Люсьен Леви-Брюль - Первобытный менталитет

• Название: Первобытный менталитет
• Автор: Люсьен Леви-Брюль
• Издательство: Европейский Дом
• Жанр: Психология
• Год: 2002
• ISBN: 5-8015-0136-3

Фундаментальное исследование классика французской этнологии, посвященное проблемам духовной жизни первобытных обществ, в частности, их специфическому религиозному менталитету. Оно основано на огромном фактическом материале, собранном европейскими миссионерами, путешественниками и учеными в первобытных обществах во всех уголках планеты почти за три столетия. Книга предназначена для этнографов, философов, психологов и студентов гуманитарных факультетов.

На обложке: деревня Бонгу, Папуа-Новая Гвинея (стр. 171, 223, 392, 393) На внутренних сторонах обложки: рисунки на коре, аборигены Австралии

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России

Ouvrage réalisé dans le cadre du programme d’aide à la publication Pouchkine avec le soutien du Ministère des Affaires Etrangères français et de l’Ambassade de France en Russie

---

Первобытный менталитет Люсьен Леви-Брюль

Mentalité primitive Lucien Lévy-Bruhl

Mentalité primitive

par

Lucien Lévy-Bruhl

Membre de l'Institut, Professeur à la Sorbonne.

PARIS 1922

Предисловие

Когда двенадцать лет тому назад вышла моя книга «Мыслительная деятельность в низших обществах», ее уже следовало бы назвать «Первобытный менталитет», однако тогда я отказался от такого названия, поскольку слова «менталитет» и даже «первобытный» еще не вошли, как теперь, в привычный язык. Теперь же я снова обращаюсь к этому названию для настоящей работы, и это достаточно ясно говорит о том, что она является продолжением предыдущей. Обе они разрабатывают один сюжет, но с весьма различных точек зрения. В «Мыслительной деятельности» речь шла преимущественно о законе партиципации, который рассматривался в связи с принципом идентичности, а также о том, что мышление первобытных людей малочувствительно к противоречиям. Предметом же «Первобытного менталитета» является прежде всего показ того, как первобытные люди понимают причинность, а также тех следствий, которые вытекают из их представления о ней.

Как и «Мыслительная деятельность», эта книга не претендует на исчерпывающий анализ мышления первобытных людей во всех его аспектах и многочисленных проявлениях. Она представляет собой лишь общее введение. Я просто старался как можно точнее определить присущую этому мышлению направленность, то, какими данными оно располагает, как оно их получает и как их использует: одним словом, каковы рамки и содержание его опыта. Исследуя это, я оказался перед необходимостью выделить и попытаться описать некоторые характерные умственные навыки первобытных людей и показать, почему и в чем они отличаются от наших.

Для того чтобы схватить, так сказать, за руку основные проявления первобытного менталитета, я нарочно выбрал для анализа самые простые и наиболее однозначные факты. Благодаря этому я надеюсь уменьшить возможность ошибок, столь частых в такой сложной области, а также уже самим подбором фактов нагляднее показать определяющие принципы этого менталитета. Я стремился, таким образом, выяснить, чем же являются для первобытных людей те невидимые силы, которые, как они полагают, окружают их со всех сторон; сновидения, предзнаменования, которые они наблюдают или вызывают; ордалии, «плохая смерть», принесенные белыми необычные предметы; в чем состоит их медицина и т. д.

Поэтому в данной книге не следует искать исследования первобытного менталитета в его связи с техникой низших обществ (изобретением и усовершенствованием орудий и оружия, одомашниванием животных, строительством сооружений, земледелием и т. д.) или с их столь сложными порой институтами, такими как организация семьи или тотемизм.

Если это общее введение, каким и является связанная с предыдущей настоящая книга, достигнет своей цели, то оно как раз и поможет точнее сформулировать некоторые из основных вопросов, возникающих, когда мы изучаем институты, технику, искусство и языки первобытных людей. Знание их мыслительных навыков, поскольку они отличаются от наших, может поставить эти вопросы таким образом, который позволит на них ответить. Это знание даст нам некую путеводную нить. По крайней мере, в некоторых случаях будет легче определить те цели, которые более или менее сознательно ставят перед собой первобытные люди. Можно будет лучше понять те иногда кажущиеся нам детскими и абсурдными приемы и способы, которыми они пользуются, а благодаря этому добраться до глубоких причин, объясняющих повседневные формы их деятельности, как индивидуальной, так и общественной. Некоторые главы настоящей работы представляют собой опыты применения такого метода к сравнительно простым случаям.

Как мне кажется, результаты этих опытов подтверждают абстрактный анализ, предпринятый в «Мыслительной деятельности». В самом деле, основываясь на нем, я смог объяснить некоторое число фактов, до сих пор не объясненных или истолковывавшихся на основе всего лишь правдоподобных, а то и просто произвольных гипотез. Таким образом, оба труда поддерживают друг друга. Оба они являются результатом попытки проникнуть в способы мышления и принципы поведения тех людей, которых мы называем, очень неверно, первобытными и которые одновременно так далеки от нас и так нам близки[1].

Сентябрь 1921 года

Введение

I. Неприятие первобытным менталитетом дискурсивных операций. — Ограниченность его малым кругом предметов. — Отсутствие размышления. II. Это не врожденная немощь и не отсутствие природных способностей. — Рабочая гипотеза, выведенная из книги «Мыслительные функции».

I

Среди отличий, которые отделяют ментальность низших обществ от нашей, есть одно, которое привлекало внимание многих, кто наблюдал эти общества в самых благоприятных условиях, то есть до того, как они изменились в результате продолжительного контакта с белыми людьми. Наблюдатели отмечали решительную неприязнь первобытных людей к рассудочной деятельности, к тому, что специалисты в области логики называют дискурсивными операциями мышления. Одновременно наблюдатели обнаружили, что эта неприязнь не проистекает из радикальной неспособности или природной немощи их ума, а объясняется скорее совокупностью их мыслительных навыков.

Например, отцы-иезуиты, которые первыми увидели индейцев восточной части Северной Америки, не смогли удержаться от такого соображения: «Следует предположить, что ирокезы не способны рассуждать так, как это делают китайцы и другие приобщенные к цивилизации народы, для которых существует вера и божественная истина… Ирокез отнюдь не руководствуется соображениями. Первое восприятие им вещей — это единственный освещающий его светильник. Достоверные причины, которые… обычно использует теология для убеждения наиболее закоснелых умов, здесь, где называют ложью наши самые великие истины, совсем не находят отклика. Люди здесь обычно верят только тому, что сами видят»[2]. Чуть далее тот же святой отец добавляет: «Евангельские истины показались бы им неприемлемыми, если бы они опирались исключительно на рассуждение и здравый смысл. Поскольку же им недостает знания и гибкости ума, то требуется нечто более грубое и более осязаемое для того, чтобы произвести впечатление на их ум. Хотя среди них и попадаются умы, столь же способные к наукам, как и европейцы, все же их воспитание и необходимость постоянного поиска средств к жизни ввергли их в такое состояние, когда все их рассуждения не выходят за рамки того, что относится к их телесному здоровью, удачной охоте и рыбной ловле, к торговым обменам и войне; и все эти вещи являются для них как бы основами, из которых они выводят все свои заключения не только о своем жилище, своих занятиях и поступках, но даже о своих суевериях и божествах».

Помещая этот отрывок рядом с предыдущим, мы получаем довольно точное описание ментальности ирокезов в интересующем нас аспекте. Основное отличие этих «дикарей» от тех язычников, чьи нравы более смягчены, проистекает не из якобы присущего им низкого интеллектуального уровня: это положение дел объясняется, по мнению святых отцов, их социальным устройством и нравами. Точно так же миссионер Кранц говорит о гренландцах: «Их рассудочная деятельность, их изобретательность проявляются в необходимых для их существования занятиях, а то, что нераздельно с этим не связано, никогда не привлекает их внимания, их мысли. Таким образом, за ними можно признать простоту без глупости и здравый смысл без искусства рассуждения»[3]. Поймем это так: без искусства заниматься мало-мальски абстрактными рассуждениями, ибо, без сомнения, гренландцы для достижения поставленной цели применяют весьма сложные приемы рассудочной деятельности. Тем не менее, эти умственные операции не отделяются от порождающих их материальных объектов и немедленно прекращаются после достижения цели. Они никогда не совершаются ради самих себя, а по этой причине и не кажутся нам поднимающимися до уровня того, что мы называем собственно «мышлением». Именно это раскрывает современный исследователь, живший среди полярных эскимосов. «Все их мысли, — сообщает он, — вращаются вокруг добычи китов, охоты и еды. Вне этих пределов размышление представляется им обычно синонимом скуки или печали. «О чем ты думаешь?» — спросил я однажды на охоте одного эскимоса, который показался мне погруженным в раздумья. Мой вопрос вызвал смех. «Это вы, белые, очень заняты своими мыслями. Мы же, эскимосы, думаем только о своих запасах мяса: хватит его нам или нет на всю долгую зимнюю ночь? Если мяса достаточно, то и думать нам тогда больше незачем! У меня же мяса больше, чем нужно!» Я понял, что обидел его, приписав ему «мысли»»[4].