Роберт Напп - Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история

• Название: Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история
• Автор: Роберт Напп
• Жанр: Зарубежные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-227-07229-0, 978-5-227-07230-6

Крупный американский историк Роберт Напп, более 30 лет преподававший в Калифорнийском университете в Беркли историю и культуру Древнего Рима, делает героями своего исследования простых, «незаметных» жителей Римской империи: рабочих, домохозяек, нищих, рабов, солдат, гладиаторов, грабителей, проституток, тех, о чьей жизни известно гораздо меньше, в отличие от императоров, философов, сенаторов, то есть видных представителей государства. Автор охватывает период римской истории от императора Октавиана Августа до императора Константина Великого, создавая более ясную и полную картину повседневной жизни низов империи, ее негативных сторон.

---

«Тиберий Клавдий Секунд прожил 52 года… Вино, секс и бани разрушают наше тело, но вино, секс и бани украшают нашу жизнь! Мероп, вольноотпущенница Цезаря, построила эту гробницу для своего дорогого друга, для себя и для их потомков» (CIL 6.15258, Рим).

Жизнь не обходилась без различных неприятностей и происшествий: обманы на рынке, супружеские измены, кража одежды в бане. Расследованием всех этих случаев, в том числе и краж в банях, занимался городской префект: «По делам тех, кто за плату хранит в банях одежду, учрежден судья, чтобы он сам проводил следствие, если (указанные лица) совершали бы обман при хранении одежды» (Дигесты, 1.15.3.5).

Люди беспокоились, как бы с их женщинами, отправившимися в бани, не случилась какая беда, как видно из этой официальной жалобы, найденной в Египте: «От Гиппалия, сына Архиса, казенного крестьянина из деревни Эвхимерия района Темиста. Десятого тиби, когда моя жена Аплоуния и ее мать Термия мылись в бане, на них напали Эудамония, дочь Протарха, Эттитаис, дочь Пииса, Деий, сын Аммония и Геракл и нанесли моей жене Аплоунии и ее матери множество ударов в деревенской бане, так что она слегла в постель. Во время драки она потеряла золотую сережку весом в три четверти, браслет из нештемпелеванного металла весом 16 драхм, бронзовый браслет стоимостью 12 драхм; и Термис, ее мать, потеряла золотую сережку весом две с половиной четверти…» (Роулэндсон, № 254).

Но все равно для простых людей посещение бань оставалось определенно неотъемлемой и приятной частью быта.

Говоря об этом месте, обычно полном мужчин и женщин (для последних отводились другие часы посещения), мы автоматически представляем себе сияющие мрамором термы Каракаллы в Риме или великолепные бани Клюни в Париже, считая их чуть ли не символом великой римской цивилизации. Отчасти, конечно, так и есть; кого не поражала роскошь этих заведений? Но за красотой и роскошью отделки скрывалась воистину ужасающая реальность. И простой народ, и элита наслаждались в термах уходом за телом и общением с друзьями, и, очевидно, их совершенно не беспокоило полное отсутствие гигиены. Мы не знаем, насколько часто менялась вода в бассейнах, но не можем утверждать, что делалось это регулярно и достаточно часто. Перед мытьем люди натирались различными мазями, а затем скребницами соскребали с кожи грязь и пот, а значит, вся эта грязь смывалась служителями прямо в бассейн. Иногда при термах имелись уборные, но тем не менее многие пользовались вместо нее бассейном: «Но всегда страшнее и опаснее облегчаться в божьем храме, на площади, на улице или в бане: это предвещает божий гнев, великий срам и немалый убыток, а вдобавок – что тайное станет явным и что сновидца будут ненавидеть» (Сонник, 2.26).

Одним словом, вся грязь, пот, прочие выделения и микробы, с чем человек приходил в бани, передавались с водой окружающим. Особенно в помещениях с горячей водой количество вредных бактерий должно было быть просто астрономическим. Хотя вся эта нечисть с водой наверняка способствовала распространению всяческой заразы, указаний на то, что люди осознавали эту опасность, мы не находим. Напротив, доктора давали своим пациентам рекомендации – «посетить термы», так что больных, можно сказать, подстегивали (как мы теперь понимаем) заражать своими болезнями других или приобретать новые хвори в месте, которое должно было их вылечить. Иногда даже императоры посещали общественные бани наравне с простыми людьми; впрочем, один из них, Марк Аврелий, определенно этого избегал: «Вот каким тебе представляется мытье: масло, пот, муть, жирная вода, отвратительно все» (Размышления, 8.24).

В термах всегда царило шумное оживление. Артемидор отмечал, что видеть во сне пение в термах означало беду; некоторые тоже думали, что видеть, как ты сам моешься в бане, не к добру, потому что страшный шум указывал на беспорядок в жизни. Сенека выразительно жаловался на это, воображая, что значит работать в жилище, расположенном над публичными термами: «Сейчас вокруг меня со всех сторон – многоголосый крик: ведь я живу над самой баней. Вот и вообрази себе все разнообразие звуков, из-за которых можно возненавидеть собственные уши. Когда силачи упражняются, выбрасывая вверх отягощенные свинцом руки, когда они трудятся или делают вид, будто трудятся, я слышу их стоны; когда они задержат дыханье, выдохи их пронзительны, как свист; попадется бездельник, довольный самым простым умащением, – я слышу удары ладоней по спине, и звук меняется, смотря по тому, бьют ли плашмя или полой ладонью. А если появятся игроки в мяч и начнут считать броски, – тут уж все кончено. Прибавь к этому и перебранку, и ловлю вора, и тех, кому нравится звук собственного голоса в бане. Прибавь и тех, кто с оглушительным плеском плюхается в бассейн. А кроме тех, чей голос, по крайней мере, звучит естественно, вспомни про выщипывателя волос, который, чтобы его заметили, извлекает из гортани особенно пронзительный визг и умолкает, только когда выщипывает кому-нибудь подмышки, заставляя вместо себя визжать клиента. К тому же есть еще и пирожники, и колбасники, и торговцы сладостями и всякими кушаньями, каждый на свой лад выкликающие товар. Ты скажешь мне: „Ты железный человек! Ты, видно, глух, если сохраняешь стойкость духа среди всех этих разноголосых нестройных криков, между тем как нашего Криспа довели до могилы чересчур усердные утренние приветствия“. Нет, клянусь богом, я обращаю на этот гомон не больше внимания, чем на плеск ручья или шум водопада, – хоть я и слышал про какое-то племя, которое перенесло на другое место свой город только из-за того, что не могло выносить грохот нильского переката. По-моему, голос мешает больше, чем шум, потому что отвлекает душу, тогда как шум только наполняет слух и бьет по ушам» (Сенека. Письма, 56.1, 2).

Но забудем об этом, главное, термы были местом общения простых людей и их семей. Дети часто ходили в бани вместе с родителями. Одна эпитафия из Рима рассказывает нам грустную историю: «Дафна и Кризей, вольноотпущенники из Лако, поставили этот памятник своему дорогому Фортунату. Ему было всего 8 лет. Он утонул в бассейне терм Марса» (СIL 6.16740).

Ей вторит еще одна надпись, сделанная самим гравировщиком: «Я, несчастный отец, вырезал эту надпись для моего сына, который бедняжка, утонул в бассейне. Он прожил всего 3 года и 6 месяцев» (CIL 9.6318, Чиети, Италия).

Порой женщинам разрешалось мыться вместе с мужчинами. Помпей Катусса написал трогательную эпитафию: «Богам подземного мира и в вечную память о Бландинии Мартиоле, достойнейшей женщине, которая прожила 18 лет 9 месяцев и 5 дней. Помпей Катусса, житель Секаниана, штукатур, поставил этот памятник своей несравненной жене, всегда доброй ко мне, которая жила со мной 5 лет 6 месяцев и 18 дней без ссор и упреков, и себе, хотя я еще живу. Ты, кто читает эту надпись, пойди в термы Аполло и помойся, как я делал это с женой. Как я хотел бы снова это делать!!» (CIL 13.1983=ILS 8158, Лион, Франция).

Выходя из дома, места встречи с друзьями или из терм, простой человек оказывался на улице, где со всех сторон его окружали невероятный шум и суета. Как и все остальные горожане, он много времени проводил на открытом воздухе, находил нужные ему товары, особенно продукты в ларьках, расположенных вдоль всей улицы. У некоторых более приличных магазинов были свои прилавки. К нему приставали шнырявшие в толпе нищие, на перекрестках уличные музыканты играли на разных инструментах, получая за это «кто сколько может». Кого только не было в этой пестрой толпе: уличные философы, предсказатели, фокусники, мошенники и ловкачи: «И мы часто видим, как даже в самой страшной толчее и гвалте человек невозмутимо занимается своим делом; напротив, человек, играющий на флейте или обучающий этому учеников, целиком поглощен этим, часто ведет занятия прямо на улице, и ни бурлящие толпы народа, ни производимый ими шум не отвлекают его; также и танцор или учитель танцев настолько захвачен своим искусством, что совершенно не замечает окружающих; то же относится к арфисту и художнику. Но есть и самое невероятное. Учитель начальной школы сидит со своими учениками на улице, и ничто в этой суматохе не отвлекает его от процесса обучения. Помню, однажды, проходя через Ипподром, я видел много людей на одном месте, каждый из которых занимался чем-то своим: один играл на флейте, второй танцевал, третий показывал фокусы, еще один вслух читал какую-то поэму, тот пел, а этот рассказывал какую-то историю или легенду; и, однако, никто никому не мешал заниматься своим делом» (Дион Хрисостом, Речи, 20. 9—10).

Большое место в жизни простых горожан занимало общение с соседями. В свободное от работы время простолюдины часто сиживали в близлежащей таверне. Достаточно привести один пример. Стенные росписи в таверне «Семь мудрецов» в Остии отражают юмор завсегдатаев таких мест. Она была типичной «забегаловкой» без каких-либо претензий на архитектурные и прочие излишества. Семь мудрецов[1] пользовались большим уважением среди элиты: их бюсты и изречения украшали богатые дома. Но на рисунках в таверне семь мудрецов Древнего мира изрекали истины откровенно порнографического содержания; люди, изображенные на стенах в процессе облегчения мочевого пузыря, подражали их высказываниям весьма живописным и вульгарным языком. Наравне с благородным происхождением и богатством привилегию аристократов составляло прекрасное образование. Хотя элементарное образование было доступно и простолюдинам – изречения семи мудрецов распространились в народе и приобрели характер популярной философии, – тем не менее насмешка над «утонченным» образованием явно находила отзыв в сердцах людей. На погребе таверны были нарисованы дорогие вина: в данном случае объектом насмешки стало выставленное напоказ богатство. Хотя само «происхождение» не являлось предметом насмешек, оно было связано с двумя другими свойствами элиты. Это напомнило мне басню о «Войне между мышами и ласками»; как говорил Федр, иллюстрации к этой басне стали излюбленным мотивом стенных росписей в тавернах. Итак, мыши и ласки постоянно воевали друг с другом, и всегда побеждали ласки. Тогда мыши решили, что им нужен предводитель из элиты, поэтому они выбрали самую сильную, умную и отважную мышь благородного рождения, чтобы она обучила их армию. Как только новая элита провела реорганизацию и обучение своей армии, мыши объявили ласкам войну. Мышиные генералы прикрепили к своей голове соломинки, чтобы выделяться из общего войска. Не успело сражение начаться, как мыши стали отступать и прятаться в свои мышиные норки. К несчастью, высокие плюмажи из соломинок мешали генералам проскользнуть в узкие отверстия норок – и ласки всех их переловили и сожрали (Бабрий, 31, Федр, 4.6). Эта всем известная басня высмеивала самоуверенность, глупость и бестолковость высокорожденных.