Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

Крейсер спит. Тревожно в койках ворочаются уставшие за день моряки. Да будет благословен этот сон, дающий возможность спокойно спать огромной стране, так часто незаслуженно забывающей сынов своих. Но она – мать! Мелким обидам здесь не место. Нет! Не Родина забывает! Она же мать! Забывают люди, погрязшие в сытости и чванстве, уткнувшие свои носы в упругие груди своих молоденьких любовниц. Люди, которых звон электрического будильника по утрам заставляет прятать в пятки атеросклеротическое сердце. Которые, накушавшись кофию, дергая на трибунах черные пряди волос, кричат о непроизводительной сфере военных. Ладно, замнем для ясности.

Был двенадцатый час ночи. Я сидел в каюте с Крачиловым и Черемисиновым. Три лейтенанта. Несложный по содержанию разговор, заваренный по флотскому рецепту чай, помогали коротать время в ожидании ночной проверки вахты. (Лейтенанты по злой иронии судьбы всегда почему-то вахту проверяют по ночам.)

Черемисинов, штурман наведения авиации, назначенный на крейсер в ожидании должности по своей специальности, отдыхал. “Компанейский” (флотск.), с саркастическим складом ума и живой натурой, он томился от безделья, но приказ об отправке его предшественника на пенсию запаздывал, медленно кочуя из сейфа в сейф военных столоначальников. Приходилось ждать, что как известно, занятие не из приятных, даже для привычных к ожиданию моряков. Друзьями было решено использовать грядущий воскресный день в познавательных и благородных целях. Во Владивостоке есть что посмотреть: краеведческий музей, мемориалы, музей флота, картинная галерея, различные выставки. Можно поехать за город, осмотреть живописные окрестности, посетить ТЮЗ, драматический театр, концертный зал филармонии, цирк. Можно поехать на остров Русский – чудеснейший уголок планеты. Можно очень многое. Стоит только захотеть.

Наконец, воскресное утро наступило. По-дальневосточному ярко сверкало солнце. Город, залитый потоками света, манил к себе миллионом соблазнов. “Все дороги, все пути” были открыты. Два компаньона (Крачилов оставался в дежурной смене) решили сначала вкусно позавтракать, игнорируя корабельный сахар и чай, а затем двигаться по стезе просвещения, ощущая приятную тяжесть в желудках. Степенно, но с нетерпением, сошли на берег, отдав честь Военно-Морскому Флагу и получив ехидное напутствие вахтенного офицера.

Центр Владивостока сразу же за воротами КПП. В это время город испытывал трудности с питьевой водой. Кто-то где-то что-то прохлопал, вовремя не спланировал, отправив “на верха” победную реляцию. А город задыхался от жажды. Столовые не работали – нечем было мыть посуду. Из пяти ресторанов, в которые мы пытались попасть, двери гостеприимно не распахнул ни один. Везде кушали делегации, прилетевшие на Дальний Восток в бархатный сезон за государственные деньги обмениваться опытом создания шедевров кожевенной и рыбообрабатывающей промышленности. Город, охраняемый моряками, отказал в трапезе своим же защитникам. Спрос рождает предложение. И оно родилось.

– Давай-ка, Петя, поедем в “Лесную заимку. Там уж мы точно покушаем.

– Но ведь в этом случае срывается вся наша культурная программа.

– Что же делать? Ведь в желудке, кроме завтрака, так предусмотрительно проигнорированного нами, не было и обеда, а время его уже наступило.

Черемисинов был прав. Как всегда. Если не было рядом начальства. Духовную пищу пришлось оставить делегациям, добросовестно переваривающим командировочные деньги в виде даров тайги и дальневосточной кухни.

Такси подвернулось быстро. Водитель даже не сделал попытки заявить, что едет по заказу или в парк. Причина для этого нашлась в виде похрустывающей красненькой в руке пассажира. А это вдвое больше тарифа. Выехали за город. Оранжево-желтая тайга по обе стороны дороги, залитая солнцем и опутанная паутиной, была сказочно прекрасна. Хотелось снять шляпу и поцеловать ее прямо в прелую, пахнущую тайной листву. Даже Тургенев, мастерски писавший природу, остановился бы в нерешительности перед этим великолепием. И только Шишкин, Тургенев, Айвазовский, вместе отсидевшие на корабле в течение полугода, сумели бы изобразить сотую часть этого земного рая. Хорошо! Душа отдыхала и пела одновременно. Хотя Пугачева, возможно, и не приняла бы такого сочетания.

Ресторан “Лесная заимка” находится в тайге, на полпути между Владивостоком и Артемом. Километрах в двадцати пяти от города. Выстроен он в стиле староверческого барокко. Весь из ошкуренных круглых бревен, с башенками московского Кремля, этот храм чревоугодия наминает постройки времен Юрия Долгорукого и соляных бунтов. Массивный прочный забор “от соседа”, тяжелые дубовые резные ворота... Хочется надеть медвежью шубу и подъехать на тройке с ямщиком на облучке, перекреститься, потребовать квасу и соблазнить дочь станционного смотрителя.

Ворота были заперты. Изнутри. Друзья долго стучали. Слышалось недовольное сопение, словно Черномор со своей свитой готовился броситься в атаку, отражая налет коварных хунхузов. Наконец, ворота приоткрылись. В щель выглянул привратник, одетый в крестьянскую русскую рубаху конца восемнадцатого века, казацкие шаровары и хромовые офицерские сапоги образца 1965 года.

– Мест нет, ребята. И даже за трешку. Фактически.

– А если не за трешку?

– Пойду, спрошу.

Ворота захлопнулись. Но ненадолго. Минут через пять широким жестом, должным означать размах натуры и широту души, друзья были приглашены во двор.

Под навесом за столиками, а вернее, за обычными колодами, на деревянных колодах-баночках сидели гости, лениво потягивая пиво или что-то покрепче. Зал был занят полностью. Молоденькая дочь смотрителя пригласила продрогших в пути путешественников в отдельную горенку, так называемый банкетный зал. Он был совершенно пуст.

– Мальчики! Сюда в 18 часов приедет отдыхать тесная компания. Зал заказан. Но пока вы можете отдыхать здесь. Одни. Что будете заказывать?

– Две бутылки русской водки и все меню. В двух комплектах.

– Записываю.

Зал располагал снять патронташи, ягдташи и поставить двустволки в угол. На стенах висели медвежьи шкуры, головы лосей, диких кабанов. Тусклый свет, пробивавшийся через маленькие оконца под потолком, создавал уютный полумрак. Было прохладно. Длинные деревянные столы без скатертей, скамьи в том же исполнении. Отлично! Хорошо! Замечательно! Превосходно! Культурная программа забыта напрочь. Брошена на алтарь таежного сервиса.

Стол постепенно начал заполняться. Вот это да! Медвежатина, кролики, рябчики, мясо изюбря, дикого кабана... И все в двойном размере. Красиво. Питательно. Вкусно.

Водка разогрела аппетит, рябчики подняли настроение. Ладушки! После двух часов застолья захотелось петь песни. О ямщике. Волге-матушке или почтовой тройке.

– Знаешь, Вова (так звали Черемисинова)! Давай споем нашу флотскую.

– После нашего исполнения гости могут потребовать удовлетворения. На кулаках.

– А, рискнем! Мы же здесь в зале одни. И тихо.

– Давай. Автономку.

Автономке конец. Экипажу домой.
Нежно лодку глубины качают.
Спит девятый отсек, спит девятый жилой,
Только вахтенный глаз не смыкает.
Что он думал тогда? Может, мать вспоминал,
Может, вспомнил он очи любимой?..
Только запах чужой все мечты оборвал...
Что такое, несет вроде дымом?
Доложить? Чепуха! Не уйдет никуда.
И в центральном ведь люди, не боги.
Поздно. Пламя ревет. Не успел...
Душу рвет перезвон аварийной тревоги.
Кто на вахте стоял, кто мечтал или спал –
По постам боевым разбежались.
А в девятом кто спал и услышал сигнал, –
За себя и за лодку сражались.
Бьет струя ВПИ.
Но огонь не хотел...
Тщетно ищут спасенья в девятом.
Сквозь удары оттуда прорывается крик:
“ Что вы делаете, сволочи, гады?"
Отзывается сердце на каждый удар,
Рядом гибнут свои же ребята.
И открыть бы, да нет! Смерть войдет и сюда.
И седеют от крика в десятом.
Тишина. Нет страшнее такой тишины!
Вы снимите пилотки, живые.
Двадцать восемь парней без вины, без войны
Жизнь отдали, чтоб жили другие.
Встаньте все, кто сейчас веселится и пьет!
Поднимайтесь!.. И выпейте стоя!
Наш подводный, ракетный, наш атомный флот
Отдает честь погибшим героям.

Тяжелая песня, трагичная. Но из жизни.

Домой возвращались пешком. Двадцать пять километров – и никакого попутного транспорта. Но идти нужно. На корабле ждут товарищи, служба. Старший помощник. На трап вступили в 5-30. Усталые, но неудовлетворенные. В 8.00 нужно было стоять на подъеме флага.

Глава 13 БОЕВАЯ УЧЕБА

Кораблю предстояло готовиться к учению. Под флагом Главкома. Командир корабля собрал офицеров на совещание. В ожидании прибытия командира офицеры оживленно переговаривались, обсуждая события прошедшего выходного дня. Последним в кают-компанию влетел запыхавшийся военный дирижер. Заместитель, на правах старшего, обратился к нему.