Владилен Леонтьев - Пора охоты на моржей

• Название: Пора охоты на моржей
• Автор: Владилен Леонтьев
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Автор, ученый, знаток быта, языка, психологии чукчей, рассказывает о мужественных зверобоях, охотниках, оленеводах, о тех, кто создавал всемирно известную теперь Уэленскую косторезную мастерскую. Понимание специфики истории чукотского народа позволяет автору правдиво и убедительно воссоздавать процесс преобразования жизни коренного населения некогда отсталого края. Повествование окрашено и согрето любовным отношение к Чукотке и ее людям.

---

Голова нерпы неожиданно показалась совсем рядом. Нерпа высоко высунулась из воды и повернулась к Владику. Он тут же спустил курок, и нерпа, повалившись на бок, плавно закачалась на воде. Он быстро размотал акын, метнул его, подцепил добычу острыми крючьями. Но вытащить ее на лед мешали забереги: она застряла метрах в пятнадцати.

— Эйнес! — крикнул он. — Подойди-ка!

Эйнес подошел.

— Что делать? — спросил Владик.

— Коо, — неопределенно ответил он. — Достать трудно.

Жалко было оставлять нерпу, да и закидушку Владику терять не хотелось. Ее выточил для него на токарном станке косторез Кулиль. Легкая в полете, она точно шла к цели. Такая закидушка в Увэлене была первая, и Владику завидовали, но сделать подобную не могли — не находилось хорошего куска березы или дуба.

— А если попробуем так, — не унимался Владик. — Видишь, у самой кромки рядом с нерпой вмерзла небольшая льдина. Она выдержит меня, а тут вот, смотри, по пути тоже есть куски льда. Если я с разбега прокачусь плашмя по льду, то долечу до них; потом оттолкнусь ногами и буду на крепкой льдине. Давай!

— Ну что ж, — нерешительно ответил Эйнес. — Давай!

Ребята не знали, что Кагье, сидевший метрах в пятистах от них, внимательно наблюдал в бинокль и, когда увидел, что Владик обвязывается ремнем акына, догадался, что они с Эйнесом затеяли какую-то глупость, и поспешил к ним. Но опоздал. Владик уже отошел метров на десять от кромки, разбежался и плашмя плюхнулся на лед. Рассчитал он правильно. Докатился до кусков льда, оттолкнулся от них ногами и оказался на крепкой льдине у кромки. Но там, где он прокатился на животе, лед прогнулся, и проступила вода, а по тихому разводью пошли полукругами плавные волны. Темная бездонная вода колыхалась и покачивала льдину, на которую стал Владик. Он осторожно подрубил палкой кромку льда и крикнул Эйнесу:

— Тагам, тащи!

Нерпа была на месте, оставалось перебраться самому.

— По прежнему пути нельзя! — крикнул ему Эйнес, показывая чуть правее на целину тонкого льда с вмерзшими кое-где льдинками.

Кагье не вмешивался. Он сидел рядом и хмуро наблюдал за ребятами, жадно затягиваясь цигаркой, набитой моршанской махоркой.

— Тащи! — крикнул Владик, обвязавшись ремнем акына, сделал бросок и плашмя покатился по льду. Эйнес не давал ослабнуть ремню и бегом тащил его. Он не видел, как Кагье, словно молодой, сделал прыжок и оказался рядом с Эйнесом. Владик не успел провалиться, но вся грудь и живот были мокрыми, а там, где его протащили, проступила вода.

— Кэйве нымелигыт! В уме ли ты! — тихо прошипел Кагье Владику. — Что, у тебя живота нет, печень болит? — продолжал он, намекая на голод. — Тебе дома что, в рот положить нечего? А?.. Ты что, умираешь с голоду? Зачем так делаешь?! Глупый ты! — бросил старик обидное чукотское ругательство и молча направился к дому. Немного отойдя, он остановился и обернулся: — Запомните, охотник ошибается всего один раз в жизни, — и пошел дальше.

Возразить старику нечего. Он был прав.

После Кагье никогда не напоминал об этом случае, словно его и не было. Владик успешно познавал науку морской охоты, и со временем его включили в число настоящих зверобоев, которым было что рассказать о своих приключениях. А старый Ытук сочинил песню-танец про него и исполнил в клубе. Владик сначала обиделся, когда Ытук изобразил его трусливо переходящим тылягыргин и падающим на лед, но потом старик показал его смелым, решительным и удачливым, всегда убивающим нерпу.

Отец Владика не препятствовал охотничьим увлечениям сына, но однажды сказал:

— Охота — вещь хорошая, но надо что-нибудь посерьезнее. Давай-ка иди работать в промкомбинат.

И Владик стал помощником моториста у Таната. Дежурили через день, и обоим удавалось выкроить время, чтобы сходить на охоту.

Новое имя — рабочий

Еще в марте колхозные бригады стали заранее готовиться к весенней охоте на моржа. Освободили из-под снега вельботы, поставили их на киль, убрали набившийся внутрь снег, а когда участились солнечные дни и стало теплее, прошпаклевали и покрыли белой цинковой краской.

Косторезы Увэленского промкомбината, наблюдая из окон мастерской за берегом, вздыхали и завидовали колхозникам, представляя себе всю радость первого торжественного выхода в море и ощущая во рту вкус свежего мяса весеннего моржа.

— Счастливые, на охоту пойдут! — не выдерживал кто-нибудь, глядя, как обводит черной краской борта вельбота Кагье, как ревниво следит за покраской Каляч.

Завидовал колхозникам и Владик, так как тоже был заражен охотничьей страстью. Он работал мотористом в косторезной мастерской, и электроэнергию приходилось давать целый день: косторезы уже давно перешли на обработку кости электробурами, использовали пилу-циркулярку, токарный, сверлильный и фрезерный станки. Когда выдавалось время и мотор работал хорошо, Владик подходил к Кагье.

— Скоро — аттау! На охоту! — говорил он.

— Ии, скоро, — приветливо отвечал ему Кагье, посасывая свою маленькую экономную трубочку. — Давай с нами. Моториста у нас еще нет.

— Не могу, Кагье, работать надо, — отвечал он и, немного постояв у выкрашенного и обновленного вельбота, возвращался в мастерскую.

Хотя и считались косторезы штатными работниками промкомбината и называли их теперь новым словом «рабочие», но в душе они оставались охотниками. И как только выдавался хороший день, когда у кромки припая шла нерпа или начинали весной лететь через косу утки гаги, «рабочие» забывали о своих трудовых обязанностях и, не спрашивая разрешения, уходили на охоту.

— Что будем делать с дисциплиной? — как-то задал вопрос директор промкомбината заведующему косторезным цехом Тааю. — В апреле, смотри, мы не выполнили план из-за того, что косторезы почти не работали.

Таай понимал серьезность вопроса, но как удержишь врожденного охотника на месте, когда идет зверь или летят над поселком стаями утки? В такие дни мастерская пустела, и оставались лишь хромой эскимос Вальтыргин да старый ревматик Чуплю, у которого и в хорошую погоду часто ныли все кости. Да и сам Таай бывал грешен, когда рано утром, соблазнившись хорошей погодой, уходил с мелкокалиберкой на кромку припая и опаздывал на работу на несколько часов.

— Ии, плохо это, — соглашался с директором Таай.

— Вот то-то, что плохо!

— А может, так сделаем? — осторожно начал Таай. Он всегда говорил тихо, спокойно. — Ведь раньше, тэленъеп, — уточнил он по-чукотски, — когда чукчи занимались мастерством резьбы по кости? Аа? Когда была плохая погода и люди сидели дома. Верно?

— Да, пожалуй, так, — согласился Глебов и тут же возразил: — Так было раньше, а теперь мы государственное предприятие, в котором четкий трудовой режим, рабочие, которые должны выполнять план…

— Ии, верно, верно. Но мы же охотники… Ведь и нам, косторезам, тоже нужно мясо и жир так же, как вам, русским, нужен хлеб. Давай сделаем так: если погода плохая, туман, ветер или пурга, пусть люди работают не восемь часов, а сколько хотят, мастерскую закрывать не надо.

Этот вопрос долго обсуждался на профсоюзном собрании. Все были согласны с директором, что нужна строгая трудовая дисциплина, так как они теперь рабочие и нужно выполнять план. Никто не возразил. Но когда выступил Таай и сказал, что, если промысел хороший, надо охотиться, с ним тоже все согласились. Как же решить, чтобы то и другое совмещалось? Директор знал и понимал косторезов. Если не отпустить на охоту, все равно в мастерской от них не будет проку. Начнутся тяжелые вздохи, у каждого входящего будут спрашивать: «Как там на кромке?» Будут чаще выходить на улицу на «перекур», забираться на крышу мастерской и смотреть на море в бинокль. И директор согласился с мнением большинства. Тем более, те, которые не могли охотиться или были равнодушны к промыслу, в один голос заявили, что, пока косторезы будут на охоте, они смогут работать сверх плана. К тому же они хорошо знали, что если охота будет удачной, и им достанется кусок свежего мяса и жира. Так и решили.

А несколько позже, к удивлению всех, директор пошел даже навстречу косторезам, выхлопотав в районе разрешение на приобретение для них нарезного оружия. И с этого времени весенняя охота для рабочих промкомбината стала традицией. Директор отпускал косторезов, они устраивались в колхозные бригады и, пока шел морж, промышляли вместе с ними. Правда, выполнение плана стало скачкообразным: в ноябре, декабре его выполняли на сто пятьдесят — двести процентов, неплохо бывало в январе, и резко снижались показатели в мае — июне. Директору изрядно попадало от районного и окружного руководства, но все компенсировалось благодарностями за годовые показатели. Вот и сейчас, видя возбуждение косторезов, их озабоченность, директор подсел к Тааю и как бы невзначай сказал: