Сергей Зонин - Адмирал Л. М. Галлер

• Название: Адмирал Л. М. Галлер
• Автор: Сергей Зонин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5—203—00865—5

Бывшего офицера царского флота Л. М. Галлера, всецело принявшего идеи Великого Октября, многократно испытывали крутые повороты судьбы. В труде рассказывается о жизни и деятельности, заточении в тюрьму по ложному обвинению и преждевременной кончине адмирала, внесшего большой вклад в развитие Военно-Морского Флота СССР и в победу над гитлеровской Германией.

Книга издана по программе подготовки к 300-летию (1996) отечественного флота и рассчитана на массового читателя.

---

Слушать все это ужасно. Лев Михайлович знал: пощады не будет, ждал потока лжи. Но одно дело предвидеть, другое — выслушивать все это в переполненном офицерами и адмиралами зале. Вот Кулаков уделяет внимание и персонально ему: «Адмирал Галлер… раболепствуя перед заграницей, забыв о чести и совести советского адмирала, беспечно относился к своему служебному долгу…» Скоро ли он кончит? Лев Михайлович нащупывает в кармане валидол, прикрыв носовым платком, быстро подносит таблетку ко рту. Нет, им нельзя показать свою слабость. А голос Кулакова продолжает греметь: «Я считаю своим долгом подчеркнуть, что эти обанкротившиеся, пресмыкающиеся перед заграницей бывшие руководители…» Обвинитель говорит еще что-то о живучести пережитков капитализма, «силе традиций и привычках преклонения этих адмиралов перед иностранщиной», цитирует перлы из доклада А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» в сорок шестом…[326]

Слава богу, конец. Адмиралы-подсудимые уходят в комнату, примыкающую к залу, курят. Говорить не хочется. Надо ждать; уже известно, что Говоров уехал в Кремль. Всем понятно зачем: согласовать со Сталиным приговор. Перерыв затягивается. Подсудимые обедают, просматривают свежие газеты — война в Китае, война в Индонезии, сепаратные действия западных держав в Германии… Но все это не помогает забыть о том, что Говоров в Кремле, что сейчас решается их судьба.

Проходит несколько часов, и вновь заполнен зал, суд занимает места. Маршал Говоров зачитывает постановление суда чести. Лев Михайлович пропускает мимо ушей «угодничество» и «низкопоклонство», «практику раболепия»… Вот главное: «…признавая виновность адмирала флота Кузнецова Н. Г., адмирала Алафузова В. А., вице-адмирала Степанова Г. А. и адмирала Галлера Л. М. по настоящему делу полностью доказанной и считая… что все обвиняемые своими действиями нанесли большой ущерб боевой мощи Военно-Морского Флота и тем самым, по существу, совершили тяжкое преступление против нашей Родины, постановляет: ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании… виновных в передаче иностранным разведкам материалов, составляющих государственную тайну, суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР»[327].

Минута-другая в зале полное молчание. Потом люди встают, не глядя друг на друга расходятся. Лев Михайлович подходит к окну. Обычная московская улица, куда-то спешат прохожие. Свободные… С ним, вероятно, покончат навсегда. Только сам Сталин может вырвать кого-то из застенков, в которые определяет не знающий пощады Ульрих, издавна возглавлявший Военную коллегию. Не счесть числа тех, кого он приговорил к смерти, к лагерям. Говорят, Сталин освободил из заключения Рокоссовского, Мерецкова, Ванникова… Но то было накануне войны, в войну. Была в них нужда. А зачем Сталину сейчас он, Галлер? Давно уже нет в живых Бориса Михайловича Шапошникова. Да и вряд ли бы он смог что-нибудь сделать… Бедные сестры, беспомощные старые женщины. Сестре Жене в этом году будет 70, Тоне — 78, Ане — 79. Но что делать, что делать… «Одно терние опыта полезнее леса наставлений», — любила повторять мать. Вот к нему пришло еще одно «терние опыта». Именно терние. Но опыт уже ни к чему.

На следующий день адмиралы в последний раз встретились на Козловском. Поговорили, попытались предположить, что с ними будет дальше. Предстоящая встреча с В. В. Ульрихом не обещала ничего хорошего. «В тех условиях ничего не оставалось, как написать формальное письмо в высшую инстанцию и покориться судьбе»[328], — вспоминал в 60-е годы Н. Г. Кузнецов. Письма они передали…

Письмо Л. М. Галлера сохранилось[329]. Оно адресовано председателю Совета Министров И. В. Сталину и министру Вооруженных Сил маршалу Н. А. Булганину. «Сам того не желая, я совершил крупные политические ошибки и неправильные поступки», — писал в нем Галлер. И здесь он не поступился своими представлениями о чести. В письме нет явно требуемых моментом признаний в «низкопоклонстве» и «раболепии», «преклонении перед иностранщиной». «Мне шестьдесят пятый год, но я еще чувствую в себе достаточно силы на выполнение заданий, которые мне будут поручены, и прошу Ваших указаний предоставить мне эту возможность». Так закончил Лев Михайлович. Письмо действия не возымело… А руководство ВМС в те дни не обратилось к Сталину с просьбой об облегчении судьбы осужденных адмиралов. Более того, им спешно писали негативные характеристики и аттестации. Так, П. С. Абанькин в аттестации на Л. М. Галлера указывал, что он «в руководстве с подчиненными не имеет твердости, там, где нужно потребовать, приказать и даже наказать, допускает уговоры», и, наконец, «являясь односторонним специалистом, мало уделял внимания своему политическому образованию»[330]. И это сказано о человеке, в библиотеке которого В. А. Белли видел тома Гегеля и К. Маркса на немецком с маргиналиями владельца на полях! Впрочем, что можно было ожидать от сменившего Галлера на должности заместителя Главкома ВМС Абанькина, как вспоминает его адъютант, не раз обрушивавшегося на своих подчиненных с нецензурной бранью. Уж этому «многостороннему» специалисту «уговоры» свойственны не были…

«13 февраля, — вспоминает Н. Г. Кузнецов, — нас предупредили, что к 9 часам утра надлежит быть в кабинете одного из зам. главкома… Нам было предложено отправиться в Военную коллегию Верховного суда на Никольской улице. В большой машине „ЗИС-110“ мы подкатили к парадному входу, стараясь внешне казаться спокойными»[331].

Лев Михайлович ожидал, что немедленно возьмут под стражу. Но их провели в обычную комнату и стали по очереди вызывать на допрос в небольшой зал. Вопросы были уже привычными — теми же, на которые отвечали в декабре — январе. И Галлер не добавил ничего нового. Ему показалось, что члены коллегии и сам Ульрих, полный, небольшого роста человек с невыразительным, каким-то стертым лицом, ничего нового и не пытаются уяснить. Быть может, им достаточно того, что «раскрыл» суд чести: передачи иностранным разведкам материалов, составляющих государственную тайну? Это уже тянет на расстрел…

«Никто не ссылался на соседа, и каждый готов был принять на себя полную ответственность, — вспоминает о допросе на Военной коллегии Н. Г. Кузнецов. — …Вежливое, на первый взгляд, приглашение нас в это учреждение и предоставление нам отдельной комнаты с питанием к вечеру стало принимать иной оборот. Чьи-то попытки позвонить по телефону были пресечены. Желание кого-то выйти хотя бы на 5—10 минут из помещения не было удовлетворено»[332]. Допрос закончился уже к полудню: в ведомстве Ульриха все делали быстро. Адмиралы сидели в комнате, томительно тянулось время. «…Около 2-х часов ночи нас по очереди стали вызывать в зал заседаний и расставлять по новому порядку — Алафузов, Степанов, Галлер, Кузнецов, с приставленными по бокам часовыми. Все старались быть спокойными, но нервы находились на пределе»[333], — пишет Н. Г. Кузнецов. Он же вспоминает, что надеялся на условное осуждение: «Ведь дико осуждать людей, только что прошедших всю войну, даже если они ошиблись. Но нет, в то время действовали какие-то другие законы»[334]. Надеялся ли на это же Галлер? Жизненный опыт у него был побольше, больше знал и о репрессиях — с 1918-го и до сороковых годов. И очень много лет ждал он ночного звонка в квартиру, ночного стука в дверь своей каюты, служебного кабинета. Не мог надеяться хотя бы на относительно благополучный исход. Его даже удивило малое число лет, на которые они были осуждены: ему четыре года, Алафузову и Степанову по десять. Почему различие в сроках? Он не понимал. Впрочем, все это ерунда. Ему скоро 65, четыре года в тюрьме ему не вынести… А вот и радость: Николай Герасимович освобожден, лишь снижен в звании до контр-адмирала. Да, Галлер был искренне рад. Кузнецов еще молод, а Сталин не вечен. Быть может, жизненный корабль наркома еще выйдет в открытое море…

Потом была тюрьма в Казани. Лев Михайлович болел, лежал в тюремной больнице. Долго не было писем от сестер, видимо, не знали адреса. Наконец пришло: писала Тоня, ее почерк. Писала, что любят, что их Левушка всегда с ними. У них все хорошо — много ли старушкам надо. Здоровы, гуляют, берегут себя, обязательно дождутся милого брата, пусть он будет в этом уверен. Отправляют посылку… А осенью, в октябре все того же 1948 года, пришло письмо и посылка от Владимира Васильевича Чистозвонова. Благородная душа! Лев Михайлович понимал — это поступок. Быть может, капитану 1 ранга Чистозвонову, преподавателю Высших офицерских классов, за это придется и поплатиться… Вспомнилось знакомство — 1928 год, молодой выпускник училища имени Фрунзе, но с «пятном», как сказал кадровик. Мальчик, оказывается, привез в Казань своей знакомой девушке швейную машину. А девушка-то не только бывшая соученица и подруга детства, а еще и выходец из «социально чуждых» — дочь священника! Да и сам выпускник «из семьи бывшего царского чиновника». Лев Михайлович взял юношу себе в адъютанты, затем помог перейти на подводные лодки. Чистозвонов командовал «щукой», потом был арестован как «германо-турецкий шпион», но через некоторое время освобожден…