Наум Лещинский - Старый кантонист

• Название: Старый кантонист
• Автор: Наум Лещинский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1931

---

Мы наелись доотвала, а она все упрашивала:

— Скушайте еще блинчиков: вы ж ничего не кушали… Разве ж так кушают? Со сметанкой, а то с маслицем. А то творожку с свеженьким хлебцем… А то вот яичко… свеженькое, только сегодня из-под курицы… А то моченое яблочко… сладкое, как сахар… как мед…

К от’езду она приготовила нам два мешка с провизией, и со слезами провожала нас.

— Матери ведь нет, некому накормить… — и утиралась фартуком.

Мы поехали дальше…

Я лег на дно телеги и несколько времени спустя забылся… Когда я проснулся, была уже ночь. Лунный свет ударил мне в глаза. Обоз наш стоял подле каких-то изб. Ребята громко плакали спросонок. Их разбудили, так как здесь надо было выгружаться.

Иося тихо всхлипывал. У него был слабенький жалобный голосок, и когда он плакал, жалость проникала в самую глубину души. Невольно забывалось о своем собственном горе, и вся забота и внимание обращались на него. Я взял его на руки и, сгибаясь под тяжестью, понес в избу, куда возчики вносили сонных детей. Я поместился с ним в уголке на полатях. Он прильнул ко мне и вскоре заснул.

Мне было приятно, что ему хорошо со мной. Я привязался к нему, как к младшему брату, и с нежностью заботился о нем…

Рано поутру мы двинулись дальше, и на следующий день, к вечеру, прибыли в деревню под Киевом. Тут мы переночевали. Утром рано бородатый сдатчик, их было тут несколько, разбудил нас.

— Вставайте скорей, — торопил он, — надо снять с вас цепи.

У меня явилась мысль не давать снимать цепи: пусть воинское присутствие увидит, как нас везли, и может быть накажет за это сдатчиков. Мне хотелось в последний раз отомстить бородатому. Один из старших мальчиков — Шимон Бобров — согласился со мной.

— Не снимем цепи, — сказал я. И вслед за мной и остальные закричали:

— Не хотим!..

— В Киеве снимем… Все равно, уж недалеко…

Сдатчик грозно посмотрел на меня, как на уже известного ему бунтовщика и, ничего не сказав, вышел.

Несколько минут спустя он вернулся в сопровождении кузнеца и его двух подручных. Кузнец с молотом и клещами подошел ко мне, ухватил клещами мою цепь, ударил по ней молотом и в один миг я был свободен от оков. То же самое он проделал и с остальными…

Несколько часов спустя мы были в Киевском воинском присутствии…

Глава VI. Во имя бога

Тут нас только наружно осмотрели. У кого были руки, ноги, глаза, тот был и годен в кантонисты. Только двоих забраковали: их головы были сплошь покрыты струпьями от золотухи.

Теперь нашу партию составляли человек триста. Сдатчиков заменил молодой, всегда пьяный офицер, начальник партии, и его помощники — унтеры и дядьки. С этим начальством приходилось держаться уже не так, как с прежним — сдатчиками. Я это сразу почувствовал. С офицерами до сих пор мне не приходилось сталкиваться. Солдатский же нрав я знал, так как, когда мне было лет семь, у нас квартировал солдат. Тогда был сильный голод, и мы голодали. Солдат, бывало, приносит свой паек, сидит и есть. А я и сестра, голодные, смотрим, как он уплетает свой хлеб. Солдат иногда давал мне кусочек и говорил: «На тебе, кормись, вырастешь, будешь солдатом. А ее кормить нечего: она баба, солдатом не будет». И сестре он не давал ни крошки…

Сейчас я вспомнил это с особенной яркостью. Такой же суровый старый солдат был теперь моим дядькой, т. е. моим начальником, учителем и наставником.

Беспрекословно и быстро, по команде, надо было исполнять все его приказания. Это было страшно. Без рассуждений, без мыслей, без чувств, как истукану, надо было делать все.

Недели две спустя мы, под командой нового начальства, двинулись в Чугуев.

Эта суровая обстановка сильно подействовала на меня. В душе произошел перелом: мысли и чувства изменились. Под властью сдатчиков можно было еще надеяться на избавление. Теперь об этом нечего было и думать. Некогда было и вообще думать о чем бы то ни было. Все время было занято исполнением обязанностей. Следовало угождать начальству, чтобы не попасть в немилость, не подвергаться побоям. Мысль о доме, о родных надо было вычеркнуть… Словно топором было сразу отрублено мое детское прошлое, я и помечтать о нем не смел…

По прибытии на место мы поступили в ведение начальника Чугуевского отделения кантонистских рот. Тут собралось нас около четырехсот человек еврейских мальчиков. Был образован батальон, и мы стали заниматься.

Каждый день к нам в казарму приходили два попа; один низенький старичок, с жиденькой седой бородкой, о. Никодим. Другой высокий, красивый, средних лет, с черной подстриженной бородой и черными, быстрыми глазами, о. Иоанн. Они занимались с нами законом божьим.

В конце длинной казармы с одной группой занимался о. Иоанн. Во время урока он ходил взад и вперед, заложив одну руку за борт коричневого подрясника и говорил громовым басом, от которого становилось холодно и пусто в душе.

На другом конце казармы, с другой группой, в которой был я, занимался о. Никодим. Он сидел на стуле и говорил слабым, немного сиплым голосом смиренного и любвеобильного пастыря:

— Итак, маленькие израильтяне, — говорил он, заканчивая беседу, — сегодня мы с вами пойдем в церковь господню и помолимся господу богу нашему Иисусу Христу…

Это было в воскресенье. Некоторые из нас говорили хорошо по-русски. Пятнадцатилетний Шимон Бобров даже знал грамоте. Некоторые младшие говорили плохо. Были и такие, которые совсем не понимали по-русски, как мой маленький друг Иося. Речь о. Никодима убаюкала его, он сидел, прикорнув ко мне, и дремал.

— Ты будешь креститься? — спросил у меня Шимон, когда мы стали собираться в церковь.

— Что ты, с ума сошел? Конечно, нет, — ответил я.

— Смотри же, — погрозил он мне пальцем. — А то я напишу твоему отцу…

— Ты заботься лучше о других, — говорил я, — а обо мне не беспокойся… Другим говори, чтобы не крестились…

— Ребята, — обратился Шимон ко всем, — сегодня нас хотят окрестить… Вы будете креститься?

— Нет, — единогласно ответили все.

— Ну так вот: если вас спросят, хотите ли креститься, скажите: никак нет. Слышите.

— Хорошо!.. Хорошо!.. — кричали все. — Не будем креститься!

— Эй, вы, жиденята, — крикнул седоусый дядька. — Чего вы тут завели жидовский кагал: гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-гыр. Собирайтесь живей в церковь!

Мы выстроились и отправились в церковь.

Церковь была небольшая, молящихся было много. Нас провели вглубь, поближе к алтарю, где для нас было приготовлено место. От множества сверкающей позолоты я зажмурился. Когда я открыл глаза, передо мной точно в тумане далеко впереди, за горящими свечами двое или трое людей что-то делали, что-то читали и пели. По громовому голосу я узнал о. Иоанна, но самого его не видел. Его громовой голос страшно пугал меня, звучал роковым приговором, который вот-вот будет приведен в исполнение.

От духоты, дыма кадил и испытываемого волнения, страха я задыхался. Сильно разболелась голова, дрожали ноги, я еле стоял…

— После обедни нас наверное будут крестить… — шепнул мне стоящий подле Шимон.

Я молчал; словно окаменел. Я только посмотрел на него и заметил, что его лицо страшно бледно; черные глаза ввалились и лихорадочно блестят. Такое же лицо было, верно, тогда и у меня…

Но вот церковная служба окончилась. Нас вывели на площадь, выстроили. Тут было все начальство, военное и гражданское, была масса народа: пришли смотреть, как будут крестить сразу целый батальон еврейских мальчиков. Обстановка была торжественная.

О. Никодим стал говорить нам речь о значении православного богослужения и о ненужности других вероисповеданий. Особенно подробно он критиковал иудейство, уничтожая его. Он старался выражать свои мысли просто, удобопонятно, чтобы всякий мог его понять. И я его хорошо понимал. Он выражался елейно, благочестиво и лицемерно скорбел о заблудших евреях. Несмотря на это, я все время чувствовал обиду…

— Итак, дети мои, закончил речь поп Никодим, — вы должны благодарить бога, что он вас вводит в лоно православной церкви, в которой вы будете спасены, унаследуете царство небесное. Вы заблуждались; теперь вы пребудете на истинном пути господнем. Благословляю вас, — поднял он обе руки. — Аминь.

После него заговорил Иоанн. Его голос гремел недолго. Краткая речь его являлась дополнением речи Никодима.

— Чтобы войти в лоно православной церкви, — сказал он между прочим, — надо принять ее святое крещение. Святое крещение очищает духовно и телесно. Оно очистит дух ваш и ваше тело от той скверны, в которой вы пребывали доселе. Аминь.

— Ну, жиденята, хотите креститься? — обратился к нам наш начальник полковник Барков, высокий, толстый человек средних лет, с редкой, словно выщипанной бородкой.

После лицемерно елейных речей священников откровенно грубое обращение полковника звучало дико и нелепо. Никодим в смущении затеребил двумя пальцами бородку и, опустив глаза, сконфуженно заулыбался.