Александр Батров - Утренний Конь

• Название: Утренний Конь
• Автор: Александр Батров
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1969

---

— Скажи своей Алле Федоровне, что рыбы еще всем хватит и хватит!

— А все же кому-нибудь не хватит!

Тюлька неодобрительно косится на отца. Ему-то что? Не к нему каждую ночь приходит черный старик с руками, как щупальца осьминога. Она теребит свои косы, и ту, что похожа на бублик, и другую, что торчит, словно рог козленка, и говорит:

— Когда вырасту, сама стану ученой…

Тогда уже не во сне, а наяву она схватится с черным стариком. Она победит. Ее море до самых краев наполнится серебряной рыбой. Всем хватит на тысячи и тысячи лет — никто не будет в обиде. Вернется космонавт с Марса и вволю натешится черноморской янтарной юшкой. Попробуют ее гости с другой планеты и потребуют по второй тарелке…

Узнает ли грядущее человечество, как заботилась о нем маленькая синеглазая пионерка Тюлька?

Журавли

Поезд шел в Козырево. Ольга Барвинкова, маленькая синеглазая девушка, сидела возле окна и молча глядела, как навстречу бегут поля, сады, речки с отраженными в них облаками да кирпичные водонапорные башни.

После станции Гульевой, где стояли баки с горючим, похожие на серебряные грибы, начался дождь, с полей потянуло пахучей осенней свежестью, и Ольге вдруг почудилось впереди, за кленовой рощей, море. Сейчас оно широко откроется перед ней, зеленое, штормовое. Но мимо лишь пронеслись овраги с желтой водой.

Ольга, дочь рыбака да и сама душой рыбачка, вздохнула. Как она будет там, в Козырево, без моря? Все остальное не пугало ее. С работой она справится. Пусть ребята даже назовут ее Олежком из-за круглого, почти мальчишеского лица, как это уже однажды случилось в городской школе…

Дождевые капли громко стучали в вагонное окно, мешали видеть, и день побурел, весь наполнившись предвечерней мглой.

«Такой же дождь, наверное, шумит в Одессе, — думала Ольга, — там еще с утра собирались дождевые тучи. А ночью над городом кричали журавли, особенно громко пели они над морем, словно бросали вызов морской осени, ее ветру, ее гривастой ворчливой волне». И вот все позади. Прощай, море!

А море она любила, любила, даже не зная за что, просто так, навечно, по-рыбачьи…

Нервно, торопливо стучали колеса, порой неприятно взвизгивая. Пассажиры, успевшие перезнакомиться друг с другом, вели долгие разговоры, прерываемые то веселым смехом, то удивленными возгласами.

Но в Ольгином купе было тихо. Ее единственная соседка, старуха с добрым лицом, в черной шерстяной шали, неодобрительно косилась в сторону молчаливой пассажирки.

— Доня, а донька! — наконец не вытерпела старуха. — Может, тебе что надо, скажи?

— Мне? Нет, ничего, спасибо!

— Ты скажи! — участливо повторила она. — Бледная ты… Я тебе вина дам, согрейся.

Не обращая внимания на протесты Ольги, старуха достала из плетеной корзинки хлеб, небольшой кусок высохшей брынзы и початую бутылку вина. Нашлась и фарфоровая чашка.

— Ты на какой станции сходишь? На Серебрянке? — угостив Ольгу вином и отпив немного сама, спросила старая женщина.

— В Козырево, — ответила Ольга.

— Видать, учительница, верно? Глядела я на тебя, глядела, думаю, едешь ты без желания. Угадала? Ты не обижайся, что я говорлива… И фамилия моя такая: Ручьевая, Алена Васильевна. Значит, к Никанору?

— Какому Никанору?

— Директор школы он козыревской. Сердитый. Дети его боятся и сидят тихо, что твои куклы. Не нравится.

— Отчего же, Алена Васильевна?

Старуха поправила сползшую на плечо шаль и сказала:

— А по мне, нежужливая пчелка летит за медком без толка…

Ольга в знак согласия кивнула головой. Да, верно. Ребячью солнечную энергию нельзя сдерживать. Надо лишь умно управлять ею.

В вагоне становилось душно. От табачного дыма кружилась голова. Стучали колеса.

«Едет девушка без желания, желания, желания…» — казалось, насмешливо выстукивают они.

— Да ну вас! — не то к колесам, не то к своим мыслям обратилась Ольга и нахмурилась. В ее глазах появилось что-то упрямое, дерзкое…

— Что, донька, с тобой? Вспыхнула ты вся сразу… Злишься? — спросила Алена Васильевна. — Злость разная бывает. Бывает черная, бывает и золотая.

— На себя злюсь. Это какая же? — улыбнулась Ольга.

— Такая злость хорошая, донька.

Ольга с интересом поглядела на Алену Васильевну.

Ее доброе, приветливое лицо было того особенного смуглого цвета, какой бывает лишь у людей, с которыми ничего не может поделать время. Умные наблюдательные глаза еще молодо искрились.

— Вот и Козырево, — сказала Алена Васильевна. Собирайся. За мной на подводе сосед приедет, может и подвезти.

— Не беспокойтесь, я телеграмму дала, меня встретят, Алена Васильевна.

Поезд замедлил ход, грохнул буферами и остановился.

Ольгу никто не встретил на станции.

«Наверное, задержались из-за погоды», — решила она и принялась терпеливо ждать на перроне.

Незаметно подошли сумерки. На какую-то долю минуты они светились пробившимся сквозь тучи косым лучом солнца, все вспыхнуло загадочным малиновым светом и сразу же погасло.

За Ольгой никто не являлся. Мимо торопливо прошли два железнодорожника и сочувственно поглядели на девушку.

Ольга рассердилась. Неужели ее телеграмма не доставлена? Надо идти пешком, не ночевать же на холодном пустынном перроне. Она сдала чемодан в камеру хранения и решительно зашагала под дождем туда, где в хлипкой ночной мгле виднелись козыревские огни.

Дул мокрый путаный ветер. И странное дело — был он как-то безголос, глух, то низко метался по земле, то неожиданно завихрялся над головой. Ольгины туфли наполнились жидкой холодной глиной. Где-то вдали, за низкорослой полосой леса, надрывно кричала ночная птица.

— Да пропади ты, проклятая! — поморщилась Ольга.

Теперь она уже не была похожа на ту одинокую девушку, сиротливо стоявшую на перроне. Она смело шла вперед, разгоряченная ходьбой, чему-то улыбаясь.

— Остановитесь, остановитесь! — вдруг послышалось в шуме дождя. — Не туда идете!.. Не туда-аа!

— Кто там? — обернувшись, крикнула Ольга.

— Это я!

— Кто «я»?

— Ну, я, Варька-разбойница!

У Варьки-разбойницы был такой звонкий голос, что Ольга невольно улыбнулась. Тем временем маленькая черная фигурка приблизилась к ней.

— Вот сапоги вам, надевайте. И портянки чистые… А Козырево туда! — Девочка ткнула рукой в мокрую мглу.

От сапог шел смоляной запах, крепкий, чуть горьковатый, запах осенних степных дорог и простого хлебного дома, такой, что Ольге, еще не надевшей их на ноги, сразу стало теплее.

— Спасибо! — обрадовалась она и, заменив туфли сапогами, спросила: — Какая же ты разбойница? Захотелось меня испугать ночью?

— Нет… Зовут меня так… — невнятно пробормотала девочка.

— Тебя школа прислала?

— Не присылала.

— Нет? — удивилась Ольга. — А кто же, скажи?

— Никто. Сама я. Как узнала, что дорогу размыло, я так и бросилась в степь с сапогами…

— А чьи сапоги?

— Мамкины, почтальонские. Почтальон мамка моя.

— Отчего же ты бросилась?

— А так, жалко стало. Бабка Алена, она рядом с нами живет, сказала: «Приехала новая учительница, маленькая, как мышь полевая».

— Неужели я такая маленькая?

— Нет, нет, не совсем такая, — почувствовав, что она чем-то обидела Ольгу, ответила девочка.

Ольга остановилась. В глубокой дождевой луже она помыла свои городские туфли, сунула их в карман пальто и сказала:

— Варя, ты добрая и хорошая девочка. Одна и в такую погоду… Идем, промокли мы с тобой.

— Ничего. Придем, я вас горячим молоком согрею.

— Спасибо. Да вот ведь я не назвалась, зовут меня Ольгой Ивановной Барвинковой. Запомнишь?

— Запомню.

Они молча шли некоторое время, и девочка вдруг сказала:

— И не добрая я. И не хорошая. Я же Варька-разбойница.

— Разбойница?

— Все меня так зовут. Теперь вроде как фамилия. А настоящая — Арнаутова Варвара. Да ладно…

Ольга поняла, что девочке об этом не хочется больше говорить, и она, почему-то вспомнив о своем доме, спросила:

— Ты бывала, Варя, в Одессе?

— А как же! Гостила. Там у меня дядька шофер, Николай, — стараясь позвучней шлепать ботинками по лужам, оживилась Варька. — И море видала.

— Понравилось?

— Ух, какое оно! — весело ответила Варька. Я весь день купалась. А на берегу было тихо-тихо. А потом ветер как дунет в свои дудочки, а у него их целая тыща, — и пошла музыка! Волны на берег выбрасываются! Аж стонут! Над ними чаек белым-бело. Кружатся. Я такую погоду люблю.

Ольга с удовольствием слушала девочку, которой так понравилось море.

— Значит, две нас теперь морячки, — сказала она. — Но где же козыревские огни? Как бы ты не слегла.

— Не слягу. Я босая по снегу бегаю. Все говорят — я железная. А огней не видать, потому что мы низиной идем, сейчас покажутся снова, левее.