Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

Магдич жил в каюте, расположенной напротив камбуза рядового состава, что наполняло ее специфическими запахами жарившихся котлет или гуляша. Последнее обстоятельство имело свое отрицательное влияние на благородные попытки артиллериста бороться с собственным весом. Но и положительные моменты в сем проглядывались: диспозиция жилого и служебного помещений позволяла, не выходя из помещения жилого, затребовать те же котлеты (или “мослы”) из помещения служебного. Тем более, что камбузный наряд назначается из своих же братьев-артиллеристов. Только рангом пониже.

Я был встречен исключительно радушно, шумно и хлебосольно. Тут же, не отходя от кассы, с камбуза была затребована дюжина котлет (благо, время к обеду), заварен крутой чаек и задраена на замок каюта. А последнее означало, что не хлебом единым жив человек. Есть вещи и поважнее. И покрепче.

В возникшей оживленной беседе, состоящей из монолога расчувствовавшегося встречей артиллериста, я начал “врастать в особенности обстановки” психологического микроклимата в корабельном коллективе. Стало известно, что “старпом добряк и командовать не может”, “офицеры – отличные ребята, но есть среди них и дерьмо”, “большой зам опасен тем, что постоянно “держит всех за яйца”. Все, как везде, ничего нового. Откуда же взять исчерпывающие сведения, если сам рассказчик – новичок в коллективе. Но ведь общая картина складывается из разрозненных фактов.

Кое-что, заслуживающее внимания, все же определилось.

– Мой зам, – рассказывал Магдич, – старший лейтенант Шевельной, исключительно опасен. Живет среди лейтенантов на броневой палубе. Естественно, в курсе всех нюансов жизни “броневухи”. За ночь набирает информацию, а утром обо всем докладывает “большому заму”. И, главное, на все претензии офицеров эта сука нагло заявляет: “Я коммунист, я не закладываю, а докладываю. Партийцы должны быть честны.” И хотя бы сам не пил или по бабам не шастал! Своей “информацией снизу”, сволочь, получает отпущение грехов себе самому. За... мучил весь коллектив. Убери его как-нибудь с корабля!

– Как это я смогу его убрать?! – спросил я. – Да он “большому” дороже золота. Ты ведь его командир, вот сам и воздействуй.

Однако понятие “командир” в данной ситуации не означает “начальник”. Гораздо проще на флоте “съесть” самого командира, чем заместителя по политической части.

Магдич, узнав, что доктор на сутки не имеет своего угла, щедро предложил услуги своей собственной каюты. Верхнюю коечку. Что было с благодарностью принято.

XXX

Перед ужином я был представлен офицерам корабля. За столом командиров боевых частей, начальников служб было определено старшим помощником место, на котором мне предстояло долго клевать свою норму продовольственного снабжения. Так же, как и за столом самой царицы Екатерины, места за столами в кают-компании расписаны в соответствии с занимаемой офицером должностью. “Командирский” столик занимали старший помощник, заместитель большой и помощник маленький. Командир обедает в верхнем салоне, и за столом в кают-компании его место всегда пустует. Облагодетельствовать офицеров своим присутствием командир может в любой момент по собственному желанию. К сожалению, на новых кораблях подобное невозможно из-за отсутствия салона. (Гибнут традиции! Вместе с престижем командиров.) Слева от командирского стола располагаются за обедом командиры боевых частей и начальники служб: штурман, артиллерист, командир БЧ-7, механик, помощник по снабжению, доктор. Справа от него – стол политработников – заместителей командиров БЧ, редактора газеты, пропагандиста. Остальные офицеры рассажены за столами, стоящими перпендикулярно вышеназванным. Отдельно – никогда не пустующий гостевой. В центре – окно буфетной, единственное окно на корабле. В углу – всегда пустующий холодильник “ЗИЛ”.

Каждый стол обслуживается назначенным вестовым. И только два стола – старшим вестовым: командирский и стол начальников, перечисленных под указателем “слева”. Процедура приема пищи описана выше.

XXX

После ужина механик, капитан третьего ранга Басурин, пригласил доктора к себе в каюту. Там уже находился командир БЧ-7, капитан третьего ранга Пряхин и артиллерист капитан-лейтенант Борисов. Знакомство состоялось еще за ужином, однако офицеры уточнили кое-какие данные из биографии доктора вообще и из флотской биографии в частности. И дали несколько полезных советов, суть которых сводилась к следующему:

– Несмотря на то, доктор, что ты – еще лейтенант, однако же являешься начальником службы, следовательно, компанию водить можешь только с командирами боевых частей. В случае, если будешь замечен в чаепитиях с командирами дивизионов или групп, из нашего коллектива будешь исключен, не будучи туда принятым.

Все, о чем говорим или будем говорить, все, что делаем или будем делать в нашем коллективе, должно умереть в нем. Никакой информации снизу. И вниз. Вся информация куда бы и кому бы то ни было, должна исходить от нас только после всеобщего обсуждения. Конечно, это не касается вопросов служебных.

Мысли механик излагал четко, не оставляя возможности двоякого толкования. Меня несколько обидело предупреждение об “информации снизу”, о чем я и заявил всему коллективу.

– Доктор, мы предупредили тебя честно и прямо, так что обижаться на нас ты не имеешь права. А то, что ты все же обиделся, – хороший признак. Мы, кажется, сумеем найти общий язык.

На сем и порешили. Ночь прошла без замечаний.

XXX

Назавтра, ровно в 11.00, я постучал в свою собственную каюту. Дверь открыл Ходжаев.

– Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнено.

Я ахнул (про себя). Переборки сверкали нежно-голубым цветом эмали. Постель, заправленная совершенно новым комплектом простыней, была скрыта за новыми габардиновыми шторами. Такие же шторы скрывали от взора постороннего умывальник. Сейф на месте, аппарат ГКС, обозначенный красной сигнальной лампочкой (под питанием, значит), на месте. Холодильник на месте. Стол обтянут зеленым сукном и покрыт оргстеклом. В углу, на специальном столике, телевизор “Горизонт”, размер экрана 49 сантиметров по диагонали. Содержанием холодильника можно было не интересоваться. Открыв сверкающий изнутри белой краской рундук (шкаф), я увидел аккуратно развешанную на плечиках форму, выстиранные и отглаженные рубашки.

– Дружище Ходжаев; – обратился я к моряку, молча наблюдавшему за своим удивленным начальником, – подобной прыти я, честно говоря, не ожидал. Спасибо большое! Вот это по-товарищески! Спасибо!

– Разрешите идти?

– Идите. В 15 часов – построение. Начинаем службу.

– Есть!

В 14.45 в строю стояло восемь человек: три офицера, три матроса и два старшины. Один матрос, согласно докладу врача-хирурга, находился на вахте, дежурил в амбулатории. На мое приветствие подчиненные четко прокричали здравицу в честь начальника. Хорошо. Внешний вид личного состава. Отлично. Пока все отлично. Что впереди?

– Товарищи, – несколько волнуясь, начал я. – Нам предстоит несколько лет совместной жизни. Служба – само собой. Она известна и проста, как правда, хотя море и не балует своих сыновей. В этом вы убедитесь в первом же походе. Знаю точно. Совместная жизнь – дело гораздо более сложное и тонкое. Каждый из нас имеет свой характер, темперамент, свои взгляды на жизнь, свои национальные черты, свой запас дурости. Из всего лабиринта наших с вами личностей мы должны сложить единый целостный организм. Сразу хочу предупредить, что успех нашего общего дела будет зависеть от степени нашей доброты друг к другу. Далее. Я с уважением отношусь к годкам, так как их опыт и знание службы – клад для общего дела бесценный. Но если я замечу самое малейшее проявление годковщины, в какой бы форме оно ни выразилось, замалчивать и укрывать я ничего не буду. В службе основным принципом будем считать следующий: каждый несет свой чемодан. Одно дополнение к нему: если устанет несущий, товарищ обязан ему помочь. И последнее. Старшина второй статьи Ходжаев!

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

– За проявленную инициативу и добросовестную работу по ремонту каюты № 26 объявляю вам благодарность!

– Служу Советскому Союзу!

– Встать в строй!

– Есть!

В холодильнике оказалось: колбасы твердого копчения две палки, колбасы полукопченой две палки, “севрюга в томате” четыре банки, фарш сосисочный – две банки, языки говяжьи в желе – две банки, варенье из лепестков роз – одна банка, вода минеральная “Ласточка” – пять бутылок. Стаканов оказалось шесть. По количеству командиров боевых частей. Опыт корабельной службы – великая вещь.

ГЛАВА 30 ЭСКУЛАПЫ

Совещание офицеров медицинской службы было назначено на 16 часов. Необходимо было выяснить обстановку по состоянию дел в медицинской службе, ближе познакомиться с офицерами, поставить задачи и наметить пути их решения. Судя по тому, что было отражено в медицинской документации, бегло просмотренной мной, дела в системе здравоохранения крейсера были неважными: ни боевая подготовка, ни повседневная работа даже спланированы не были. Помещения медблока, осмотренные мной, производили удручающее впечатление: вместо традиционного белого были выкрашены в тот же “шаровый” цвет. Можно было с определенной долей вероятности предположить, что бывший командир корабля страдал аномалией цветовосприятия, насаждая по всему кораблю “царство серых теней”. И только матросы производили отличное впечатление своей подтянутостью и безукоризненной белизной рабочего платья. Но в этом видна была невооруженным взглядом заслуга старшины команды Ходжиева.