Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

1. Все тип-топ, т.е. норма.

2. Все тип-топ, т.е. матросам пищи выдается на 10% больше, чем положено по нормам.

3. Все тип-топ, т.е. матросам выдается пищи на 1 – 10 % меньше, чем причитается.

4. Ай-ай-ай, снабженцы! Расхождение между количеством калорий, записанных снабженцами в меню-раскладке и количеством калорий, рассчитанных в лаборатории, составляет 11 и более процентов в сторону уменьшения за счет недовложения в котел X граммов белков, Y граммов жиров и Z граммов углеводов на одну флотскую душу. Это значит, что X граммов мяса и Y граммов масла ушло мимо котла. По Z – макароны, крупа – показатели обычно бывают в ажуре. Подводят X и Y.

Я, затратив определенное количество калорий на организацию сдачи обедов с кораблей на анализ в лабораторию СЭО, ждал результата. И дождался. Ни на одном корабле показатели не соответствовали нормам. И все “в сторону уменьшения”. От 30% (ЭМ “Вихревой”) до 57% (ЭМ “Бесшумный”). Вот это масштабы! А что вы хотите? Мафия!

По пятницам утром командиры кораблей собирались на совещание, именуемое “подведением итогов за неделю”. По очереди докладывали комбригу, что “замечаний нет”: металлолом сдан, рационализаторы и изобретатели пашут, воинская дисциплина на высоте. Затем представлялось “слово” флагманским специалистам в порядке тактических номеров. Каждый из них излагал суть основных проблем по роду своей специфической деятельности, вызывая возражения командиров кораблей и получая приказания командира бригады. Наконец, очередь “слова” подошла и флагдоку.

– Товарищ комбриг, – начал я. – То, что доложено вам командирами кораблей, мягко говоря, не соответствует действительности. Все они скрывают факты махрового воровства на кораблях.

Если бы в кают-компанию флагманского корабля, где проходило совещание офицеров, вдруг вбежала голая проститутка и отбила на столе джигу, то и в этом случае эффект был бы меньше, а реакция зала спокойнее, чем та, что была вызвана речью доктора. Хор возмущенных голосов оскорбившихся командиров мог заглушить рев толпы при виде убитого тореадором быка. Самым ласковым словом в мой адрес был “карась”. Все остальное на русский язык не переводимо. Наконец, шум иссяк.

– Объясните, доктор, – потребовал комбриг с ноткой угрозы в голосе.

– Пожалуйста. Представляю документы, подтверждающие мои слова, – показал я заполненные СЭО бланки анализов. – Например, у товарища Дмитриева в день проверки на сторону ушло 57% продуктов. Цифры недовложения продовольствия в котел по всем кораблям разные, но не радуют. В ближайшее время, товарищи командиры, исследование суточного рациона я проведу повторно. В случае обнаружения подобных безобразий, результаты исследования передам в прокуратуру. Закрутите хвосты своим снабженцам и вплотную займитесь питанием личного состава.

– Вам все ясно, товарищи командиры? – спросил комбриг и закрыл совещание.

Всем все было ясно. Корабельные снабженцы начали раскланиваться со мной на расстоянии сотни метров, в душе посылая меня к чертовой матери.

Глава 61 БЕРСЕНЕВ

На корабли постепенно прибывали специалисты-медики. Начмед объединения полковник Ушаков, зажатый между рапортом Иванова, с одной стороны, и дефицитом на военнослужащих срочной с лужбы медицинской специальности с другой стороны, был недоволен непомерными требованиями молодого флагмана, однако, ставил и пример его хватку другим докторам. В один из февральских солнечных дней на пирс с вещевым мешком за плечами прибыл огненно-рыжий симпатичный подтянутый матрос. Сопровождавший его офицер с помощью дежурного по соединению нашел меня и, вручая документы, сказал, обращаясь к рыжему красавцу-матросу.

– Ну, Берсенев, служи на кораблях теперь. Попил ты моей кровушки изрядно. Может, здесь тебе рога обломают. Желаю тебе не сесть на скамью подсудимых.

Многозначительное прощание двух бывших сослуживцев. Повернувшись к озадаченному доктору, офицер сказал:

– Все узнаете из бумаг. Только знаю, что хлебнете вы с ним лиха. До свидания. Желаю успеха в деле перевоспитания сего монстра, – произнес офицер и удалился за КПП.

– Интересная картина, товарищ Берсенев. Видно здорово вы допекли человека, что он прощался с вами столь оригинальным напутствием. Надеюсь, что мы с вами не только найдем общий язык, но и подружимся. Пойдем на корабль, – пригласил я матроса следовать за собой и направился на ЭМ “Бесшумный”.

В каюте, усадив на баночку своего нового сослуживца, флагдок развернул документы, переданные ему убывшим офицером. Папирус, характеризующий служебную деятельность Берсенева, гласил, что кроме неправильного понимания политики партии и правительства, рыжий красавец “ежедневно убегал в самоволку, употребляя спиртные напитки, вступал в пререкания с начальством, служебные обязанности и требования общевоинских уставов не изучил и не выполняет”. В служебной карточке бойца раздел “Взыскания” был заполнен выговорами и многими сутками ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте.

Прочитав документы, я обратился к Берсеневу за разъяснениями. Тот, видимо продумавший давно линию своей жизни, нисколько не смущаясь отрицательными характеристиками, начал излагать свое кредо:

– Я закончил медицинское училище и стал фельдшером для того, чтобы в колонии, куда я попаду обязательно, иметь возможность оказывать помощь товарищам по заключению и, тем самым, обрести среди них нужный вес и положение. На воле мне ловить нечего, т.к. все мои братья уже сидят. В заключении отец, два дяди и двоюродный брат. Это наш путь, так как мы не согласны с обществом и таким образом выражаем ему свой протест. Общество, естественно, не согласно с нами. Вы мне, старлей, чем-то понравились, а потому честно предупреждаю, что сумею Вам обеспечить массу неприятностей по службе, хотя медицинские дела буду делать добросовестно. Ходить же в самоволки и пить водку я все равно буду.

С какими только неожиданностями не сталкивает жизнь военного человека! Каждый новый подчиненный – загадка, личность, сюрприз. И попробуй разобраться в них, когда официальные установки по воспитанию военморов признают только одну версию: советский человек – лучший человек в мире. А посему все дисциплинарные проступки подчиненных объясняются неумением начальника работать с личным составом, незнанием им методов военной психологии и педагогики. Любой проступок подчиненного может сказаться на служебной карьере начальника. И слава богу, что 95% людей, приходящих на флот, правильно понимают свои задачи по охране Отечества и добросовестно тащат лямку военной службы.

Сраженный столь мрачной философией, но не подавший вида, что с подобным встречаюсь впервые, я дружелюбно сказал:

– Каждый человек волен выбирать свою судьбу сам. И желательно, чтобы никто не насиловал его убеждения. Однако, в данном случае ваши взгляды, Берсенев, вступают в противоречие с моими. Я сознательно выбрал себе военную стезю. И иду по ней только вперед. И по-другому свою жизнь не мыслю. Ваша линия жизни, будем откровенны, может помешать мне идти избранной дорогой. А посему, если даже насилие над чьими-то убеждениями и противно мне, но постараюсь разубедить вас и доказать, что ваши взгляды ошибочны. Вот эти бумаги с вашим социальным портретом я кладу в сейф и возвращаться к ним не буду, если, конечно, вы никого не зарежете и не взорвете корабль. Сейчас я отведу вас в амбулаторию, познакомлю с обязанностями и вручу ключи от ящиков с медикаментами. Отныне вы здесь полный хозяин, имущество, поступающее в ваше распоряжение, советую беречь, т.к. в случае его разбазаривания и порчи возмещать флоту его стоимость будет ваша несчастная мама.

Я знал, что лица с уголовными замашками становятся сентиментальными при упоминании о матери.

– А при чем здесь моя мама? – сверкнув в полумраке каюты глазами, спросил Берсенев.

– А притом, что ваш козел-папа и козлы-братья на помощь вам из колонии не придут, сами вы денег не имеете. Вот и остается одна мама. И если не загнали ее в могилу ваши братья, то эту задачу успешно решите вы сами. Все. Разговор окончен. Подумайте над тем, что я сказал. До завтра.

Предупредив дежурно-вахтенную службу о возможной попытке Берсенева уйти в “самоход”, я уехал в поселок Западный, где стояли корабли на консервации. Что такое “консервация” для корабля, знает каждый военмор, но не знает читатель. Согласно руководящим документам, полностью исправный корабль становится у пирса. Все его механизмы смазываются, помещение и внешний контур корабля герметизируются, личный состав переселяется в казармы. Воздух внутри корабля осушается с помощью специального приспособления – рубки динамического осушения. Штат корабля максимально сокращается, так что из тысячного экипажа остается человек семьдесят, задача которых состоит в том, чтобы один раз в год вскрыть корабль и провести плановый осмотр механизмов. Все остальное время эти семьдесят человек занимаются хозяйственными работами и политической подготовкой. При этом нуждаются в медицинской помощи, организовать которую я и убыл.