Роберт Чемберс - Послание из тьмы

• Название: Послание из тьмы
• Автор: Роберт Чемберс
• Издательство: ЛитагентКлуб семейного досуга7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-2114-7, 978-617-12-2111-6, 978-617-12-1536-8, 978-5-9910-3713-6, 978-617-12-2113-0, 978-617-12-2110-9

Такими мы их еще не видели! Разве кто-нибудь ожидал услышать страшную сказку на ночь от Стефана Цвейга или Герберта Уэллса? А, открыв очередной роман Джека Лондона, испугаться – последнее, что приходит в голову. Но эти и другие авторы доказали свою многогранность и разноплановость вошедшими в сборник рассказами и повестями. Погрузитесь в мир мистики и страха, на двери которого выцарапано: «Послание из тьмы»!

---

Изначально башни были построены из белого камня – с веками он пожелтел, но от этого стройные стены только стали на вид теплее. Когда-то их было три – круглая, квадратная и шестиугольная, теперь две стояли, сохранив высоту до третьего этажа, остальное угадывалось по нижним венцам кладки.

– Прежде больше было. Часть здешних домов из этого камня сложена. Разобрали…

Эдвард с трудом оторвался от потрясенного созерцания.

– Удивительно, что дочиста не снесли. Хозяев нет, можно и поживиться!

– А-а, вы знаете о них?

– Я выучил их язык и много читал.

Как вспыхнули ее глаза! Безумный день… Даже эту невежественную работницу будоражит и манит тень Древних!

– Значит, не ошиблась я…

Они присели на совершенно целый, с закругленными углами порог. Разгоряченный подъемом, юный Кингстон расстегнул камзол, его спутница развязала косынку. Отсюда было видно и Выездку, и город по другую сторону длинного холма – а с вершины башен, наверное, и море тоже. Снизу долетали гул и гомон столицы, но замешанная на них тишина взгорья становилась еще гуще.

– Мне бабушка рассказывала, – вполголоса заговорила женщина, – полез один стену разламывать, да обрушил кусок, и пришибло его насмерть. Кусок непростой был, голова резная, такие здесь балки потолочные поддерживают.

– Получается, что создателям замка такое поведение людей не по нраву, и они на это таким образом намекнули?

Солнце грело лишь слегка ласковее, чем летом; ветер, может, и предвещал перемену погоды, но пока только заставлял шелестеть подсохшую листву, а здесь, на гребне, тонко свистел, причесывая золотистые травы, проскальзывая сквозь проемы башен. Ветер попробовал причесать и Эдварда, но тот откинулся к стене и не дал растрепать вьющиеся пряди. Подумав, он снял камзол и развязал ворот рубашки.

– Жарко? – улыбнулась женщина и распустила шнурки корсажа. – А я все в толк не возьму, как господа в такой плотной одежде круглое лето ходят?

– Это дело привычки и приличия. Вы мне другое скажите… – Эдвард коснулся ее плеча, прося об откровенности. – Ведь вы явно замечали меня раньше, верно? Почему я вам не примелькался, как другие? Перед вами десятки мужчин проходят, куда более привлекательных, чем я, а вы…

– Старому золоту не обязательно блестеть, – тихо ответила она пословицей и накрыла своей загрубевшей ладонью его вздрогнувшие пальцы.

Эдвард бережно высвободился, поднялся с порога и вошел в башню. Из обрамленных резьбой оконных проемов веерами падали солнечные лучи. Занесенные ветром листья прошлой осени и многих осеней до нее рыхлыми подушками украшали углы. Сквозь щели в идеально пригнанных пятиугольных плитах пола не пробивалась ни единая травинка.

– Там на диво чисто, – сказал он, вернувшись к порогу, задумчиво поглядел на нее и вдруг выпалил: – Если ты постелешь на пол свои юбки, нам будет удобно!

У нее было самое обыкновенное тело, без чрезмерных выпуклостей. Но ни одной из знакомых столичных дам, со всеми их ухищрениями, не удавалось довести Эдварда до такой вспышки желания, граничащей с безумием. Яд реальности, мед волшебства, отчаянная дерзость и счастливая свобода, грубость и нежность – все в едином всплеске…

Когда настало блаженное изнеможение, Эдвард удивился, что еще не настала ночь: солнце лишь переместилось от одного окна к другому.

– Устал? – прошептала цветочница.

– Немножко, – легко признался он, хотя сил не было даже повернуть к ней голову. – Но пить очень хочется…

– Этому помочь нетрудно, – встрепенулась она. – Вода есть неподалеку, я мигом принесу!

Торопливо накинув рубашку, цветочница вышла; ее босые ноги еще не коснулись порога, а Эдвард уже спал, по-детски свернувшись клубочком, на ее смятых юбках.

Проснулся он, ощутив ласковый зов возвратившейся женщины. Приподнялся на локте, изумленно помахал ресницами.

– Где я?

– Во сне, – усмехнулась она и подала ему медный ковшик с водой. – Выпей – и проснешься!

– А ты будешь?

– Уж нахлебалась, – весело сообщила она, похлопав себя по животу. – Пей, это все тебе!

Он напился, держа ковшик обеими руками; остаток со дна вылил на ладонь и протер лицо. Вода была студеная, и Эдвард не мог больше сомневаться, что наяву лежит голышом в древней башне, а совершенно незнакомая женщина шутит с ним, как со старым другом или братом.

– Очень странно это все, – вздохнул он, поставив ковшик на плиты, уложенные некогда мастерами древней крови. – Почему я знаю, что ты хочешь поцеловать меня в губы, пока они влажные?

– Открылось у тебя глубинное зрение. Отчего, не следует мне знать, но не сомневаюсь – встряхнуло твою душу что-то горестное.

– А ты…

– А я тебя, зеленоглазый, в первый же день приметила, как ты появился.

Предупреждая новые вопросы, она подхватила брошенную на пол охапку одежды и положила Эдварду на колени. Он оделся, позволив ей только застегнуть мелкие пуговки камзола. Она занялась этим делом очень серьезно. От ее растрепанных волос пахло осенью, как от разлетевшихся по всей башне листьев.

– Значит, ты полагаешь, что второй встречи не будет, – сказал он, легонько проводя пальцами по ее макушке.

– Второго раза не нужно ни тебе, ни мне. – Она посмотрела на Эдварда, продолжая соединять тугие петельки и серебряные филигранные шарики.

– Но мы оба не можем исчезнуть с Выездки и будем видеться…

– Улыбаться друг другу будем издали, помнить – и довольно с нас этого.

Пуговки исчерпались; пока Эдвард разглаживал воротник и манжеты, цветочница надела юбки, корсаж, спрятала волосы под чепчик. Невысказанные тайны запутались в складках, скрылись под слоями полотна, сукна и шелка.

Эдвард не удивился бы, увидев, что горы воздвиглись или море затопило столицу. Снаружи, однако, декорации не изменились, только по небу теперь неслись пушистые перья.

– Не хочется идти обратно тем же путем… Должен быть отсюда прямой спуск в город, так?

– Скорее кривой, но есть, – улыбнулась цветочница, уловив возможность оттянуть неизбежное расставание. – Как раз мне нужно ковшик на место вернуть… Пойдем покажу!

Если когда-то и вела от крепости к колодцу мощеная дорожка, ныне ее представляли лишь несколько каменных ступеней, почти затянутых дерном. Колодец же надежно укрывали обрызганные алыми каплями ягод кусты шиповника. В темной глубине сверкало отраженное солнце. Цветочница прицепила ковшик к торчащей из камня витой колонке, и Эдвард понял, что раньше колонок было две, на них опирался ажурный навес всех цветов радуги, и каждый, кто приходил за водой, любовался колдовской игрой переливчатых бликов.

Женщина встревоженно следила за ним.

– Что с тобой?

– Здесь находили цветные стекла?

– Да, – с явным недоумением ответила она. – Красивые такие, голубые, вишневые, золотистые, даже фиолетовые. И порезаться ими нельзя. У нас их ценят очень, ниткой оплетают и носят на счастье. А ты как узнал?

– Увидел… Глубинное зрение, так ты это назвала? А ведь оно и у тебя есть, я же чувствую!

– Есть… Да только смотреть боязно.

Она держалась теперь подчеркнуто поодаль, но все-таки рискнула еще раз приблизиться и взять его за руки.

– Скажи, честно скажи, когда ты золото давал, думал, что меня покупаешь?

– Золото? – нахмурился Эдвард, припоминая. – А-а, эта монета! Нет, не думал. Ясно ведь было, что тебя это оттолкнет, а я порадовать хотел…

– Вот, – с тихим торжеством сказала она, – в твою душу можно без опаски заглядывать. А таких немного. Иди же, милый, пора. Когда станет трудно, этот день, и ветер, и башня тебе помогут.

Она потянулась, встав на цыпочки, поцеловала Эдварда в лоб, отпрянула и быстро, не оглядываясь, пошла прочь.

Так она и не рассказала грустному лорду о пьянице муже, который давно исчез неведомо куда, о тоскливых вечерах за штопкой детских чулок и о небритом соседе с его тупыми ухаживаниями. А Эдвард промолчал об умирающей матери, о глухоте отца, об утреннем жестоком падении. Но у обоих осталось впечатление, что они поведали свои истории во всех подробностях.

Нисходя к трезвой обыденности, Эдвард чувствовал себя первопроходцем новых земель. На середине спуска, войдя в рощицу гледичий с длинными висячими стручками, он под покровом крапивы и разнообразных отбросов заметил отесанные плиты, такие же, как в башне, хотя судить о размерах и форме здания по этим завалам не помогало даже пробудившееся видение. Еще ниже обнаружилась просторная ровная терраса, огороженная невысоким парапетом. Под сетью темного плюща, под ковром серебристого лишайника Эдвард нащупал изгибы резного орнамента. Перегнувшись через парапет, он увидел подпорную стенку, почти вертикально уходящую вниз; она отлично держала сыпучий обрыв, подчиняясь воле ушедших строителей. Внизу тянулась улица; тесный ряд домов, тоже немолодых, скрывал тайну времени, сохранившуюся на холмах.