Эмиль Золя - Нана

• Название: Нана
• Автор: Эмиль Золя
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1991

Главным произведением французского писателя, публициста и критика Эмиля Золя стал цикл из двадцати романов под общим названием «Ругон-Маккары», в которых прослежена история одного семейства в эпоху Второй империи. Он принес Золя мировую известность, а успех одного из романов — «Нана» — носил скандальный характер. Во многих странах он подвергался преследованиям цензуры, а в Дании и Англии даже был запрещен. Главная героиня романа — куртизанка Нана — стала воплощением пороков, падения нравов и чудовищного лицемерия, царивших в обществе.

---

— А затем, — продолжал свой рассказ Штейнер еще тише, — Леонида выписала в Монтабан своего тенора. Она жила тогда в замке Боркейль, в двух лье оттуда, и ежедневно приезжала в коляске барона в гостиницу «Золотого Льва», где остановился ее тенор… Коляска ждала у ворот, Леонида проводила в гостинице по нескольку часов, а тем временем на улице собиралась толпа зевак и глазела на лошадей.

Все молчали, под высокими сводами на несколько секунд воцарилось торжественное молчание. Двое молодых людей еще говорили шепотом, но они тоже умолкли, и тогда послышался заглушенный шум шагов графа Мюффа, вошедшего в комнату. Лампы как будто стали давать меньше света, огонь в камине догорал, мрачная тень окутывала кресла, где сидели старые друзья дома, которые много лет были завсегдатаями этой гостиной. Казалось, в паузе между двумя фразами гостям почудилась, что вернулась старая графиня, от которой веет величавой холодностью. Но графиня Сабина уже возобновила прерванный было разговор:

— По поводу этого пострижения носились разные слухи… Якобы молодой человек умер и этим объясняется уход в монастырь бедной девушки. Впрочем, говорят, господин де Фужрэ никогда не дал бы согласия на брак.

— Говорят еще и многое другое! — воскликнула легкомысленно Леонида.

Она рассмеялась, но больше ничего не сказала. Сабину заразило ее веселье, и она поднесла платок к губам. Смех, прозвучавший в торжественной тишине огромной комнаты, поразил слух Фошри; в смехе этом слышался звон разбитого хрусталя. Да, несомненно, сюда начал проникать какой-то чуждый дух. Все заговорили разом; г-жа Дю Жонкуа возражала, г-жа Шантро говорила, что ходили слухи о предполагавшейся свадьбе, но дальше этого дело якобы не пошло. Даже мужчины пытались высказать свое суждение. Несколько минут продолжался обмен мнениями, в котором приняли участие представители самых разных кругов общества, собравшиеся в гостиной, — бонапартисты, легитимисты и светские скептики горячо спорили или соглашались друг с другом.

Эстелла позвонила и велела подбросить дров, лакей поправил в лампах огонь, все встрепенулись. Фошри улыбнулся и снова почувствовал себя в своей тарелке.

— Да что там, когда им не удается стать невестами своих кузенов, они становятся христовыми невестами, — процедил сквозь зубы Вандевр, которому надоел этот спор.

— Случилось ли вам видеть, мой друг, что бы женщина, которую любят, постриглась в монахини?

И, не ожидая ответа — ему уже наскучили эти разговоры, — добавил вполголоса:

— Скажите, сколько же нас будет завтра? Миньоны, Штейнер, Бланш, я… А еще кто?

— Я думаю — Каролина… Симона и непременно Гага. Сказать наверняка трудно, правда? В таких случаях думаешь, что будет двадцать человек, а оказывается тридцать.

Вандевр, разглядывавший дам, вдруг перешел на другую тему.

— Госпожа Дю Жонкуа, надо думать, была очень хороша лет пятнадцать назад… А бедняжка Эстелла еще больше вытянулась! Вот уж удовольствие лежать в постели с такой доской!

Но Вандевр тут же стал говорить о предполагавшемся ужине.

Скучнее всего в таких пирушках то, что встречаешь всегда одних и тех же женщин. Хотелось бы чего-нибудь новенького. Постарайтесь же найти одну хотя бы… Послушайте! Вот идея! Попрошу-ка я этого толстяка привести с собой даму, которая была с ним в «Варьете».

Вандевр имел в виду начальника департамента, который дремал в кресле посреди гостиной. Фошри забавлялся, наблюдая издали за этими щекотливыми переговорами. Вандевр подсел к толстяку, который держался с большим достоинством. Оба с минуту обсуждали поднятый всеми вопрос — каковы истинные чувства, толкающие девушку уйти в монастырь. Затем граф Вандевр вернулся и сказал:

— Ничего не выходит. Он уверяет, что она порядочная женщина… Она откажется… А я готов держать пари, что видел ее у Лауры.

— Как, вы бываете у Лауры! — прошептал, тихо засмеявшись, Фошри. — Вы отваживаетесь бывать в таких местах!.. А я-то думал, что только наш брат…

— Э, милый мой, все надо испытать!

Усмехаясь, с блестящими глазами, они стали рассказывать друг другу подробности о заведении на улице Мартир, где у толстой Лауры Пьедфер за три франка столовались дамочки, находившиеся временно в затруднительных обстоятельствах. Нечего сказать — заведение. Все эти дамочки целовались с Лаурой в губы. В эту минуту графиня Сабина повернула голову, поймав на лету какое-то слово, и молодые люди отошли, прижимаясь плечом к плечу, возбужденные, развеселившиеся. Они не заметили, что около них стоял Жорж Югон, который слышал их разговор и так сильно покраснел до ушей, что краска залила даже его девичью шею. Этот младенец испытывал и стыд и восторг. Как только мать предоставила ему свободу, он стал увиваться вокруг г-жи де Шезель, которая, по его мнению, была единственной шикарной женщиной. И все же ей далеко до Нана!

— Вчера вечером, — сказала г-жа Югон, — Жорж провел меня в театр. Да, в «Варьете», я, наверное, лет десять там не бывала. Мальчик обожает музыку… Мне совсем не было весело, но Жоржу там понравилось!.. Странные нынче пишут пьесы. Впрочем, должна сознаться, музыка меня не волнует.

— Как, вы не любите музыку! — воскликнула г-жа Дю Жонкуа, закатывая глаза. — Можно ли не любить музыку!

Тут все заохали. Никто не произнес ни слова о пьесе в «Варьете», в которой добрейшая г-жа Югон ничего не поняла; дамы знали содержание пьесы, но не говорили о ней. Но тут все расчувствовались и стали восторженно говорить о великих музыкантах. Г-жа Дю Жонкуа признавала только Вебера, г-же Шантро нравились итальянцы. Голоса дам смягчились, стали томными. Казалось, у камина царит благоговение, как, в храме, и будто из маленькой часовни доносятся сдержанные и постепенно замирающие песнопения.

— Однако надо же нам найти на завтра женщину, — пробормотал Вандевр, выходя с Фошри на середину гостиной. — Может, попросить Штейнера?

— Куда там Штейнер, — возразил журналист, уж если он завел себе женщину, — значит, от нее весь Париж отказался!

Вандевр оглядывался, как бы ища кого-то.

— Постойте, я встретил на днях Фукармона с очаровательной блондинкой. Я скажу ему, чтобы он ее привел.

Он подозвал Фукармона. Они быстро обменялись несколькими словами. Но, очевидно, возникло какое-то затруднение, потому что оба, осторожно обходя дамские шлейфы, направились к третьему молодому человеку, с которым и продолжали разговор, стоя у окна. Фошри, оставшись один, решил подойти к камину как раз в тот момент, когда г-жа Дю Жонкуа объявила, что, слушая музыку Вебера, неизменно видит перед собой озера, леса, восход солнца над влажными от росы полями; чья-то рука коснулась плеча Фошри, и кто-то проговорил за его спиной:

— Как нехорошо!

— Что такое? — спросил он, обернувшись и увидев Ла Фалуаза.

— Завтрашний ужин… ты великолепно мог устроить так, чтобы меня тоже пригласили.

Фошри собирался ответить, но тут к нему подошел Вандевр.

— Оказывается, это не фукармоновская дама, а любовница вон того господина… Она не может прийти. Какая неудача!.. Зато мне удалось привлечь Фукармона. Он постарается привести Луизу из Пале-Рояля.

— Господин де Вандевр, — громко спросила Шантро, — разве в воскресенье не освистали Вагнера?

— О да, и жестоко освистали, — ответил он, подойдя с присущей ему изысканной вежливостью; так как его больше не удерживали, он отошел и сказал журналисту на ухо:

— Пойду вербовать еще… У всех этих молодых людей всегда много знакомых девочек.

И вот, любезный, улыбающийся, он стал беседовать с мужчинами во всех углах гостиной. Он переходил от одной группы молодых людей к другой и, шепнув каждому несколько слов на ухо, отворачивался, подмигивая и многозначительно кивая головой. С полной непринужденностью он словно передавал пароль, его подхватывали, уславливались о встрече, и все это происходило под сентиментальные рассуждения дам о музыке, заглушавшие слегка возбужденный шепот мужчин.

— Нет, не хвалите ваших немцев, — твердила г-жа Шантро. — Мелодия — это радость, это свет… Вы слышали Патти в «Севильском»?

— Очаровательна! — прошептала Леонида, которая только и умела барабанить на фортепьяно арии из опереток.

Графиня Сабина позвонила. Когда по вторникам бывало мало гостей, чай сервировали тут же, в гостиной. Отдавая лакею приказание освободить круглый столик, графиня следила глазами за графом де Вандевр. На губах ее блуждала неопределенная улыбка, слегка открывавшая белые зубы. Когда граф проходил мимо нее, она спросила:

— Что это вы затеваете, граф?

— Я? — ответил он спокойно. — Я ничего не затеваю.

— Да?.. У вас такой озабоченный вид… Кстати, сейчас и вы можете стать полезным.

И она попросила его положить альбом на фортепиано. А он успел шепнуть Фошри, что на ужин придут Татан Нене, обладавшая самой пышной грудью в тот сезон, и Мария Блон, та, что недавно дебютировала в «Фоли-Драматик». Ла Фалуаз не отставал от него ни на шаг, ожидая, что его пригласят. Наконец он попросил об этом сам. Вандевр тотчас же пригласил его, взяв с него обещание привести Клариссу; Ла Фалуаз сделал вид, что это не совсем удобно, но Вандевр успокоил его: