Александр Говоров - Византийская тьма

• Название: Византийская тьма
• Автор: Александр Говоров
• Жанр: История
• ISBN: 5-85255-753-6

Действие романа современного писателя и историка происходит в Византии периода ее последнего взлета, приходящегося на годы правления Мануила и Андроника Комнинов, и начала упадка, закончившегося взятием крестоносцами Константинополя в 1204 году. Исторически точный бытовой фон эпохи, напряженный сюжет, яркие характеристики действующих лиц — все это дает возможность читателю узнать много нового о тех далеких временах.

---

Ликторы и хоругвеносцы прошли изрядную часть пути и достигли площади Тавра. А самый катафалк императора, увитый белыми лентами и украшенный цветами, все еще никак не может двинуться из-под сводов Святой Софии, настолько длинна и сложно устроена процессия. Идет духовенство различных рангов: горбоносый старый патриарх, которому тоже есть что вспомнить об усопшем, митрополиты в пурпурных, палевых, фиолетовых, шафрановых и других облачениях, архиереи в златотканых ризах. Вливаются на площадь Тавра, пение духовенства воздымается под небеса: «Се есть жизнь бесконечна!»

На площади Тавра, иначе называемой форум Быка, на громадном гранитном постаменте высится медный бык, наклонивший рога. Когда-то каким-то императором он также привезен как трофей, после разгрома одного из языческих храмов Малой Азии.

Денис обошел серый монумент Тавра с тем, чтобы откуда-нибудь удобнее наблюдать прохождение живописной процессии. Мысли, обуревавшие каждого византийца по поводу эпитафии Мануила, были понятны и ему.

Городской эпарх Каматир, тот самый сугубый правдолюбец, который, если помним, на ужине у Манефы печалился, что не может занять должность патриарха, оказавшись в должности эпарха, постарался себя показать. Был составлен подробнейший план участия всех граждан в шествии, каждая более или менее приличная семья получила место на улице, за порядок на котором и отвечала, со всеми своими чадами и домочадцами, родными и близкими. В этом ей помогали разнообразные чины полиции, самыми явными были стражники из варваров, которых легко было узнать: у них на голове был запоминающейся формы бутылкообразный шлем, как у Афины Паллады.

Денис пристроился у подножия гранитного куба с гигантским быком, наблюдая бесконечные ряды проходящих мимо с пением попов, думая, как они, по существу, однообразны, несмотря на кажущуюся пестроту одеяний. При помощи официальной церкви Византия сумела создать то, казалось ему, к чему в истории стремилось немало цивилизованных обществ, — максимальное однообразие индивидуумов, отдельных граждан. Ему казалось, что они не более отличны друг от друга, чем, например, пчелы золотые в улье… Но внутреннее противоречие тут же вступало с ним в спор, подсказывая обратные примеры, хотя бы Сикидит, одноглазый пират, Ферруччи-лягушка, Теотоки…

— Всё идут и идут, чинуши проклятые, — ворчал законопослушный гражданин, держа в руке веский кулек, в котором находилась полученная им бесплатная царская раздача, выглядывали аппетитные колбаски и даже ломтик сыра. — Когда закончится у нас это засилье бюрократии?

— Который час? — поинтересовался он у Дениса. — Шестой час стоим, аж борода взмокла!

Кстати, по поводу все той же бороды. Хорошо, что Денис оставил «на том свете» свой бритвенный прибор. До этого он никогда не ходил небритым, а здесь пришлось ему какую-то гадость запустить — ножницами подстригал. В Византии борода есть политический паспорт, люди, говорят, кончают самоубийством, если не формируется борода. В политических целях бороду даже подклеивают чужим волосом — после убийства императора Иоанна Цимисхия его роскошнейшая борода, смущавшая знатных дам и первых министров, оказалась фальшивкой… Рабам и солдатам бороду носить не положено в знак того, что они неполноправные граждане.

— В глазах рябит, — доверительно сообщил Денису обладатель продовольственного кулька. — И идут и идут, как сукины дети.

Видно, желание почесать язык было у него непреодолимей страха попасться на крючок стражей уха.

— Сколько шествует одних Комнинов! — загибал он пальцы на свободной руке. — Алексей протосеваст раз, затем Алексей царевич, наследник, значит, два… Алексей, которого зовут Левша, три. Есть еще Алексей четыре и Алексей пять. А вот шествует со своими многочадцами Иоанн Комнин Толстый. Говорят, Комнины во всем первенство любят брать. Этот действительно уж толстый так толстый! А клиентов своих привел, а челядинцев — воистину сарацинское воинство!

— Дурень ты, — отвечал первому законопослушному гражданину второй, расположившийся по другому боку Дениса. Он несколько перебрал от глубокой печали, поэтому и покачивался, и язык у него заплетался. — Дурень ты, больше никто. Если бы не царские бюрократы, хотел бы я посмотреть, чьи бы ты сейчас кушал бесплатные колбаски…

Денис с любопытством прислушивался к этому гласу народа, понимая, что самому ни во что вмешиваться нельзя.

И вдруг ему на плечо упало большое светлое кольцо из конского волоса. Это была серьга, и притом серьга Теотоки!

2

Теотоки кивала ему сверху, рядом с ней улыбались еще какие-то совсем незнакомые, но тоже дружественные женские лица.

Деловитый эпарх Каматир по знакомству предоставил Манефе для участия в похоронах (по способу «кричи-махай») целый приступок гигантского постамента Быка. Плотники обнесли его перилами, приделали лестнички, и Манефа разместилась там со своими моськами, горничными, Икономом, приживалками и просто симпатичными молодыми людьми. Получилось нечто весьма тесное, но веселое, похожее на московский трамвай. Кроме самой Манефы, все, оказалось, уже были знакомы с Денисом, приветливо ему подмигивали, приглашали поскорее забираться к ним наверх.

— Вот это Ира, — отрекомендовала Теотоки, позволяя Денису в тесноте поцеловать себя в щечку. — Она влюблена в вас, сеньор, по уши и даже выше. Так что, знакомя вас, я рискую!

Грациозная беляночка не переставала смеяться, разглядывая Дениса.

— Но сначала с деспотой Ангелиссой, — предупредила Теотоки. — Без представления тетушке — ни-ни. И прошу, про мистические ваши авантюры пока ни слова!

И она подвела Дениса к матроне, насколько позволяла теснота площадки.

— Это Дионисий, из Археологов, я тебе рассказывала…

— Благословит Бог, — важно ответствовала Манефа. В жаре и оглушительном звучании хоров она уже плохо все воспринимала. И продолжала растолковывать невидимому соседу, стоящему о другой ее стороне: — Ну что ж, если василевс у нас дитя, это даже к лучшему, такая простота сердца! Пусть опытные педагоги подбирают ему игрушки — и по политике, и по воинскому делу.

— Но сознайся, всепочтеннейшая, — отвечал ей собеседник, и Денис узнал хрипловатый и вечно возмущенный басок Ласкаря, пафлагонского акрита. — Ни в законе божеском, ни в законе человеческом нет, чтобы младенец был женат, обвенчан и чтобы жена у него была взрослая женщина…

Теотоки показала Денису небезызвестного Ангелочка в весьма воздушных одеяниях, который с утра уже клюкнул и мечтательно заводил глаза.

— Акоминат, — представился его сосед, благообразный молодой человек, как раз из числа тех, кто соблюдает культ бороды.

«Акоминат, Акоминат… — напряг память Денис. — Что-то очень уж знакомое. Вертится на языке — Акоминат…»

— Археологи? — в свою очередь, рассуждал Акоминат, который числил себя в специалистах по части генеалогии. — Это откуда же такие? Что-то очень восточное — Трапезунд, Колхида, Фанагория?

Здесь тоже шел свой разговор о политике. Никита Акоминат заверял, что силой естественного хода вещей все придет к воцарению Андроника, который ныне в опале. Об этом чернь кричит на всех перекрестках.

«Андроник I Комнин? — вспоминал Денис. — Был, был вроде такой монарх в восьмидесятых годах XII века… Если поднапрячься, можно и точнее вспомнить. Зверюга был и демагог, пуще всех прочих».

В том же духе высказался и Акоминат.

— Народ, он что? Мало ему было твердой руки при Мануиле, царство ему небесное? Забыли, что ли, басню, как Юпитер лягушкам царя посылал и что из этого вышло? С Андроником будет еще похуже…

— Ни-ки-та! — коснулась его веером Теотоки. — Побойся же ты Бога, вот его, принца Андроника, родная дочь…

А принцесса эта, Ира, ничуть не волнуясь политической аттестацией папеньки, только и делала, что взирала на Дениса, как на некое божество. И лицо ее, светлое, осмысленное, казалось само источником лучей.

— Эт-то моя не-ве-ста! — с расстановкой произнес вновь перегрузившийся Ангелочек, в том духе, что он не даст ее обижать. Но на него никто и внимания не обратил.

Никита принялся оправдываться, уверяя, что для таких личностей, как принц Андроник, «сильная рука» есть лучшая похвала.

— И! — смеялись собеседницы, взмахивая веерами и попивая сок, который приготовил им со льда заботливый толстяк гном Фиалка. — Не отговоришься теперь, милый Никита!

— Я все передам отцу, — обещала Ира. И непонятно было, серьезно она или шутит.

— Плюнь на них, принцесса, — все так же с расстановкой предложил Мисси Ангелочек.

Денис не вступал в разговор. Из-за запаха перегретых солнцем тел и каких-то базарных духов, которыми был обильно надушен гном Фиалка, до него донесся неповторимый аромат лаванды. И стало ему грустно.