись верного момента, нужно сосредоточиться как можно более и произнести про себя это желание, так, чтобы его услышал Николай Чудотворец, Бог времени. Главное — сосредоточиться, удержать всеми силами «архимедову» точку времени, «никольское» мгновение проекта будущего времени, когда замышляется разом весь мир (весь год), и тогда твое желание совпадет, вольется в большой проект Николая Чудотворца — и сбудется.

Так ему объяснил старший брат Николай.

До конца жизни Лев Толстой будет безоглядно верить брату Николаю.

Еще раз: где расположена эта архимедова точка времени, где загадываются верные проекты, известно: это канун Николы, последнее мгновение перед Николой.

11. Это простое, детское знание повзрослевший Левушка, Лев Николаевич Толстой использует так же, по-детски просто. Он задумывает роман, действие которого длится одно мгновение.

Вот именно это — никольское, волшебное мгновение.

Сюжет самый простой. Главный герой романа в канун Николы (по старому стилю это 5-е декабря, вечер, вернее, ночь, полночь) за секунду до того, как пробьют часы, загадывает желание. Это желание он, точно письмо в конверт, должен уложить в одну простую и ясную мысль. К примеру, такое желание: пусть все добрые люди на земле объединятся для общего дела (лозунг «муравейного» братства, которое выдумал третий Николай, сказочник, старший брат писателя). И все, более ничего не нужно. Все выполнит всесильный Никола. Добрые люди на земле объединятся и наступит совершенное счастье — для всех, сразу.

Для всех добрых людей, которые жили и живут на земле — это важное уточнение, потому что загадывается соборное желание: добрые люди всех времен объединяются в канун Николы; встречаются времена, возвращаются родители, смерть отступает, герой бессмертен.

Это праздничный рецепт, подразумевающий совершенное сосредоточение героя: в последнее мгновение кануна Николы нужно собрать в воображении все времена и осветить их, связать воедино одной простой и доброй мыслью. Тогда совершится чудо.

12. Теперь смотрим роман «Война и мир», его последнее мгновение. Пьер Безухов в канун Николы (Эпилог, часть I, глава XVI) стоит у окна и загадывает желание: «муравейное», никольское, о добрых людях — см. выше. В это мгновение вся жизнь проходит перед его мысленным взором, все самое важное в его жизни, и при этом важнейшее из всего — война 12-го года, которой он был свидетель. При этом в той войне было нечто наиважнейшее: чудо — жертва и спасение Москвы. Это в первую очередь вспоминает, на этом сосредоточен Пьер Безухов в канун Николы 5 декабря 1820 года.

Задача писателя Толстого проста — тотально, полностью, без малейшего пропуска записать все воспоминания Пьера, все, что в одно мгновение проносится перед его мысленным взором. Удивительно простая и фантастически сложная задача. Описать тотальную («никольскую») вспышку московских воспоминаний Пьера, который в это мгновение загадывает чудо.

Этим описанием одного мгновения в жизни Пьера Безухова и становится роман «Война и мир», роман-собор, в котором полнота совершившихся и будущих времен упаковывается в одно переполненное мгновение праздника. Сумма всех времен равна одному праздничному мгновению; Москва равна одному «никольскому» чудесному мгновению.

Он был так задуман и так написан, этот роман, в этом нет никакого сомнения. Это роман о чуде (встречи времен), написанный для того, чтобы совершилось чудо.

13. Это не сказка, а правда, разве что непривычная, трудно стыкуемая с классическим образом Толстого. Главный его роман есть описание одной секунды жизни главного героя.

Толстой готовился к написанию своего главного романа много лет, все тщательно рассчитал и приступил к работе в канун Николы 1862 года, собираясь закончить его, поставить последнюю точку с боем часов в канун Николы 1869 года, — обе эти даты были рассчитаны заранее.

Сплотить времена, воскресить родителей, победить болезни, войну и самую смерть. К окончанию работы в декабре 1869 года Толстой готовился особо: он намерен был поставить последнюю точку с боем часов. Он намерен был сам сосредоточиться так, как это сделал в его романе Пьер Безухов.